Нина Липовецкая-Прейгерзон - Мой отец Цви Прейгерзон

Я отправилась в крематорий. В отдельном здании около конторы в подвальном помещении был отдел выдачи урн. Сотрудница поговорила со мной сочувственно и тепло. По-видимому, добрый характер и сама ее должность располагали к доверительным разговорам. Мы договорились, что я получу урну в годовщину кремации отца.

И вот настал этот день. Я привезла необходимое заявление. Сотрудница вынесла небольшую круглую урну, закрытую крышкой.

— Хотите посмотреть на прах?

Сердце мое затрепетало:

— Да!

Я ожидала увидеть в буквальном смысле прах — пепел, но в урне не было ничего подобного. Там лежали кусочки белых, ослепительно белых косточек, длиной примерно 3–5 см. Я дотронулась до одной из них, и слезы застлали мне глаза.

Крышку залили сургучом. Получив нужную справку, я поехала на Погодинскую улицу, к сестре Аталии. Это была квартира отца, здесь он жил с 1930 года до дня смерти (за вычетом лет эвакуации и лагеря). Так что состоялось, если угодно, прощание папы с семейным домом. Муж сестры Юра сколотил из дощечек ящичек для пересылки

На следующий день на главпочтамте собралась вся семья — мама, Аталия с мужем, наш брат Вениамин и я. Встали в очередь к окошку, через полчаса дело дошло и до нас. Говорю о содержании посылки, о месте назначения, отдаю необходимые справки. Сотрудница пошла за подтверждением к начальнику. Мы все замерли с тревогой: неужели сорвется?

Разрешил, отлегло.

В присутствии сотрудницы мы запаковали урну в ящик, плотно заложив ватой пустое пространство, забили крышку. Сестра, любившая все доводить до совершенства, спросила:

— А нельзя ли застраховать посылку, она для нас очень ценная.

— Ишь чего захотели! — неожиданно зло огрызнулась приемщица и грубо отбросила ящичек в сторону. Такими были проводы Цви Прейгерзона из страны, в которой он родился и провел всю свою жизнь, на которую трудился, чьих студентов учил, в чьих лагерях без вины сидел…

Адресатом посылки был мамин брат Гриша Зейгерман, проживавший в Тель-Авиве. Да-да, тот самый, который попал в Израиль по маминому сертификату в 1925 году — в год, когда мама вышла замуж за Гришу Прейгерзона и уехала в Москву. Его девятнадцатилетний сын Нахум, мой двоюродный брат, погиб в 1948 году в Войне за независимость, спустя два дня после провозглашения Государства Израиль.

В захоронении урны принимали участие русский отдел МИДа («Натив»), во главе которого в то время стоял Шауль Авигур, и Союз писателей. На выбор места повлияли известные обстоятельства, связанные с религиозными ограничениями при таком захоронении. На просьбу о захоронении праха ивритского писателя из Советского Союза с готовностью откликнулось кибуцное управление.

На выбор были предложены два кибуцных кладбища — Кинерет и Шфаим. Особым почетом пользовалось первое, где похоронены прославленные лидеры сионистского движения, писатели, поэты. Здесь находится, в частности, могила поэтессы Рахели, сюда молодежь приходит читать ее стихи. На этом кладбище перезахоронен прах известных деятелей сионистского движения, умерших за границей: Нахума Сыркина, Дова Борухова, Моше Гесса.

Однако выбор пал на кладбище кибуца Шфаим — учли желание Гриши (Цви) Зейгермана, жившего в Тель-Авиве, не столь далеко от этого кибуца. Шфаим расположен на прибрежной равнине в нескольких километрах к северу от Герцлии. Он был основан в 1935 году выходцами из России, Польши и Латвии. В 1970-м там еще многие говорили по-русски. Даже через десять лет, когда после приезда мне довелось говорить с членами правления кибуца, я обходилась русским языком, еще толком не зная иврита. Секретарем кибуца и одним из его организаторов был замечательный человек — Бени Каценельсон, племянник знаменитого Берла Каценельсона.

Траурная процессия друзей и почитателей Ц. Прейгерзона. 1970 г.

Перезахоронение праха состоялось 22 июня 1970 года, о чем сообщалось в израильских газетах. Были поданы автобусы к одной из центральных площадей Тель-Авива (около «Гейхал ха-Тарбут») для доставки желающих в Шфаим. К сожалению, никто из семьи Прейгерзона еще не добрался до Израиля и не смог присутствовать на церемонии.

Проводы Цви Прейгерзона начались с торжественного заседания в кибуцном зале собраний. Горели поминальные свечи. В центре зала на возвышении стояла урна, накрытая полотнищем с изображенными на нем национальными символами. На скамьях трудно было найти место — так много народу пришло проститься с Цви Прейгерзоном. Здесь были сотрудники «Натива», писатели Авраам Карив, Хаим Берл, Ямима Чернович. Конечно, пришел и Иосеф Авидар, а также бывшие солагерники и друзья отца — Иехезкель Пуляревич, Мордехай Шенкар, Иосиф Хорол и многие другие. Присутствовали даже его товарищи по гимназии «Герцлия» и, разумеется, Бени Каценельсон и другие члены кибуца. Проводы вылились в торжественное заседание, посвященное возвращению на родину последнего ивритского писателя, жившего в России, сохранившего и обновлявшего иврит, всю жизнь мечтавшего о приезде в свою страну.

Иосеф Авидар потом рассказывал:

В речи на его могиле я умолчал о том, что Цви Прейгерзон — это и есть тот самый Цфони, произведения которого в то время были так популярны в Израиле. Ведь у семьи в Москве все еще оставались его рукописи, и мы опасались, что раскрытие псевдонима может привести к обыскам сотрудниками КГБ. Увы, писатель и после смерти все еще продолжал пребывать в своем подполье.

Сказаны последние слова, прах опущен в землю Израиля. Так упокоилась душа Цви Прейгерзона, выполнена его последняя воля.

Потом еще много лет экскурсоводы приводили туристов к этой могиле, и история Прейгерзона раз за разом рассказывалась на торжественных церемониях, посвященных алие из Советского Союза.

Впервые я посетила могилу отца в ноябре 1978 года, сразу же по приезде в Израиль. Кладбище кибуца Шфаим поразило меня: цветущий уголок страны, вечнозеленые растения, цветы, до самого моря — открытое пространство зеленой равнины, покой, прохлада и скромный памятник в тени больших деревьев.

Надпись гласит: «Здесь похоронен Цви Прейгерзон, ивритский писатель, ученый, сын своего народа».

Жена и дети у могилы Цви в кибуце Шфаим. 1981 г.

В 1986 году здесь же похоронили жену писателя Лею, верную спутницу его дней, помощницу в самых сокровенных делах. А не так давно, в 2012 году, прибавилось рядом и надгробье его любимого сына Вениамина.

Мечтая жить в Израиле, отец был убежден, что имеет на это право только в том случае, если кто-либо из детей поедет с ним. «Старики там не нужны, — говорил он. — Наш приезд будет оправдан, коль скоро мы с мамой привезем с собой хотя бы одного молодого работающего человека, который может принести пользу Израилю».