Татьяна Бурдакова - Пока вода не станет прозрачной

Я жду, всё время жду счастья, и я, конечно, уверена: счастье – это любовь. Иногда оглядываюсь в метро – и мне кажется, только что она опять прошла мимо: тот симпатичный парень в ярко-жёлтой футболке, который улыбнулся мне с встречного эскалатора… Хотя, как говорится, если удалось уйти от судьбы – значит, не судьба. К тому же, меня, уж если начистоту, вовсе не тяготит моё полудетское, трогательное одиночество: у моих подруг всё точно так же – да так, наверное, и должно быть в девятнадцать лет, на самом краю юности, на пороге чего-то нового, уже витающего в воздухе, совсем другого.

Учусь я в Московском университете на юридическом – и у меня нет ни малейшего представления о том, кем я буду через несколько лет. Пока мне просто нравится валять дурака на лекциях по какому-то праву: мы с моей подругой Надей играем в морской бой и слагаем бесстыдные памфлеты о преподавателях. У Нади потрясающе циничное чувство юмора, длинные, волнистые тёмные волосы и своя роскошная квартира на «Полежаевской». Чтобы не ехать домой, за город, на такси – у меня просто нет на это денег, – я всегда остаюсь у неё ночевать после всяких рок-концертов, на которые мы с ней так любим ходить. Коротая время до рассвета и даже не думая тратить его на бессмысленный сон, мы варим пельмени, купленные в круглосуточном супермаркете на углу, щедро разбавляем чёрный кофе дорогущим отцовским коньяком, самозабвенно, не щадя соседей, распеваем песни в телевизионные пульты, используя их в качестве микрофонов, в который раз пересматриваем легендарных «Мечтателей» Бертолуччи и, разумеется, сплетничаем о ребятах с параллельного потока. Надя пишет стихи – мрачные, все о несчастной любви, – и не верит мужчинам. Я тоже пишу стихи, но они, в отличие от Надиных, очень наивны.

Каждое утро я наспех выпиваю чай, кидаю учебники в большую зелёную сумку и вылетаю из дома. Может быть, я еду в университет – а может, прогуливаю пары, прожигая время где-нибудь там, где мне никто не мешает мечтать: ищу в нашем подмосковном лесу давно исчезнувшие развалины старого деревянного санатория Академии наук, где бывали когда-то Пастернак и Цветаева и который десять лет назад сожгли, брожу по улицам с плеером, мечтая о будущем, – или прихожу на берег реки, протекающей недалеко от моего дома, и долго-долго стою и смотрю, как движется светлая, задумчивая вода, как уплывает вместе с ней время, и слушаю, как существует то, что так для меня привычно, в моменты, когда здесь никого нет. Пытаюсь научиться наконец уверенно брать аккорды на старой папиной гитаре, иногда сажусь за фортепиано, чтобы окончательно не забыть то, что умела когда-то хорошо играть, беспрестанно ссорюсь и мирюсь с мамой, по вторникам и четвергам хожу в автошколу, а по выходным – сплю до обеда, встречаюсь, кроме Нади, ещё с двумя-тремя близкими, давними подругами – и из всего этого и состоит моя вполне счастливая, ничем не примечательная для окружающих жизнь.

В один из ноябрьских вечеров мы с Надей как обычно возвращались после занятий в университете. Уже стемнело, зажглись фонари; гудели машины, теряя время в длинной пробке на проспекте Вернадского, торопились к метро другие студенты – кто компаниями, кто по двое, кто поодиночке. Мы тоже торопились – у нас были билеты во МХАТ на сегодняшний концерт Гребенщикова, – но я всё-таки предложила Наде по пути завернуть в палатку за хот-догами: днём мы не успели пообедать.

Заняли очередь за какими-то ребятами. Сама не знаю, почему, – но улыбка так и светилась на моём лице. Это был один из тех дней, которые время от времени случаются в жизни каждой девушки: когда удивительно ладно чувствуешь себя в своём теле, со своей фигурой и ростом, высота твоих каблуков самая идеальная, волосы, свободно распущенные по плечам, лежат превосходно, и ты ощущаешь гармонию в каждом повороте головы и взмахе руки. Вдруг взгляд мой остановился на высоком молодом человеке: он, оживлённо беседуя о чём-то с другим парнем, проходил мимо киоска, около которого толпилась наша голодная студенческая очередь. Скользнув по мне взглядом, он задержал его на мгновение; спохватившись и сообразив, что не успела перестать улыбаться, я смутилась и быстро отвела глаза.

Через несколько минут мы с Надей уже поглощали нехитрый ужин, пристроившись у круглого колченогого столика рядом с палаткой фастфуда. Второпях испачкав кетчупом рукав любимого светлого пальто, я с досадой принялась копаться в сумке, чтобы отыскать салфетку. В этот момент совсем рядом чей-то мягкий, бархатный голос произнёс:

– Добрый вечер, девушки. Познакомимся?

Я подняла глаза и увидела тех самых ребят, которые проходили мимо киоска; вытирая с рукава кетчуп и тихо проклиная собственную неаккуратность, я, хоть и урывками, могла теперь разглядеть их достаточно хорошо. Парень, которому я непроизвольно улыбнулась – высокий, светло-русый, весьма оригинально причёсанный, то есть с практически полным отсутствием какой бы то ни было прически, – одет был в чёрный кожаный плащ, такие же брюки и тёмный шерстяной свитер. Его друг оказался приятным молодым человеком с внимательным взглядом умных глаз – правда, недостаточно расторопным: он даже не успел открыть рта, как его уже представил спутник:

– Я – Тоха, а это – ботан в очках! Или Ромыч… Ну, вообще он Роман. А вас как зовут?

Мне совсем не понравилась такая бесцеремонная манера общения – положительного ответа на предложение познакомиться ни я, ни Надя не давали. Чтобы как можно скорее закончить разговор, я наобум выдала:

– Октябрина. Надь, пойдём, и так уже опаздываем.

«Тоха», которого, очевидно, звали Антон, посмотрел на меня с явным интересом:

– Серьёзно? Какое редкое имя… Ты, наверное, родилась в октябре?

Вопрос прозвучал так по-детски наивно, что мне стало одновременно и смешно, и совестно. Наверное, стоит просто сказать, что мы торопимся, и не продолжать эту бессмысленную беседу в издевательском тоне… Но Антон не дал мне ответить – он уже переключился на расспросы о том, где нам с Надей посчастливилось учиться. Оказалось, что у всех нас одна alma mater: они с Ромычем учатся на механико-математическом, в легендарной сталинской высотке – главном здании университета, видном за десятки километров от Воробьёвых гор. «Вот это да, математики!.. – Пронеслось у меня в голове. – Люди с другой планеты, не иначе». Я всегда смотрела как на небожителей на тех, кто силён в точных науках, а уж изучать их в стенах Московского университета – это представлялось мне чем-то совершенно неземным. Антон тем временем продолжал:

– Ну, рассказывайте, что у вас в жизни интересного, что вдохновляет?

– Музыка, – ответила я, пристально глядя на него и одновременно удивляясь тому, что, несмотря на несуразный вид и странноватые манеры, мне почему-то приятно с ним разговаривать, – хотя увлечением музыкой, наверное, сложно кого-то удивить. Сегодня как раз идём на концерт «Аквариума»… Ой! – Я кинула взгляд на электронные часы, горящие красным на ротонде станции метро, – мы же опаздываем, нам через десять минут на «Пушкинской» быть нужно!