Наталья Метелица - КАПЛЯ В КАПЛЕ. Стихи

Калейдоскоп
не познал симметрии.
Сплетенной мысли разорван край.
Я просто – ВНЕ!
А мой сон обветренный
в тебе находит
и стыд,
и храм.

Пускай счастливица,
где-то,
праздная,
и даже сладкая,
явь чужих.
Моя бессонница грустноглазая
рвет паутины.
И ветер стих…

Не опылится душа,
не будут скрипки играть
на паутине осенней,
вживляя звуки в закат;

цветному ветру шуршать
в его зевающей лени
еще позволят минуту,
и цвет свернется назад —

в ладони белого мира,
где снежных радуг покоя
ждет чья-то осень в закате,
качая сон малыша,
и вдох
бесследно отстиран
от ветра ржавого воя… —

вот так закончатся строки
цветного карандаша.

Солнце роняет на щёки цветы
уходящего завтра.
Пульс говорит по слогам,
а слагает века.
Если тот пульс прочитает
вчерашнего друга рука,
Значит, вчера не бывает.
Есть только
В с е г д а.
Но – по датам.

Из фиолетовых заплаток
я склеиваю
свой приют.
Мой Остров проклятых
во глубине ночного моря.
И пусть не люди —
только звёзды душу ждут,
я буду
Фиолетовой
Авророй.

Мой Цвет
в твоей Звезде —
последний штрих.
Хотя тебе
он скучная помеха.
Но розовый
мне
надоел!..
Столетья три
я вычищала зрение
от смеха
его осколочной
жестокости
внутри.
И раны мокрые
теперь
мне жгут
доспехи.

Я дни и ночи забываю кушать
И забываю грамотное «есть»,
И мертвые дочитанные души
Кружа’т вокруг меня. О, Tod!
о, best!

О, избавленье! Языки глотают.
Ни пира, ни веревки, ни стихов.
Истрачено. И, сесть с какого краю,
Не знаю средь овалов и кругов.

Бисером – слово.
Жемчугом – фраза.
Золотом – просто молчание.
И – не-готово.
И – не-стучаться.
Порознь любовь – и свидание.

Вдребезги! Красно!
Терпко. Невнятно.
Хмель одиночества злого.
Вновь – подпоясно!
Свежо! Аккуратно!
И всё – для счастья – готово!

В бреду растерзанных мечтаний,
Когда они, сломав крыла,
Бредут под скрипы старых зданий,
Не отражаясь в зеркалах,
Храни того, кто в мире мертвых
Тебе протянет горсть зерна,
Чтоб на полях двоих влюбленных
Они взошли из плена сна.
Чтоб шаг под половицей старой
Обрел желание пути
И рот, насыщенный пиалой,
Вернул улыбку в те черты.

Храни того, кто в час потери
Надежд, уставших от себя,
И в череде твоих истерик,
Что изъедают разум лба,
Обнимет весь твой мир погибший
Под скрип зубов, под треск костей
И рядом – просто рядом дышит
Без обещаний, без речей…

Игрался в мячик ангел,
Распутывали – ведьмы.
И в этом светлом мраке
Ты снился мне. Чуть бледный
Ходил мой страх по дому,
Боясь в себя поверить.
А я – к тебе, родному,
Распутицей на берег.
И верю так,
что реки
ломаются под шагом.
А просыпаться —
не с кем.
Гуляй, мой сон, бродяга…

Полунамеками просыпается утро.
Я кажусь себе вечной – и юной как будто;
и негромко ругаю себя за кривое пространство,
где время свое обманула. И властно
захожу за черту, не знакомую прежде границам,
установленным мною,
чтоб зря ни в кого не влюбиться,
защититься,
спастись,
ошибиться,
и биться,
и биться
головой о холодную стену.
И не
покориться!

Я негромко ругаю себя, любопытство свое разжигая,
до чего я могу доходить, с неба месяц срезая,
чтобы время себе подчинить – и над этой чертою
новый выстроить дом —
и другое пространство живою —
молодою —
наполнить,
всю жизнь расплавляя в начало,
где ошибки еще не тот камень,
которым себя избивала.

На глаза давит свет.
И знакомая комната детства.
А я снова теряю ключи от двери по соседству
и, зажатая в это пространство,
иду в чье-то время,
не насилуя душу кривым воплощеньем —
и верю,
что иные дома строит утро,
придя милосердно
к моему разрушенью,
где я так упрямо
усердна.

У высокого небосклона
Ни души – только очередь злая.
Вера выгорела бутоном,
Ничего на земле не желая.

Эка невидаль: черное – белым.
Эка странность: погибель – спасеньем.
У весны – день высокий и смелый.
Только гром неразборчив весенний…

Кончается ЛЮБАЯ сила… Даже
Когда та сила рождена троим!
И я всё чаще маленькой Наташе —
Лишь «Колыбельную»!.. а Херувим
Касается изрезанной надежды..
Глядит на искушение души…
И снова мне на ушко тихо шепчет:
«Кончается ЛЮБАЯ боль.
ДЫ-ШИ!!!».

Мне приснился сон, где время,
Разодвинув все границы,
Показало мне безвременье,
Как без пальцев рукавицы.
Показало мне, где лето
Вперемешку с снегопадом,
Где вопрос не ждет ответа
И где рай в обнимку с адом.
Показало мне, где ночи,
Как в ликёр, смешались с днями,
Где все точки – в многоточья,
Сорняки цветут цветами;
Где и молодость, и старость
На одно лицо – РОДНОЕ!
Где нет боли и нет радости —
Есть живущее.
Живое!..

Мне приснился сон, где время,
Разодвинув все границы,
Обратило меня в семя,
Насыщающее птицу.
Обратило меня в небо,
Чтоб приют был звонкокрылой —
Так простая крошка хлеба
Землю с небом породнила.
И я птицей увидала,
Что живет ЖИВАЯ мама,
Косы дочке заплетала.
Глядь: не девочка – уж дама
На балу каком-то странном:
Жмет ладонь Высоцкий —
Пушкину,
Я их радую вокалом
И дразню на щечке мушкою…

Сон, теряя все границы,
Стал нелепо изогнутый.
И в разлипшихся ресницах
Время обрело минуты.

Всадник белый в небе несся.
Ночь упала, как всегда,
Неожиданно, непросто,
Хоть и кажется проста.

Мерит сердце расстоянье
До тебя, – ладонь найдя.
Запрягает утро сани:
Тот же конь,
но – свист хлыста.

Не разгаданы дороги.
Нет карманов для ножей.
Бывший всадник одинокий
В изголовье у саней.

Не спеши, рассвет ретивый,
Людям судьбы разбивать.
Человек – сосуд сопливый:
Наливать да проливать.