Максим Бодягин - Привратник

Крестофор подлетел к берегу в тот момент, когда предохранители заорали непрерывно, сообщая, что подъёмники опустошены и аэрокаб грохнется о землю через несколько минут. Их угасающей мощности хватило ровно на то, чтобы как следует приземлить аппарат без повреждений, после чего они издали печальное гудение и вырубились. Крестофор с сожалением выбрался из кабины, снова чертыхнувшись, когда хворая нога отдалась режущей болью в колене и бедре, закрыл фонарь, запер кабину и осторожно спустился на землю.

Ему не хотелось идти домой. Он снял ветрозащитные очки и кожаный шлем. Ветер, тут же растрепавший его короткие волосы, уже наполняла сладкая весенняя влага. Крестофор ткнулся лбом в корпус аэрокаба, глядя, как дыхание замутняет полировку, и рисуя на ней пальцем бессмысленные загогулины. Всё тело дрожало. Он уже давно заметил, что стоило ему изрядно понервничать, как нога сразу же напоминала о себе. Сейчас она ныла так, что хотелось кричать.

Ине сказала, что когда-то любила отца, но ведь и он тоже его любил. Даже когда Зехария напивался в шатре чафали так, что юному Крестофору приходилось волоком доставлять его тяжеленное, измазанное чужой помадой, пахнущее чужими женщинами тело до аэрокаба, он всё равно любил его, хоть и жалел мать. Он помнил, как ей доставалось, пока она не умерла от болезни. Зехария колотил её так же, как бил сегодня Ине. Ох, Ине. Зачем ты напомнила мне о том, что отец смертен? Зачем? Теперь так трудно отогнать эту соблазнительную мысль о том, что можно просто снять с полки меч и одним ударом прекратить мучения всей семьи. А Уле? Зачем ты напомнила о том, как отец смотрит на Уле? Ты думала, я не знаю, как он пялится на неё? Ему мало одной тебя, Ине, ему надо покрыть всех самок в стаде, он не успокоится, мы все знаем, что он не успокоится. Он с каждым днём чувствует, что момент, когда ему больше не удастся войти в женщину, наступит уже очень скоро, и от этого только всё сильнее и сильнее стервенеет. Теперь ему каждую секунду приходится доказывать самому себе, что он всё ещё мужчина, самец, что он всё ещё крепок, крепче бетона и камня. Фу, как же это смешно, отец…

Когда исчезла сыновняя любовь? Куда она делась? В какой момент я перестал любить тебя? Крестофор опустился на подкрылок аэрокаба и положил ладони на медленно остывающий, но всё ещё тёплый корпус. Может быть, виновата та самая ночь, когда они переспали с Ине? А утром, проснувшись и посмотрев в глаза друг друга, увидели там одно: животный ужас перед тем, что Зехария узнает об их преступлении? Может, страх от осознания греха и ужас перед возможным наказанием и убили сыновнюю любовь, отравив её и превратив в ненависть? Или он всегда ненавидел отца, с той минуты, как увидел материнские слёзы и кровь на её разбитых губах? Но просто жил в страхе перед отцом и притворялся любящим, чтобы не встать на защиту матери и не погибнуть в схватке с Зехарией, который долгие годы был лучшим бойцом Привратника?

Вот ты где, милый сын, раздался ласковый голос буамы Некодима. Крестофор обернулся и привычно преклонил колено. Некодим подошёл ближе, достал из складок одежды чистую тряпицу и вытер Хромоногому щёки: болит? Да, сегодня что-то совсем разнылась, кивнул Крестофор. Буама понимающе покивал и мотнул головой в сторону моря: идёт тепло, сегодня-завтра будет большая паровая волна, зима закончилась. Поэтому твоя нога и ноет. Нужно немного потерпеть, сынок. У меня тоже с вечера суставы ломит. Закатай-ка штанину и сними сапог, я хочу посмотреть, как твоя ступня.

Крестофор послушно стащил сапог с больной ноги. Буама Некодим размотал портянку и помял хромую ногу Крестофора: пальцы на себя, а сейчас давай-ка пальцы от себя. Теперь согни их. Во-о-от, вот-вот, давай-давай, сгибай, я знаю, что трудно. Теперь сделай стопой круг. В другую сторону. Некодим порылся в складках одежды и достал небольшую склянку, после чего капнул на стопу Крестофору небольшое количество жидкости и как следует растёр ногу, приговаривая: грейся-грейся, наша ножка. Тебе нельзя забрасывать упражнения, я же говорил, что теперь тебе придётся до старости тренировать ногу. Крестофор кивнул и сказал: да я всё помню, просто когда нервишки расшалятся, сразу боль обостряется. Буама заткнул флакончик деревянной пробкой, убрал обратно в облако складок и потайных карманов, и переспросил: а что у тебя сегодня с нервишками? Всё же хорошо, разделка прошла удачно, гости приехали, сейчас будет пир. Крестофор вздохнул и рассказал буаме всё, что произошло.

Некодим слушал, не перебивая. Потом вздохнул и сказал: проводи-ка меня, по дороге я тоже расскажу тебе кое-что. Зехария, конечно, поступил отвратительно с точки зения обычного человека. Но куда более отвратительно то, что он видит в тебе, Крестофор, обычного человека, а не будущего преемника и не учит тебя, своего родного сына, науке быть каном. Крестофор пожал плечами: но ведь передача власти по наследству запрещена законом, зачем ему учить меня? Некодим улыбнулся: ты, прав, чтобы стать каном, нужно побороться. Но чтобы победить в этой борьбе, нужно быть каном внутри себя, нужно чувствовать себя властителем, отринуть сомнения, быть готовым властвовать, принимать решения, исходя не из собственных желаний, а из понимания общего блага семьи. А Зехария не учит тебя этому. Именно этому. Он не даёт тебе знаний о том, как выйти за пределы собственных хотений и взвалить на себя ответственность за всю семью водолазов, включая маленькие уны – нырятелей, лоцманов, морских пастухов и всех остальных.

Крестофор вскрикнул: но нельзя же так поступать с близкими людьми, как он. Он чуть не убил Ине.

Некодим отечески улыбнулся и положил руку на плечо Крестофора: Если рассуждать, как обычный человек, то правота твоих слов очевидна. Но твой отец не обычный человек, а кан, избранный защищать свою семью. Всю семью водолазов. Он не прав, но и Ине ужасающе, преступно неправа. Ты только представь, что сейчас говорят в семьях резчиков? Представь, как жёны резчиков сейчас смеются над стареющим каном, которому закатила истерику молодая жена. А он бессильно смотрел на её эскапады. Как он теперь будет настаивать на правах семьи водолазов? Кто его будет слушать? Ему скажут: сначала разберись со своей женой, Зехария. Две-три таких истории и его переизберут. И кто придёт на его место? Ты знаешь всех возможных кандидатов, никто и в подмётки не годится твоему отцу. Ты помнишь, кто был каном до него? Нет, ты, наверное, был слишком молод. Я только-только приехал на Привратник и жил ещё в гостевом доме у затры Эсторра, заодно слушал у него курс по анатомии морских иноформ. Кстати, он уже тогда был стариком. Каном водолазов тогда был Марон Пришелец, огромный волосатый мужик с севера. Его избрали каном после того, как он несколько раз помогал водолазам отбиваться от мародёров по дороге с торга. Семьи у него не было и он посватался к дочери Зеновиса, прозванного Половиной Ножа, тот командовал всеми доками, был уважаемым человеком среди водолазов. Марон заплатил огромный выкуп за жену и стал жить среди водолазов, проявив себя как удивительный воин и удачливый охотник в море.