Ирина Ефимова - Рисунок с уменьшением на тридцать лет

XXIV
О вечно новая радость, зыбучая, как пески!
Не поощрял издревле никто дерзанья.
Все ж на заливах ликующих выросли зданья,
кружки водой и маслом наполнились – вопреки.

Боги, мы Вас планируем в смелых проектах,
вечных крушителях мрачной нашей судьбы.
Вы же бессмертны. А мы, безымянные некто,
внемлем тому, кто слышит наши мольбы.

Мы, матери и отцы, потомки тысячелетий,
будущим поколеньем чреваты всегда,
нас потрясают в мир пришедшие дети.

Бесконечно рисковые, мы – явленье на час!
И ведает только смерть, что мы такое, когда
молча у этого света заимствует нас.

XXV
Чу, уже первых граблей работа
слышится четко; прокрался такт
в тишь затаенную сильной, бодрой
вешней поры. Грядущего факт

вовсе не скучен. И всякий раз
это отнюдь не повторенье,
а новизна. Не покинет нас,
не обойдет стороной вдохновенье.

Кроны дубов перезимовавших
видятся ночью будущим тленьем;
чуть шевелят листвой неопавшей.

Черны кусты. Вороха перегноя
чернью густой залегли в углубленьях.
Час, уходя, молодеет немного.

XXVI
Как нас трогает птичий крик…
Крик, что звучит, слабеет и тает.
Дети же, что на воле играют,
воплем кричат, что ужасен и дик

Вопли случайны. В малое зданье
мира Вселенной (в который вплывают
крики пернатых, как люди в мечтанья)
клинья из визга они вбивают.

Где ж мы? Летим все свободней, игривей
змеем бумажным, сорвавшим помеху,
полу-высоко, с каймою из смеха,

порваны ветром. Внуши крикливым,
Боже поющий! Чтоб тихим эхом
журча струились мысли и лира.

XXVII
Вправду ль бывает время крушащее?
Крепость на спящей горе когда разрушит оно?
Сердце, Богам извечно принадлежащее,
скоро ль распять демиургу дано?

Вправду ли мы болезно-трусливые,
и это судьбы коварной вина?
В детстве даем надежду, пытливые,
бойкие на корню, потом – тишина?

Ах, как призрачно прошлое,
сквозь впечатлений крошево
дымом уходит в забвенье.

Все ж нас таких – гонителей
будущего вершители
Божьим сочтут твореньем.

XXVIII
О, двигайся. Почти дитя, дополни
фигурой танца на единый миг
ты звездную картину танцев вольных
и оживи глухой природы лик,

на время превзойдя ее. Поскольку
все движется, когда поет Орфей.
Тебе еще тогда бывало горько,
ты изумлялась дереву – быстрей

не постаралось слух свой обострить.
Еще ты знала, где звучала лира,
возвысившись; неслыханное бденье…

Вершила ты прекрасные движенья,
надеясь к торжеству и счастью мира
свое лицо и поступь обратить.

XXIX
Тихий друг необозримых далей,
как твое дыханье множит мир!
В звоннице, средь сумрачных реалий
ты звони. Озвученный эфир

дарит силы и крепит, как обод.
Превращений – больше с каждым днем.
Что тебе дает страданья опыт?
Если горько пьется, стань вином.

Будь же в эту ночь волшебных сил
на распутье чувств твоих, ликуя,
странной встрече отдавая честь.

Если мир тебя уже забыл,
медленной земле скажи: теку я,
быстрым водам говори: я есть.