Цви Найсберг - О книгоедстве

Даже и одна чужая индивидуальность никак не может оказаться полностью этак до конца совершенно доступной для какого-либо чужого обозрения.

Причем именно как раз таковы самые же очевидные свойства всякого массового искусства, что оно, то самое чисто стадное безбожно укрупняет и чисто искусственно усиливает.

И это именно оно между тем до чего разносторонне формирует истово необъятное по всем своим грандиозным масштабам исключительно так весьма широкое общественное сознание тех уж с виду никак неприметных среднестатистических обывателей.

И это с его благой помощью и тешат беса больших и малых амбиций всяческие те черви-буквоеды общенациональных и классовых устремлений к некоему будто бы до чего и впрямь несоизмеримо поболее светлому будущему.

51

И ведь, как правило, тот эгоизм, что до чего как есть, более чем неизменно является, фактически так именно основным стимулом действий человека в нем уж исключительно так напрочь совсем безотчетно на редкость во всем стушевывается.

Ну, а наружу по временам весьма четко и ясно вовсе этак нисколько нездраво выпячивается некий великий долг перед родиной и всяким тому подобным же прочим, на деле исключительно смехотворным, пока к тому нет вполне естественной, внутренней первопричины.

Ну, а им может быть разве что один тот вовсе-то никуда из нас нисколько не девшийся никем и поныне до сих самых пор никак не изжитый ЖИВОТНЫЙ эгоизм.

Причем наиболее главная задача нашей современности, она-то в том и состоит, чтобы непременно еще сделать его эгоизмом развитым и полностью во всем до конца доподлинно человеческим.

Да только чего это тут хоть сколько-то поделаешь, коль скоро все вычурной красоты принципы – это одна лишь и только дикая фальшь извечная игра чьего-либо совсем уж вовсе неправедно растревоженного воображения?

Ему, пожалуй, и вправду вполне привычно питать себя всякими блеклыми иллюзиями, а как раз потому и стало оно совсем никак не в меру явно подслеповато.

А всяким тем истинно на редкость более чем обычным человеком зачастую заправляет все тот же дремучий эгоизм, что жил еще в древних людях, и его свойства, если довольно повнимательнее к ним приглядеться, крайне этак нелицеприятны на всякий свой внешний облик.

Об этом же пишет знаменитый писатель Моэм в его публицистической книге, «Подводя итоги»:

«Я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, – даже когда жертвует собой для других, хоть он и тешит себя иллюзией, что тут им руководят более благородные побуждения».

52

Да только явно уж то исключительно сладостное (даже и в своем предвкушении) удовольствие далеко не всегда тут бывает и впрямь этак на деле, действительно хоть как-либо вообще еще только причем!

Тут куда скорее требование от самого себя той непомерно великой жертвы, без которой человеку попросту окажется нисколько-то и близко отныне вовсе не обойтись.

Но то И ВПРЯМЬ вовсе не романтично, да и никак совсем и близко на редкость не героично!

А давайте-ка бестрепетно запрячем все, то низменное и скотское, куда этак оно будет возможно совсем ведь подалее, дабы его и близко стало совсем никому отныне никак вовсе не заприметить, – говорит нам современная культура, а философия вторит ей, главным образом выдвигая на самое первое место государство, а не всякого рядового человека.

То есть, все то вполне естественное во всякой людской психологии, безусловно, тогда затушевывается в одну лишь угоду до чего и вправду необычайно светлым о нем, донельзя праздным мечтаниям.

53

Вот именно как раз над этим искусство, да и бесподобно прикладная философия до чего весьма основательно некогда сколь еще тщательно и поработали, чему результатом и стали жуткие социальные потрясения, и вовсе не надо бы думать, что всему виной некие отдельные ярко демонические личности.

Нет уж, роль каких-либо политических лидеров в истории становится весьма значительной только лишь после того, как они и впрямь оказываются совсем ведь где-то около бурлящего котла политической власти.

Да и сегодня, даже если возвышенное искусство и обнажает самые низменные людские корни, то делает оно – это столь пафосно и донельзя во всем аморфно.

Ну, а также и с самым явным душком святого пыла праздности, а вовсе-то никак не в свете той до чего еще славной попытки действительно так вполне показать все те самые настоящие истоки всяческой же доподлинной добродетели.

А между тем вся та вдоль и поперек исхоженная и изъезженная мерзкая грязь крайне этак въедливой житейской обывальщины есть не более чем исключительно на редкость же насущный строительный материал буквально-то всего в этом мире беспримерно хорошего.

Причем, вовсе не только как тот чисто внешний фактор, но и должно оно еще более чем неизбежно было стать именно корнями чего-либо явно сколь укромно запрятанного глубоко, глубоко внутри.

И это только из сырой земли постепенно взойдя, искусство и сможет потянуться к солнцу так и сияя при этом всеми красками никак и никем нисколько и близко ненадуманного бытия.

В то самое время, как прекрасная задушевная чистота зачастую бесспорно таит в себе черты страшнейших пороков, и прежде ведь всего это порок святой наивности, а он-то между прочим один из самых наихудших во всей этой столь, пока вовсе еще совсем непростой и нелегкой жизни.

54

ДА всякое светлое искусство достаточно уж наглядно создает воздвигнутый силами всего вот того высокого разума многоцветный призматический фильтр, через который в нас льется нежная музыка разума и чувств (в случае если автор вполне достойный человек).

Но никакой книгой совсем уж никак нельзя более чем достойно прикрыться от всего того до чего безликого мира серой обыденности, потому что он от всего этого разве что только становится весьма значительно серее и безрадостнее.

Миражи и иллюзии наилучшего светлого будущего стали весьма ведь значительно реалистичнее, да и более выпуклыми именно как раз потому, что люди ума бездумно начали воспринимать идеи как нечто до конца реальное и вполне всецело вещественное.

И это при том, что они (в отличие от книг) совершенно так вовсе бесплотны и отвратительно же гадко пока аморфны.

И всякое малоподвижное людское сознание можно менять, используя разве что тот еще материальный стимул, а все метафизические бредни надо бы оставлять одним тем теоретически твердо подкованным книжным червям.

Простые люди нуждается в самых элементарных и житейских вещах им никак не до полета чьего-то до чего утонченного и крайне разветвленного ума.

Все их сознание формирует широкий и до чего этак явно непритязательный общественный быт.