Максим Бодягин - Привратник

Уле, сияя синими глазами, подбежала к Крестофору и обняла мужа. Тот отслонился и шепнул: не нарушай обычай, сядь на место. Уле обиженно надула губы и села на табурет рядом со свекровью. Вслед за ней все женщины расселись вдоль разделанной туши, опираясь на колени локтями и вытянув окровавленные руки вперёд. Мужчины подошли к своим супругам с вёдрами, опустились на колени и начали нежно омывать руки тёплой водой. Юнхелине с трудом проглотила комок слёз, ведь ей уже много лет никто не приходил омыть руки. Сантиф заметил выражение лица матери, взял ведро и присел напротив, выжимая тряпку: мама, всё будет хорошо. Устала? Юнхелине только молча кивнула головой. Её пальцы, покрытые мелкими ранками от чешуи и косточек, тряслись от недавнего напряжения. Сантиф покачал головой и начал отмывать их от липкой крови с нежностью, которую от него было сложно ожидать.

В этот момент раздался голос Крестофора: посмотрите на руки моей Уле! Нежнее морской пены эти руки! Тут же со всех сторон отозвались мужские голоса: тхе, ты посмотри на руки моей жены, вот где нежность! Зехария провёл рукой по пальцам Ине и крикнул: самые нежные руки у моей жены! Ох, вы бы знали, как они умеют касаться мужа!

Крестофор украдкой достал из кармана крохотный флакончик с духами и капнул в ведро, потом намочил в воде шершавую губку и начал отмывать руки Уле, стараясь касаться их как можно легче. Синяя корка ссохшейся крови покрывала их целиком, словно перчатка, и Крестофор никак не мог разглядеть, сколько там порезов и как они глубоки. Он так увлёкся этой работой, что соверешнно механически отвечал на реплики отца и мужчин из семьи резчиков. Наконец, кровь и слизь стали растворяться, духи разошлись в воде и их аромат начал перебивать резкий запах драккарии, Крестофор нежно промывал жене лунки ногтей, высвобождая их из-под настырной синевы, никак не желающей растворяться, и почувствовал, как Уле игриво прихватывает его за пальцы, мешая ему работать. Он поднял глаза на жену и вопросительно посмотрел на неё. Уле порозовела, в её взгляде плясали те же чёртики, которые всегда дразнили Крестофора перед тем, как они вместе шли в постель. Те же чёртики, которые соблазнили его шесть лет назад, когда он впервые увидел её на большом торге и понял, что ещё никогда не видел таких синих глаз.

Он шёпотом спросил: ты меня дразнишь? Конечно, ответила Уле и ещё сильнее порозовела, нажимая ногой на его его стопу и словно бы прихватывая его пальцами сквозь сапог с мягкой подошвой. Зачем ты принёс духи, они же стоят кучу денег? Хотел сделать тебе сюрприз, я же знаю, что ты не любишь запах драккарии, улыбнулся Крестофор. Уле взъерошила ему волосы и счастливо улыбнулась. Крестофор зажмурился от удовольствия, растворившись в прикосновении любящих рук жены, и услышал её голос: смотри, кто-то прислал сообщение.

Он открыл глаза и увидел золотистого почтаря, жужжащего в воздухе на уровне глаз. Они с Уле протянули руки ладонями вверх. Инсект выбрал Крестофора, опустился на его ладонь и пробежал до запястья, щекоча руку зубчатыми жёлтыми ножками. Я знала, что это к тебе, сказала Уле. Некому посылать мне сообщения почтарём.

Это была горькая правда. Вскоре после того, как Крестофор увёз её на Привратник, мать Уле умерла, сёстры тоже разъехались, а брат погиб чуть позже.

Крестофор закатал рукав куртки чуть выше, позволил инсекту выбрать участок кожи помягче и замереть, поглаживая руку полупрозрачными суставчатыми усиками. Как только почтарь замер, Крестофор сдвинул усики, почувствовав импульс, пробежавший между ними, словно слабый удар током. Инсект выдвинул тонкий, чуть толще волоса, хоботок и погрузил в вену Крестофора. Короткая, но яркая вспышка пронзила тело, получение письма часто было болезненным, но не в этот раз. Сейчас ощущение оказалось хоть и интенсивным, но очень коротким. Прибыли гости, срочно нужно встретить их, как полагается, пересказал Крестофор жене содержание письма. Буама Некодим вышел им навстречу, прибывшие пока в гостевом домике под охраной до тех пор, пока затра Хантолеон не дал им разрешение на выход. А кто приехал, спросила Уле и лицо её озарилось детским любопытством, это уже гости на торг? Нет, милая, поцеловал её в нос Крестофор. Прибыла светлая буамини и угадай, что? Возможно, теперь мы сможем зачать ребёнка! Уле всхлипнула, отвела глаза, быстро отёрла рукавом нижний край век и шепнула: я отдам за это, что угодно. Я знаю, милая. Надо сказать отцу.

Крестофор встал с песка, чтобы пересказать отцу содержание письма, но Зехарии уже нигде не было. Ине тоже куда-то делась, хотя хвалительный обряд был в самом разгаре, мужчины пели, стараясь перекричать друг друга, хохотали и хлопали друг друга по плечу. Женщины краснели от сальных шуточек, закрывали лица, смеялись и подкалывали друг друга и чужих мужчин, заступаясь за своих мужей. Крестофор с удовольствием бы посидел со всеми, но отсутствие отца его насторожило, поэтому он чмокнул Уле в макушку и шепнул: я поеду и дам все нужные распоряжения, а ты побудь тут. Тебе ведь весело? Уле кивнула в ответ: конечно, весело. Просто я ужасно тебя хочу. Я тоже тебя хочу, но сейчас нам не дадут побыть вместе, гостей надо встретить, как положено. А потом? Обещаю, что потом сделаю всё, что тебе захочется.

Они поцеловались и Крестофор поднялся по ступенькам, тяжело крякая всякий раз, когда хромая нога подводила и боль поднималась вверх по бедру. Уле смотрела ему вслед с любовью, слегка морщась, когда он опирался на палку, скрипящую под его весом. Она морщилась, словно бы всеми силами хотела слегка приподнять мужа, облегчить ему подъём. Наконец, он справился с высоченными ступенями, обернулся и помахал ей. Она сложила губы поцелуем и игриво подмигнула, Крестофор улыбнулся и исчез за парапетом.

Когда его голова показалась над каменным бортом, которым оканчивались ступени, Крестофор моментально всё понял. Это было не впервые, Ине и отец сильно ссорились. Раскрасневшийся Зехария что-то яростно шептал, стараясь, чтобы звук его скрежещущего голоса не донёсся до поющих внизу людей. Он еле сдерживался и от этого всё больше багровел, его треугольные глазки побелели от гнева. Ине отрешённо смотрела в сторону, её лицо, как обычно, не выражало ничего, кроме ледяной вежливости. Я знаю, что таков обычай, но он не даёт тебе права называть меня шлюхой, донеслись до Крестофора её слова. Я не называл тебя шлюхой, прошипел Зехария. Ты говорил вещи и похуже. Зехария вздел лицо к небу и проскрежетал: женщина, у тебя вообще уши есть? Я всего лишь похвалил твою грудь! Я не собираюсь терпеть такого, мне всё равно, обычай это или нет, я не хочу, чтобы моё тело обсуждали на людях, ледяным колокольчиком прозвучал голос Ине, она повернулась и пошла к моноциклу.