Цви Найсберг - Грустные размышления об ушедшей эпохе

И при этом они сколь этак изощренно пользовались системой отмычек, поскольку ни в какие те широченные двери все их огромное мироощущение совсем ведь нисколько и близко ни в жизнь бы совсем не пролезло.

А как раз потому они и ломились сквозь все, что могло еще стать хоть сколько-то существенным препятствием на их пути, да так, словно бы те плохо смазанные ворота в широкий внешний мир и впрямь были столь же крепко, как и ранее намертво прихвачены пудовыми запорами, да и засовами в придачу!

Причем словно бы сквозь замочную скважину, глядя на простой народ они ведь и впрямь-таки истинно безудержно всячески нагнетали в его среде весь тот догматический свет тех самых донельзя вот осатанело доморощенных, чисто так абстрактно же ничем никак непобедимых истин.

А те, кто их сколь смело взяли затем на щит, были и впрямь-то беспристрастно-беспринципными аскетами, так и горящими пламенем своей идеи в точности, как конкистадоры некогда горели пламенем именно что своего воинственно-пламенного понимания христианства, и суть их фанатизма имела одну и ту природу, да и тот изначально общий внутренний исток.

Они боролись за счастье всех и вся, идя путем убийств и разрушений, а путь этот сам собою нескончаемо ведет в одну лишь сплошную алую мглу всех тех разве что некогда только затем совсем безрадостно грядущих времен.

И точно так же некогда отблески средневековых костров инквизиции разве что и впрямь до чего еще беспрестанно отсвечивали тьму, весьма ведь отчетливо тогда царившую во сколь многих сердцах людских.

И с той самой не столь, в сущности, уж древней эпохи ничего этакого существенного в человеческом обществе и близко-то никак нисколько не переменилось.

Наше всеобщее бытие – оно по всей своей сути довольно-таки весьма ведь незыблемо и попросту вечно.

Причем во всех своих наиболее заглавных принципах оно именно все то же, каковым оно было еще в древности, и только лишь сознание стало шире, да окружающий нас мир оказался нынче, куда только менее необъятным, нежели чем он некогда представлялся нашим далеким предкам.

А сами люди нынче все те же, что и были некогда ранее, им, несомненно, свойственна полностью слепая вера, а уж в кого – это именно не столь оно, по сути, и важно.

Комиссары были сущим верхом совершенно этак беззастенчивой и самодостаточной самоуверенности, когда они до чего же печально так и принимались говорить о горестях прошлого и более чем благих перспективах того еще самого ближайшего будущего.

Причем в них самих все, то наиболее собирательно темное как раз-таки поболее всего почти ведь всегда безо всякой меры, безусловно-то, более чем явно весьма многозначительно и преобладало.

Нет, уж никак не идет тут, собственно, речь о чем-либо том, что лишь в самой глубине их души и впрямь до чего осатанело ненароком присутствовало из-за всех тех чисто внешних тяжелых условий той еще самой дореволюционной жизни.

Нет, дело оно вовсе не в этом.

Еще на самом первичном этапе явственным оплотом всей большевистской идеи была острая отточенность, словно бы как у карандаша и именно в ней была отображена вся та абсолютно уж ничем незамутненная идеологическая верность, причем разве что этак себе и только.

Ну а в реальном мире кровавых дел все это было сколь непременно более чем явственно чревато лютой смертью миллионов людей и уж все это разве что как есть во имя никогда ведь затем и близко так нисколько не наступивших светлых дней более чем совсем вот ненаглядно лучезарного коммунистического грядущего.

Его существование было во всей ведь полноте зафиксировано в одних тех ярчайших грезах до чего безнадежно утопически настроенной интеллигенции, видевшей все свое настоящее в одних лишь черных, а будущее, вполне этак сообразно сему, в исключительно розовых оттенках.

Да и все бессмысленные ужимки того самого пресловутого непорочного разума, которому попросту была исключительно чужда всякая безнадежно же убогая действительность, и при этом безупречно и неистово всячески же дороги одни лишь сколь вот бесплотные выводы, порожденные почти невидящими глазами, ненавидящими буквально всякую живую и трепещущую под их взглядом плоть жизни.

Да и вообще рьяные последователи данных философских течений отличались той еще крайней узостью мышления, как и весьма специфическими вкусами…

Не просто уж так они всею душой сурово и яростно абстрагировались от всей той и впрямь до чего навязшей им на зубах самой этак повседневной и вовсе ведь как есть незыблемо вездесущей реальности…

Им попросту была нужна исключительно иная жизнь, они ее придумали и восхваляли, а неистово суровую смерть всего того крайне несветлого прошлого они буквально так всегда воспринимали, как самую что ни на есть естественную и прямую историческую надобность.

И, кстати, всем этим до чего блудливым своим языком деятелям от века ведь были свойственны тайность, хитроумная аллегоричность, эзопов язык, сущая благосклонность ко всяческим закулисным интригам.

Да только все это вовсе не было предвестником грядущих более светлых и благих дней, а скорее наоборот – являлось оно самым явным пережитком позднего средневековья, а потому и несли все эти «кровососущие словно слепни» идейки сущие черты сколь давнишней закрепощенности совершенно ведь неистовствующего во всех своих оковах довольно-таки праздного духа.

Люди, их проповедующие, попросту разом перешли из стародавнего холопства в холопство вовсе-то иное, исключительно ведь возвышенно идеалистическое.

Хотя вполне уж возможно что – это и не совсем оно именно так, поскольку некий внешний легкий налет заморских европейских свобод несколько затронул и ту стародавнюю от века так самодержавную Российскую империю.

Однако все это было и впрямь-то разом раздавлено в прах стопою солдафона Николая Первого.

Причем он ее не просто слепо раздавил, а именно вывел, как изводят клопов в старом диване.

Да и после него всякая полусвобода неизменно была еще чревата разве что лишь значительно поболее свирепым некогда затем грядущим безнадежно тяжким рабством.

Сама ведь собой до чего внезапно появившаяся возможность некоей той исключительно так явной отдушины, несомненно, вскоре вылилась в сущий антагонизм и отрицание всех прошлых религиозных идеалов, глупейшую попытку их скорейшей и безусловной замены чем-либо земным, и попросту уж житейским и плотским, однако при этом и вправду-то безмерно радужным и сияющим.

В этих новомодных проявлениях мысли и духовности, несомненно, отпечаталось буквально все самое наихудшее, как весьма уж довольно этак явно скупое на всякий свой житейский ум наивное рыцарство, да и наиболее темные злокозненные интриги.