Нина Липовецкая-Прейгерзон - Мой отец Цви Прейгерзон

У могилы Цви Прейгерзона. 14 марта 2014 г.

Они приехали из разных городов Израиля — из Тель-Авива, Иерусалима, Беер-Шевы, Цфата, Ашдода, Кирьят-Гата, Хайфы, Реховота и других.

Обычно здесь мы делимся воспоминаниями об ушедших близких, слушаем чтение отрывков из произведений писателя. Читают наши внуки — сабры, правнуки Цви. Ведь для них иврит — родной язык, они родились в Израиле. Как обрадовался бы этому их прадедушка! Вот, вся его семья здесь, в Израиле, и все говорят на иврите, его любимом родном языке.

Слушая рассказы о Цви, знакомясь с его произведениями, наша молодежь как бы ощущает сквозь толщу лет неповторимую личность своего замечательного деда и прадеда, его удивительно теплую иронию, умение проникать в душевный мир своих героев, а главное — любовь к этой прекрасной стране и ее народу. В нашу последнюю встречу в этом году впервые были прочитаны несколько стихотворений Цви Прейгерзона — сначала в оригинале, на иврите, читала Михаль, моя внучка, а затем я прочла те же стихи на русском языке в переводе Алекса Тарна.

Как правило, этот день заканчивается в доме одного из детей Цви. Не обходится, разумеется, без застолья. Смотрим фотоальбом, посвященный отцу, слушаем его любимые еврейские песни. Когда жив был Вениамин, мы обычно еще готовили небольшую программу, чтобы встреча была интересной и чтобы дети каждый раз узнавали что-то новое о своем замечательном дедушке. Раньше, когда я была моложе, все приезжали ко мне, в Тель-Авив. А в последние несколько лет инициатива перешла к моей дочери, живущей в Герцлии. Леночка — врач, очень активный человек, которая продолжает нашу семейную традицию.

Надеюсь, эта традиция не будет забыта еще много лет, как не будет забыт и писатель Цви Прейгерзон.

(11.3.1993. Дом писателей в Тель-Авиве)

Аарон Мегед

Цви Прейгерзон был редким явлением в ивритской литературе и не таким уж обычным в еврейской истории. Он имел как бы двойное духовное гражданство — советское и еврейское. Иврит он называл «своим переносным отечеством», подобно тому как в еврейской истории религия служила таковым для евреев, когда они две тысячи лет жили в изгнании, скитаясь из страны в страну и не имея своего государства. Но появилось поколение, для которого религия перестала быть отечеством, и для него отечеством стал язык — иврит. Прейгерзон любил иврит всем сердцем и душой, творил на нем — и творил его. И когда он писал на иврите, видно было, насколько этот язык ему близок и как он ему предан.

В 1958 году, прочитав о смерти проф. Клаузнера, который когда-то, за много лет до того, был его учителем, Прейгерзон записал в дневнике: «Отец мой и воспитатель, профессор Йосеф Клаузнер, клянусь вам, что до последнего вдоха я буду сердцем и душой предан этому драгоценному достоянию каждого еврея — нашему языку».

В Америке был писатель Перски, провозгласивший своим девизом: «Я раб иврита». Прейгерзон же был не только рабом, но и господином иврита — он владел им полновластно.

Иврит был его домом, но, как ни странно это может показаться, СССР тоже был его домом, несмотря на все выпавшие ему страдания. Когда Гагарин полетел в космос и СССР праздновал это достижение, Прейгерзон написал в своем дневнике о «великом достижении нашей страны, Советского Союза».

Он был редким явлением и в другом смысле. Многие евреи в галуте писали на иврите, во всех поколениях, и в нашем тоже есть такие. Но он-то жил долгие годы в изоляции, без среды, и при этом сохранил верность ивриту, даже несмотря на репрессии.

Но дело не только в верности ивриту. Он был писателем, прекрасным писателем. Читая хотя бы его библиографию, вы увидите, что он опубликовал многие десятки произведений. После 1927 года его рассказы и стихи публиковались в таких почтенных изданиях, как «Ха-Ткуфа», «Ха-Олам», «Хедим», «Ктувим», а впоследствии и «Мусаф Давар», которые служили приютом для лучших ивритских писателей. Все это публиковалось в периодических изданиях. А затем он присылал из России свои произведения под псевдонимом «А. Цфони» («Северный»). Стали выходить и книги, и последняя книга, «Неоконченная повесть», вышла вот только сейчас. Это начало большой эпопеи под названием «Врачи», своего рода сага о еврейской семье в СССР, начинающаяся еще до революции. Вероятно, она должна была дойти до «Дела врачей».

Но, несмотря на все это, несмотря на то, что у него есть чудесные рассказы, напоминающие Тургенева и Чехова, на великолепном иврите… Я даже предлагал, чтобы кто-нибудь из студентов составил когда-нибудь словарь ивритских слов, созданных Прейгерзоном. Если бы у нас было время, я бы прочел выражения, которые я из него понабирал: «мешочники», «чернявый», «истек слюной» и еще десятки выражений, из которых можно составить целый словарь… Так вот, несмотря на все это, если спросить сегодня ивритских писателей, кто такой Цви Прейгерзон — не найдется и пятерых, которые знали бы ответ.

Это что-то поистине трагическое. Потому что мы создаем себе некий канон писателей, которых читают и изучают, и при этом за бортом остаются люди, которые, может быть, были прекрасными писателями, но не принадлежали ни к какой группе, ни к какому течению, жили сами по себе, и их забыли! Были и другие такие случаи.

Мы собрались здесь сегодня в честь этого писателя не из снисхождения, не из жалости — ну, знаете, как можно жалеть человека, который пострадал от советской власти, был репрессирован, или пережил Катастрофу и так далее, — мы собрались не из жалости, а ради справедливости, чтобы воздать Цви Прейгерзону по заслугам: ибо он был выдающимся писателем.

Предоставляю слово писателю Моше Шамиру, который на днях отметил пятидесятилетие своей творческой деятельности: он не только один из самых крупных писателей нашего поколения, но и один из немногих писателей — уроженцев Израиля, которые все годы поддерживали тесную душевную и духовную связь с евреями Советского Союза. И это была не только эмоциональная и не только идейная связь, но он еще и боролся, как писатель и публицист, за репатриацию евреев СССР в Израиль. Я думаю, что успехи, достигнутые в этом, можно отчасти считать и его заслугой.