Татьяна Бурдакова - Пока вода не станет прозрачной

Я встретила тебя на станции морозным, ледяным вечером; мы зашли в шумный магазин около платформы и взяли бутылку шампанского. «Красное? – Удивился ты. – Никогда не пил такого…»

Ты очень редко дарил мне что-нибудь на праздники – предпочитал делать это просто так, без повода, когда хотелось. Помню, поначалу я очень на это обижалась, особенно потому, что сама всегда старалась подарить тебе что-нибудь приятное. В тот вечер, по дороге на станцию, я заглянула в торговый центр и выбрала маленькую шкатулку – чтобы ты мог складывать в неё свои серебряные украшения, которых у тебя всегда было много. Я увидела её за стеклом витрины – и сразу поняла: для тебя. Шкатулка была совсем небольшая, но тяжёлая, из тёмно-серого металла, квадратной формы и с ажурной крышкой, украшенной мелкими синими камушками.

Дома мы открыли шампанское, и ты немедленно разбил один из бокалов. Так у нас и повелось – постоянно что-то били и смеялись: к счастью! С четверть бутылки пролилось на ковер, и мы, смеясь, вдвоём оттирали салфетками ярко-розовое пятно…

А потом – помнишь? – мы легли на разобранный диван, и ты стал меня целовать. Мои глаза, руки, плечи оживали от прикосновений твоих губ, и всем своим естеством тянулась к тебе моя душа – да, именно душа, не тело! Вдруг ты приподнялся надо мной, оперся на локоть и, серьёзно глядя мне прямо в глаза, произнёс:

– Я люблю тебя, Вера.

Что-то большое и торжественное – или мне показалось? – взорвалось над нами, осыпав искрами, как от фейерверка. Я обняла твою голову, наклонила к себе и, не веря самой себе, прошептала:

– Всё ты перепутал… Это я люблю тебя.

Твои глаза распахнулись от удивления:

– Ты любишь меня? Это правда?

А ты разве до сих пор не понял?

За окном ясно-ясно горел знакомый мне с детства одинокий фонарь. Через дорогу, убаюканный ночной метелью, дремал длинный девятиэтажный дом, и так странно было вспоминать, как когда-то, в шестом классе, мы с девчонками наперебой звонили по домофону однокласснику, в которого поголовно были влюблены, – и он до сих пор живёт в этом доме, в первом подъезде… Как будто там, по ту сторону улицы, всё так же ночует моё прошлое – только теперь у меня появилось в придачу ещё и настоящее.

Я принесла из другой комнаты гитару и попросила тебя спеть…

Помнишь ведь, что ты тогда пел?

Слушая наше дыхание, я слушаю наше дыхание,

Я раньше и не думал, что у нас на двоих с тобой одно лишь дыхание…

Дыханье.

«Nautilus Pompilius» – «Дыхание»

Шёл пятый час утра.

Весь дом спал – а во мне впервые просыпалась жизнь.

…Я с грехом пополам, на слабые четвёрки, сдала зимнюю сессию – и начались каникулы. Грянули небывалые морозы; в домах напрочь промерзали стёкла, отовсюду дуло. Я бродила по магазинам, выбирала тёплые вещи и думала, что холода – это не страшно, потому что мы теперь – вдвоём.

А потом пришла весна. Небо посветлело, оттаяло, нависло над городом.

Мы с Антоном приезжали на Павелецкий, Ленинградский или Киевский вокзал, влетали в первую попавшуюся электричку и уезжали куда попало. Выходили на забытых всеми полустанках, целовались на пустынных, заметённых мартовскими метелями станциях, мёрзли, пили вино из горла и распевали на два голоса песни, чтобы скоротать время до обратного поезда…

Качнутся крылья за спиной, когда войдёшь в мой спящий дом

И с первым солнечным лучом подаришь поцелуй…

Стрекозой порхает воля, я рисую снова тонких нитей одиночество.

Как бы ни была далёка на губах улыбка Бога – ты всегда со мною!

«Сурганова и Оркестр» – «Белая песня»

В мой двадцатый день рождения я с самого утра с нетерпением ждала приезда Тохи. Наконец раздался звонок в дверь, и я побежала открывать. На пороге стоял Антон и улыбался, а за спиной, на плече, висел его подарок: гитара!

Это было настоящее чудо. С золочёными колками, гладкая, блестящая, пахнущая деревом и клеем – сразу видно, что дорогая, – стояла она, прислонённая к дивану. Антон удобно устроился в кресле и, подмигнув моей маме, обратился ко мне:

– Спой нам что-нибудь. Ты ведь ещё осенью мне обещала, помнишь?

Я спела единственную песню, которую на тот момент толком знала; это было первое, что я вообще смогла сыграть перебором, – училась год назад, ещё прошлым летом, когда отдыхала на юге.

Лестница здесь, девять шагов до заветной двери,

А за дверями – русская печь и гость на постой.

Двое не спят, двое глотают колёса любви,

Им хорошо, станем ли мы нарушать их покой?

«Сплин» – «Двое не спят»

Незаметно и совсем неожиданно стемнело за окнами. Я впилась в маму умоляющим взглядом, надеясь, что она прочтёт в нём моё желание предложить Антону остаться у нас: мне так не хотелось его отпускать… Но некоторые вещи прививаются с детства. Ночевать вместе со своим молодым человеком, когда через стенку спят родители, в моей семье считается недопустимым.

Но ведь правила созданы именно для того, чтобы их нарушать.

В конце концов, у нас ведь любовь?

И моим родителям ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что ключи от дверей нашей старой, уже давно пустующей квартиры, где я провела своё детство и которую не сегодня-завтра должны были продать, отныне перекочевали ко мне.

Держась за руки, мы шли по ночной, утопающей в запахах свежей листвы улице; на плече Антона висел чехол с моей гитарой, и я была совершенно счастлива. Счастье бывает именно таким – когда впереди у вас на двоих целая ночь, и ты гадаешь, выльется ли она когда-нибудь потом в целую жизнь.

В моём с детства знакомом дворе было тихо. Задумчиво качались тёмные кроны деревьев, и сквозь их ветви лился свет неожиданно крупных звёзд.

Не успели мы расположиться на скамейке, как у меня зазвонил телефон.

– Верка, с днём рождения! – Зазвучал в трубке голос Катерины, моей подруги; мы дружили с ней с детства и продолжали дружить до сих пор, несмотря на то что моя семья давным-давно отсюда переехала.

Я улыбнулась и убрала телефон в карман:

– Катя с её молодым человеком сейчас подойдут, познакомишься. Говорит, будут с минуты на минуту – уже подъезжают.

Антон обнял меня, поцеловал – и вдруг отстранился:

– Ты же замёрзла! Ну-ка, иди сюда, – он снял пиджак и стал пристраивать его мне на плечи, – одевайся. Не хватало ещё простудиться в собственный день рождения.

– О, да у вас и гитара с собой! – услышала я за спиной знакомый голос. – Ну, всё, ночь даром не пропадёт!

Мы с Катей обнялись, ребята пожали друг другу руки.

– Ну, что, куда пойдём греться, – улыбнулась я Кате, – к тебе или ко мне? Как ты знаешь, у нас квартира тут давно пустует… Правда, и холодильник тоже, – прибавила я заговорщическим тоном, понизив голос, – но ведь мы с тобой что-нибудь придумаем на ужин, правда?