Наталья Метелица - От шрама до шарма. Стихи

Как я без тебя – внутри рассудка,
где не будет жизни нам двоим?
Не давай мне думать. Хоть минутку —
воздух Бога…
надышаться Им.

Давай разговаривать молча.
Никто не подслушает нас.
А если вдруг сглазить захочет,
То бережней будет и сглаз.

Мы столько отдали им счастья,
Что можно спасти для себя.
Ты молча ко мне возвращайся, —
Чтоб молча вернулась и я.

Света хочется. Так – чтоб не думать о свете.
Будто вместе со мною родился, и я
не искала его. Всюду – и незаметен.
Незаметных не сможет никто и отнять.

Но откуда мне знать, что его я хотела,
если будет всесущим и вечным?.. Не дай
мне забыть о мечте, разворованной телом,
где не вспомнить, зачем
между делом
мечтать…

Из этих шагов можно вырастить много дорог.
Из этих дорог можно выбросить много людей.
И цикл завершится. Никто никого не сберёг.
И цикл зародится. Спасённый в театре теней
Идущих уже не ногами —
а памятью ног.

Поэты успели
проснуться.
Поэты успели
поесть.
Но вспомнить забыли
про мудрость,
что нужно
СЕЙЧАС быть
и ЗДЕСЬ !..

Удержись. Там не будет лучше.
Всюду правила жаждут рабства.
В послушание ты игралась,
хоть и била тайком баклуши.

Там тебе и прочистят совесть.
Все проколы припомнят вдвое
и умоют твоим же гноем,
если раны сочтёшь за бонус.

Так куда же спешить? Готова
сдать нутро ревизору рая?
Ведь прослушек и здесь хватает
даже в самых глухих альковах.
…
Не ходи понарошку в гости.
Не зови понапрасну Бога.
Одинаково одиноко
от наград —
до наградок*
после.
_________________________________

* – в том числе и в значении: наградка – разновидность ножовки, инструмент для пиления.

У расставаний сердце вдвое больше,
и память дважды со свету сживёт,
пока не исповедует всю кожу,
вытаскивая душу через рот, —

забыть, расстался или возвратился,
и, сердце измеряя по ночам,
поверить, что оно тебя простило
за каждый неучтённый миллиграмм.

Спохватишься – не будет
и этой боли. Поздно.
Отверженный собором
звонит в колокола.

А ты глухой как будто,
вколачивая гвозди,
под шляпками которых
мадам и умерла.

Ты мне подыгрывал? А я
из той игры плела верёвку —
по-настоящему себя
повесить на ближайшей ёлке.

Вот будет весело тебе,
когда игрушечное тело
примерит праздник, не успев
понять, что я окоченела.

А хочешь – снова подыграй
и притворись соседней веткой.
Авось, поверю, что вчера
ты был Творцом – и человеком.

Отойти от тебя и от боли —
значит, бросить и рифмы. Пора
вставить мозг в полушарные доли
и сменить протекающий кран.

Экономия всё-таки. Нынче
дорожает вода и в стихах.
И напрасные жертвы количеств
ищут качество полуштриха.

Отдохнуть от кричащего сора,
вымыть мысли, не тратя слова,
где всё ясно и без разговоров,
если мастеру жаль мастерства.

Если б я была собакой,
Никогда б не подносила
Я тебе, хозяин, тапки —
Но загрызла бы тебя!

Не серчай, что я такая.
Даже если некрасива —
В этой бешеной собаке —
Всё прощается, любя…

Достаточно смотреть в глаза,
лежать в обнимку, если рядом, —
и делать то, чего нельзя,
и верить в то, во что не надо.

Ни схем, ни правил, ни ума.
Все ощущения свободны
от искушения ломать
трагикомедию влюблённых.
………
Но, вместо этого, глаза
я рисовала где придётся.
Как будто с ними исчезал
последний повод
верить в гостя.

Солнце не дружит с моей непогодой.
Я их пытаюсь насильно сдружить.
Дружба не крепче. Но мне год от года
радостней чудится жёлтая нить
между рассветом и тем листопадом,
где рассыпаются строчки мои.
Снова сшиваю – и жду виновато,
что приживутся друг к другу враги…

Разве в этом есть моя душа,
если ей противно просыпаться
и лепить из битого фаянса
косточки для тела?.. Не дышать,
но живой казаться для посуды,
где глотк'и на сутки раздают.
Перекличка пройдена. Я тут.
Нужно пить. Дышать.
Целее будет?

Смотрю и не вижу. Ты стал незаметен —
и стал вездесущим. Как пыль из частиц.
С тобой говорю – никто не ответит.
Не слышу тебя. Не хочу. Ржавый лист

раскрошен под пяткой. Для ветра. Для пыли.
Весь город зеленою медью горит.
Кричит светофор: май, ноябрь, отлюбили, —
а я улыбаюсь!.. нигде не болит.

Дорога ручная. Машинки-игрушки.
Одетые куклы. Босая душа.
И вечер, как друг терпеливо-послушный,
уходит, но бережно, еле дыша.

Свободна. Не нужно обмана и счастья,
с притворными фразами, лаской чужой.
Я медная осень. Калитка. Терраса.
Я мир, наконец прибежавший домой.

Ушла в себя и заперла все двери.
Ломая клетку, рёбра не жалей.
Свобода не бывает полумерой
и строит дом —
могилой
в рыхлой мгле.

Возводишь – и закапываешь.
Вровень.
Да больше изломалось, чем срослось.
Как будто не одна во мне, а трое
меня возненавидели
всерьёз.

Ты зачем меня качаешь
В колыбели не по росту?
Разве мало нам ошибок
С возвращением назад?

Я встречаюсь с палачами —
И прощаюсь на погосте.
А любовь – в стихи зашила.
Для невест твоих наряд.

Может, с ними ты и вспомнишь
Про высокие метели,
От которых высшей пользы
Не случилось на земле.

Я звала тебя на помощь
Всю последнюю неделю.
А теперь, мой милый, поздно
Возвращаться и жалеть…

Количество давно неважно.
Зачем растягивать слова?
Чтоб возвращать позавчерашних
и притворяться, что жива?!

Глупее глупого занятье —
играть с собою в поддавки,
когда ходов на всех не хватит
в игре единственной доски.