Максим Бодягин - Привратник

Зелёные глаза красавицы Хандоре казались полными печали, белки налились прозрачностью, даже мелкая сеточка вен исчезла, будто бы её глазные яблоки стали протезами из фарфора. Николине посмотрела в лицо сестры, осторожно потрогала алые складки под нижними веками, вытирая ей слёзы, и спросила: ты как? Хандоре обняла сестрёнку и ответила отсутствующим тоном: никак. Ты плакала? Нет, люди ждут, что я буду заливаться слезами, как приличная жена, но я не могу. Почему, удивлённо спросила Николине, ты же любила мужа. Да, любила, пока он не перестал обращать на меня внимания, сказала Хандоре, встала с кровати и, покачиваясь, дошла до окна, взяла с узкого подоконника холодный посеребренный ковш с узором из стрельчатых листьев, с удовольствием сделала несколько глотков ледяной воды, открыла фрамугу и подставила голову под весенний наглый ветер, тут же растрепавший её тёмно-каштановые кудри. Николине с тревогой глянула на сестру и спросила: тебя шатает, у тебя точно всё в порядке? Хандоре обернулась и ухмыльнулась: да я просто смертельно пьяна. Плакать-то не могу, а мама Юне ждёт, что я вся зарёванная ходить буду. Я отыскала в тайном шкафу мужа бутыль самой жуткой дурильни и накапала в глаза, думала, сейчас слёзы польются. Сначала, действительно, было противно, но потом я даже не заметила, как окосела. А тут ты пришла. Знаешь, так удобно. Изо рта не пахнет, все думают, что я окаменела от горя. Прекрасно же.

Николине засмеялась: я всегда завидовала твоей хитрости. Но тут на девушку накатили воспоминания о том, как отец дышал ей в ухо и лапал её, и лицо Николине мгновенно скривилось от отвращения и боли. Что с тобой, вскрикнула Хандоре, испугавшись этой перемены в лице сестры. Ничего, ответила Николине и вдруг из неё извергся целый фонтан слёз, они текли водопадом и никак не желали останавливаться, Николине даже не пыталась остановить поток из глаз, из носа и повалилась на бок, крупно вздрагивая всем телом. Хандоре перепугалась уже по-настоящему, села на кровать и осторожно положила руку на спину сестры. Потом легла сверху и обвила её руками, гладя по волосам и ласково шепча: ш-ш-ш, тихо, Нике, тихо, моя маленькая, кто тебя обидел? Нет-нет-нет, замотала головой Николине, я не могу, не могу тебе сказать.

Хандоре встала с кровати, отлила из ковша воды в большой посеребреный стакан, достала из-под подушки небольшую бутылочку зелёного стекла, с усилием отвернула пробку и в стакан пролились несколько капель. Запахло анисом. Хандоре протянула сестре раствор: попей, Нике, это успокаивает. Буама Пахемий сделал всем нам этот нострум на период траура. Николине взяла стакан и жадно выхлебала его до дна, не обращая внимания на то, что добрый глоток пролился прямо на её красиво очерченный подбородок с ямочкой, как у сестры.

Хандоре молча ждала, когда сестрёнка успокоится, промакивая её лицо шитым полотенцем. Когда плечи Николине перестали, наконец, вздрагивать, она вновь провела рукой по её волосам и спросила: ну, что? Николине тяжело вздохнула, попыталась что-то сказать, но остановилась. Потом она снова сделала несколько попыток и лишь когда лекарство окончательно подействовало, спросила сестру: Хане, скажи, а отец когда-нибудь трогал тебя? Глаза Хандоре расширились: в смысле? Николине отвела глаза и спросила снова: отец, наш отец когда-нибудь лапал тебя как женщину? О, боги, о, Гифопот, властитель огня, простонала Хандоре, закрыв лицо руками и рухнула спиной на кровать. Не может быть, раздался её стон, приглушённый ладонями. Пожалуйста, нет, Нике, нет. Этого не может быть. Только не сейчас.

Николине сидела на кровати с отсутствующим лицом и туповато пялилась в стену. Лекарство накрыло её волной безразличия ко всему, поэтому она просто сказала: он послал меня соблазнить Сперо, а когда у меня ничего не вышло, решил проверить, всё ли у меня в порядке с женским органом. Хандоре быстро вскочила, на четвереньках переползла через кровать и заглянула сестрёнке в лицо: ничего больше? Или он ещё что-то делал? Нет, пожала плечами Николине. Ещё он орал так, что с Ледяной Иглы сошёл снег. Он орал, что я никчёмная и тупая, раз я не могу затащить в постель Сперо. Теперь я чувствую себя так, будто быть девственницей преступление. А ещё будто бы меня изваляли в говне, и теперь говно у меня по всюду, во рту, в ушах, в носу, и особенно тут, и Николине прижала руки к паху. Стоя на коленях, Хандоре обняла её, поцеловала в макушку: бедная моя девочка. Он совсем сбрендил, старый дурак. Ну как ты можешь кого-то соблазнить? Ты же совсем ничего об этом не знаешь. Неправда, я много знаю, мотнула головой Николине, ты же мне всё рассказывала про вас с покойным Хрисаном. И потом, я как-то даже подглядывала за вами. Когда вы только поженились. Только не ругайся.

Хандоре посмотрела на сестру и поняла, что у неё совершенно нет сил на неё сердиться. Однако, для виду она притворилась строгой и спросила: и что, понравилось подглядывать? Николине вздохнула: я и так чувствую себя полной дурой и никчёмностью, а ты ещё такие вопросы задаёшь. Хотя, думаю, хуже уже не будет. Да, конечно, понравилось. Знаешь, как я тебе завидовала, Хрисан ведь действительно был зашибенным красавчиком. А его глаза? А фигура? Я почти каждую ночь представляла себя на твоём месте, и тут Николине снова разрыдалась. Я так сильно, ты просто не представляешь, до чего же я тебе завидовала, я представляла, как он обнимает тебя и просто с ума сходила. Один раз Хрисан приобнял меня и я думала, что умру от счастья, хотя ничего такого не было, он просто приобнял меня как сестру, ой… Я совсем не подумала, что нельзя говорить так о покойнике, прости меня, Хане, во имя Гифопота. Хандоре погладила сестру по голове и сказала: ничего, Нике, я ведь совсем не заметила, как ты стала такой взрослой. У тебя взрослая фигура и взрослый взгляд. Рано или поздно это должно было случиться, все девочки взрослеют. Скажи, а у тебя уже было что-нибудь? Ну, с парнем?

Николине виновато улыбнулась и ответила, сильно покраснев: не, ещё пока никак. Ровесники меня боятся, а мужчин постарше боюсь я. Я бы тебе первым делом рассказала, случись, что. Хотя, знаешь, что? Я хочу мужчину больше всего на свете. Дурочка, засмеялась Хандоре, всему свой черёд: скажи честно, ты правда думаешь, что отец прав? Я в том смысле, что вдруг Сперо действительно нравятся мужчины?

Николине нахмурилась: а мужчины и женщины могут нравиться одинаково? Хандоре пожала плечами и сказала: я слышала разное, но если отец сказал слово «пидор», то у них не получается на все стороны работать, если ты меня понимаешь. Ну, то есть, они любят мужчин, а на таких, как мы с тобой, не обращают внимания. Николине засмеялась: тогда со Сперо всё в порядке, он просто дурак и трусишка. Когда он увидел меня голой, у него сразу там как будто третья нога выросла, а уж про это-то я знаю. И когда я его поцеловала, мне показалось, что он это… Ну, ты понимаешь. Хандоре сердито дёрнула подбородком: нет, не понимаю, говори уже прямо. Николине наклонилась к уху сестры и прошептала: я уверена, что он кончил. Он схватился за пах, но я увидела, как у него намокли штаны. И ещё у него появился другой запах, мужской, необычный и очень… Интересный. Хандоре засмеялась: да ты шалунья и плохая девочка, Нике! А ты отцу об этом говорила? Ну, про мокрые штанишки Сперо. Не-а, беспечно ответила Николине, я считаю, что пусть уж лучше думает, что Сперо действительно любит мужчин. Может, тогда он перестанет подкладывать меня к нему и больше никогда до меня не дотронется.