Максим Бодягин - Привратник

Буама Пахемий из семьи резчиков прибежал посмотреть на велосипед первым и так разволновался, что Хандоре украдкой налила ему отцовской дурильни. Пахемий скрывал, что тайком попивает, но от зелёных глаз Хандоре мало, что могло укрыться. Буама Пахемий разбирался в механике не хуже любого живодела и сказал, что велосипед – очень важная находка. Теперь можно будет делать на его основе множество интересных механизмов, бла-бла-бла, дальше Николине уже не слушала. Хитренький какой! Сейчас велосипед у неё одной и ей завидует весь Привратник. А если их будет сто? Или тысяча? Нетушки, её такие дела не устраивают.

Она подъехала к распахнутым воротам отцовского завода и заглянула внутрь. Именно так Николине обычно представляла ад. Несмотря на то, что по своему рождению ей было бы положено гордиться заводами своей семьи, они совершенно не возбуждали в девушке никаких тёплых чувств. Летящие искры расплавленного металла, огромные ковши, которые металлурги волокли по подвесным рельсам на огромных железных цепях, льющаяся по жерлу раскалённая сталь, всё то, что приводило в восторг её старшего брата Фареса, заставляло Николине зевать. Единственное, что её интересовало, на что она могла смотреть часами – полуголые мускулистые работники, покрытые сажей, ворочащие в бесчисленных топках, печах и котлах длинными штуками со странным названием, похожими на ломы. Николине смотрела, как на каменных плечах работников выступают бисеринки пота, как кровавые отсветы играют на их сосредоточенных лицах, и ей становилось хорошо и немного нервно. Она облизывала губы, играла с тёмными локонами и думала, что поскорее хочет стать взрослой, не зависящей от отцовских капризов.

Николине помахала ближайшему бригадиру, тот кивнул в ответ, показал ладонь, мол, жди, и поднялся по узкой лестнице на второй этаж, взял здоровенный молоток и размашисто ударил по висевшему на цепях куску рельса. Звонкое баммм разнеслось по цеху, перекрывая гул и шипенье огнедышащего завода. Потафий выглянул из будки, укреплённой на третьем ярусе, проследил за жестами бригадира, кивнул дочери и поспешил вниз.

Николине сняла с багажника корзинку и начала один за другим разворачивать свёртки с сыром, круглицей, вяленым мясом и подсушенными хлебцами. Потафий, темноволосый мужчина с крупно вьющимися волосами, вышел из завода, вытирая лицо мягкими рукавицами. Клочковатая борода заляпала его щёки неравномерно, словно случайно разбрызгавшаяся грязь, но к подбородку сгущалась в чёрное облако, клином спускавшееся к крепкой шее. Его карие глаза всегда казались полуприкрытыми, словно у пьяного, отчего людям, малознакомым с каном Мокроногих, всегда трудно было догадаться о том, что думает Потафий и в каком пребывает настроении. Между тем, от привычного состояния спокойствия к взрыву дикой ярости он переходил моментально, точно так же моментально успокаиваясь. Мокрые ноги говорили, что их кан – словно раскалённый металл, светлый и красивый снаружи, но если подойти к нему поближе, сгоришь.

Потафий без особого интереса посмотрел на обед, принесённый дочерью, и, не здороваясь, спросил: что у тебя со Сперо? Николине залилась краской смущения и ответила, отведя глаза в сторону: он дурак. Это я знаю, нетерпеливо кивнул Потафий: ты ещё девственница? Николине распахнула глаза и возмущённо сказала: ну, па-а-апа, можно я не буду тебе отвечать на этот вопрос. Потафий закрыл глаза и снова спросил очень тихо, но так, что у дочери затряслись поджилки: Николине, ты всё ещё девственница? Девушка вздохнула и ответила: да, я всё ещё девственница. И тут Потафий взорвался: а почему?! Почему ты всё ещё девка, а, дура ты тупая? Я же сказал тебе, что ты должна сделать! Сказал? Я спрашиваю, я сказал тебе, как нужно поступить со Сперо? Господь Гифопот, ведь это так просто, нужно было всего лишь раздвинуть перед ним ноги, безмозглая идиотка. Он ведь подросток, у него такие же рыбьи мозги, как и у тебя, все пацаны в этом возрасте думают исключительно яйцами! Я спрашиваю тебя, Нике, ты раздвинула ноги? Николине молча плакала. Потафий орал, как раненая морская корова, но она уже не различала слов, обида захлестнула девушку, как солёная океанская волна. Я разделась полностью, тихо ответила она отцу: но Сперо я не понравилось. Что, задохнулся Потафий, что? Я не слышу! Ему не понравилось?

Он рванул на дочери плащ, грубо дёрнул завязки и в одно движение расстегнул платье Николине. Оно послушно разошлось и в проёме между полами показалось тёплое девичье тело. Николине закрыла лицо руками. Посмотри на себя, кукла безмозглая, орал Потафий, что могло ему тут не понравиться? Объясни мне! Что? Ты видела в зеркале своё тело? Как оно могло не понравиться мальчику-подростку? Я не знаю, еле слышно прошептала Николине. Потафий грубо схватил её за промежность, так, что она чуть не потеряла сознание, и спросил, дыша ей прямо в ухо: а так он делал? Да, немея от страха, еле проговорила Николине. Ох, Гифопот, застегнись, засранка, с отвращением произнёс Потафий, вытирая руку о фартук. Ты понимаешь, что если этот Сперо женится на полоротой Арин с её кривыми зубами, это сильно навредит всем нам? Ты правда думаешь, что такой сукин сын, как Зехария, действительно хочет женить их по любви? Нет, дорогая, Зехария и любовь – два слова, которые не могут существовать в одной вселенной. Там есть другой интерес. И этот интерес должен принадлежать нам. Тот, кто управляет Сперо – управляет его матерью. А тот, кто управляет Юнхелине – управляет всем кланом резчиков. Сперо – единственный, на кого мы пока не можем влиять. Твоя сестра и твои кузины замужем за его братьями, мы почти стали одной семьёй с резчиками. Когда ты обротаешь этого дурачка Сперо, объединение завершится. Твои дети и дети твоих сестёр уже не будут резчиками или мокроногими, они будут одной семьёй, поняла? И говорить с водолазами мы будем уже на совершенно другом языке. И делить Привратник мы будем уже совершенно иначе.

Он тряс дочь за плечи, но Николине ничего не слышала. Кровь гудела в её бедной красивой голове, красные узоры плыли перед глазами. Живот свело от боли. Девушка пыталась сдерживать слёзы, но ничего не могла с собой поделать. Страшное озарение настигло её, как удар бича: как я могла любить его, ведь я для него всего лишь вещь. И эти наряды, эти игрушки, велосипед, это всего лишь инвестиции в вещь, которую нужно продать подороже. Куда я смотрела, ведь он точно так же продал Хандоре. Он любит только придурка Фареса, а мы для него всего лишь красивые куклы, которых нужно выгодно пристроить.

Потафий слегка успокоился, открыл баклажку с пивом, оторвал полосу вяленого мяса крепкими крупными зубами, но вдруг перестал жевать и задумчиво произнёс: с другой стороны, может… Лицо Потафия озарилось: если ты не понравилась Сперо, может, ему вообще не нравятся девки? Может?.. Но так даже лучше! Если он пидор, то никто не допустит его к управлению кланом! Нет-нет, Нике, ему никогда не стать каном ни в одной семье, если он пидор. Ах, доченька, прости, что я на тебя наорал. Ты же знаешь, как оно бывает? Просто устал на работе, а там ещё дел невпроворот. А ты даже не знаешь, какой подарок сейчас сделала отцу.