Нина Липовецкая-Прейгерзон - Мой отец Цви Прейгерзон

Познакомился отец и с членами группы «Эйникайт» («Единение»), которая уже упоминалась здесь. Она была создана в городе Жмеринка после войны. Город был оккупирован румынами, которые не убивали евреев сразу, но сгоняли их в гетто, где морили голодом, унижениями, побоями, наказаниями и непосильным трудом.

«Эйникайт» состояла из десяти парней и одной девушки Во время войны часть ребят вынесли трехлетние тяготы гетто, попав туда в подростковом возрасте. Другие вернулись в Жмеринку из эвакуации. Конечно, они знали об уничтожении евреев немцами во время войны, понимали, что ассимиляция не является выходом — Гитлер уничтожал даже полукровок. Те, кто были в эвакуации, столкнулись там с разнузданной антисемитской травлей. Ответом на все это было вспыхнувшее национальное чувство и осознание того, что только в Эрец-Исраэль у евреев есть шанс получить такое же право на жизнь, каким обладают все прочие народы.

В деятельности группы не было ничего антисоветского. В основном они писали листовки о том, что евреи должны ехать в Израиль, что это единственный путь для решения еврейского вопроса. Эти листовки распространялись в синагогах Жмеринки, Киева, Винницы. В их группу, разумеется, внедрили стукача, и ГБ хорошо была осведомлена обо всем происходящем.

После окончания школы ребята поступили в университеты в Киеве, Львове, Ленинграде, и к 1947 году группа прекратила свою сионистскую деятельность. Но в 1948 году, когда начались преследования сионистов, их всех арестовали. Наиболее активный из них, Миша Спивак, был осужден на 25 лет лагерей, остальные — на десять.

В карагандинском лагере, как уже говорилось, отец познакомился с тремя членами «Эйникайт». Наиболее близок он был с Аликом Ходорковским, чьи воспоминания приведены выше. Прейгерзон любил его как сына, проводил с ним много часов.

Двумя другими лагерниками из «Эйникайт» были Илья Мишпотман и Саша Сухер. Первый, двоюродный брат Алика, в лагере работал простым рабочим. Отец любил его за разумную, здоровую логику.

Саша был интеллигентен, обладал острым умом и умелыми руками. Саша провел в жмеринском гетто более двух лет, пережил там многое. В частности, румыны закапывали подростка в землю, оставляя снаружи лишь голову.

Еще с тремя парнями из «Эйникайт» отец познакомился в лагере в Воркуте, где провел более трех лет лагерной жизни. Скажу здесь о них.

Миша Спивак, получивший 25 лет, также прошел ад гетто…

Володя Керцман, любимец девушек, был самым красивым из жмеринских парней. Таня, единственная девушка в их группе, получившая восемь лет, была Володиной девушкой.

О Меире Гельфонде приведу отрывок из книги отца.

Меир Гельфонд

Перехожу к Меиру Гель-фонду, наиболее талантливому из парней «Эйникайт». Он был яркой и необычной личностью. Приятный на вид, черноглазый, с пронзительным взглядом, крепкими зубами. У него был сильный мужской голос, он обладал хорошим слухом, был остроумен. Следует отметить его острый ум, силу воли, целеустремленность, усидчивость. Он был единственным в лагере, решившим серьезно изучать иврит. И в течение нескольких месяцев действительно научился говорить на иврите. Я обучал его планомерно, изо дня в день, учил его устно (письменные занятия в лагере были нежелательны из-за частых обысков). Он хорошо успевал. До ареста он учился в медицинском институте, в лагере работал фельдшером.

…Меир был ко всем строг и требователен. А так как нет людей без недостатков, то мне приходилось видеть, как Меир раздражался на несчастных людей. Но основные достоинства человека — острый ум, непоколебимое упорство, целеустремленность — эти качества были у Меира. Все его уважали. О нем я был наслышан еще в Караганде от трех парней группы. Они говорили о нем как о сосуде, наполненном разумом и знаниями. Когда я познакомился с ним, я убедился, что в этом определении не было преувеличения. Меир был настоящим евреем. Будучи работником медицинской части лагеря, он делал много добра заключенным, помогал им освободиться от работы, переводил их на более легкие работы. Он много работал, и его труд был плодотворным. Я любил его и думаю, что если он попадет в соответствующие условия, то сможет стать одним из выдающихся людей своего времени.

Прогноз отца во многом оправдался. После освобождения Меир Гельфонд окончил медицинский институт, стал отличным врачом. После женитьбы на Марине (прекрасной женщине из семьи врачей, близкой к правозащитным кругам) он жил в Москве, работал в терапевтической клинике 1-го Московского медицинского института. В конце 60-х годов Меир организовал один из первых ульпанов в Москве, где обучал ивриту желающих уехать в Израиль. Его учениками была развернута сеть подобных ульпанов. Так что старания и труды моего отца не пропали даром. Вдохновенная любовь папы к ивриту, попав на благодатную почву, дала хорошие всходы, став одним из первых источников, питавших начало алии в Израиль из Советского Союза.

Их дружба с отцом в Москве была не совсем обычной — ведь Меир по возрасту годился ему в сыновья. Но их встречи были полны обоюдного интереса; основным содержанием бесед была судьба евреев, их стремление к отъезду на свою историческую родину. Их дружба продолжалась до кончины отца в 1969 году. Меир любил и чрезвычайно ценил своего учителя и друга. Все парни из «Эйникайт» были реабилитированы после смерти Сталина. «за отсутствием состава преступления».

В Израиль Меир Гельфонд с семьей приехал в конце 1971 года. Он стал заведующим приемным покоем в одной из крупных больниц Израиля. Много сил он отдал работе по устройству приезжавших в страну новых репатриантов. Однажды, когда я заехала к ним домой в Петах-Тикву, — это было в 1979 году, вскоре после моего приезда в Израиль, — то увидела в салоне их небольшой квартиры довольно много людей. Все они были новыми репатриантами, и все пришли за советом по поводу здоровья или устройства на новом месте. Это было похоже на прием в поликлинике.

Меир по очереди приглашал каждого в соседнюю комнату, помогал решать его проблемы. Дошла очередь и до меня. Померив мне давление, он дал свои рекомендации и обрисовал положение в Израиле с врачами, посоветовав искать работу в наиболее востребованной области медицины. К большому сожалению, через несколько лет Меир умер от рака легких. В больнице на дверях его кабинета была прикреплена медная табличка с его именем. Она и сейчас находится там.

А какова судьба остальных членов группы «Эйникайт»? Все они после реабилитации окончили высшие учебные заведения, в основном технические, работали по специальности. В Израиль тоже репатриировались почти все.