Александр Димитриев - Не спеши уходить… Избранное

Небесные птахи, прошу: помолчите
вы в час наступающий, в час этот ранний.
Создатель не просто был новый Учитель,
домыслив понятие «образование».

Творец и наставник, вершитель и мастер,
но он почему-то остался отвергнут,
и Личность вдруг разом сменили на масти,
чтоб штампы чужие глотали усердно.

Так сколько ещё пережить новолуний
и нам предстоит, оградив от раскола
идущих на смену, – тех, что накануне
взрастила респектная новая школа?…

Прими меня таким, какой я есть,
прими меня как данность и реальность.
Прости, что говорю тебе банальность,
но не таких, как я, людей не счесть.

Плох или нет, но я неповторим.
А ты, меж тем, ещё не перестала
искать себе подобье идеала:
кумира под себя не сотвори.

Так неизбежно гаснет новый день,
пора цветенья облетает с вишен.
И кто за мною следом бы ни вышел, —
ему иным быть, что не значит выше.

Кольцо другое сызнова надень
и ягоды попробуй…

Нам уже не слетать на Бали́,
нам уже не махнуть на Канары.
Мы не молоды, но и не стары —
было время, а мы не могли?

Не увидеть уже Эверест,
не вернуться в предгорье Эльбруса.
Но зато из добротного бруса
домик сложится – или наш крест?

И не роуминг, не груз рюкзака
нас волнуют – поездка до дачи.
Было всё, но на сдачу удачи
как сумела подняться рука?..

Беспокойство не грех, не поставить его на колени,
если только у нас не устанет трудиться душа.
Безымянная честь будит совесть иных поколений,
голос свой, как всегда, в легковесном эфире глуша.

Затерялись следы, – понапрасну её не ищите:
незаметных людей не впервой позабыть имена.
Но, возможно, тогда это имя нуждалось в защите,
без которой теперь нет причины его вспоминать.

Вновь меня оставляет весна,
ожидая лиловые ночи.
Возвратится опять новизна
моей жизни, где я непорочен,
и влюблён, и наивен, и юн,
где есть только вперёд и навстречу.
Уж не ты ли, мой милый июнь
ей подобную создал предтечу?
Ежегодно сменяемый цикл
не покажет историю с тыла.
Там любовь охраняет дворцы,
где природа навечно застыла.
Оттого ль новый ветреный май
не уводит меня от соблазна,
позволяя сирень наломать,
и цепями чугунными лязгать
с парапетов, одетых в гранит.
Город вновь обновит полнолунье —
кабошоном янтарь огранит —
и подарит ей, как накануне,
через тыщи похожих ночей.
Полумрак сохранит разделённость
отводя мою тень: я – ничей
у любви, потерявшей влюблённость.
Я вернусь как дворовый поэт,
у которого память не стынет.
Но к кому голос мой вопиет
в равнодушной до боли пустыне?..

В час, когда не можешь надышаться,
в час, когда болезнь под корень режет,
милостью последнего из шансов
вспоминай не лязганье и скрежет;
вспоминай, что мило сердцу: детство —
домик, притулившийся над кручей,
страсть – любить, объять и наглядеться,
а не состраданиями мучить,
и стремленье – быть сильней и выше,
жизнь переосмыслив в ритме танца…
Уж не оттого ли ты и выжил —
не уснул. Успеешь отоспаться…

Жизнь не должна быть долгой —
пусть лучше будет длинной.

Не избежать осколков,
клин выбивая клином.

Спор не рождает истин,
встав на пути раздора.

Не для того очистим,
чтобы испачкать скоро.

Доброе дело кратно
выданным свыше грантам.

А выражаться кратко —
мало, чтоб стать талантом.

Ты снова уходишь, а следом уходит и время,
меня оставляя в моём одноместном гареме,
где вместе со мной одинокая дремлет усталость,
и с ней никого, кто вернул бы тебя, не осталось.

Когда бы зашла ты за наши былые границы,
то вмиг попыталась бы всем существом отстраниться,
как будто боясь рокового пришествия ночи,
не зная при этом, что дом наш и так обесточен.

Но ты не застанешь меня в добровольном изгнании:
я знаю все цены на наши с тобой расставания.
Разбудишь меня, возвращая из облачной выси,
поняв, наконец-то, что мы друг от друга зависим.

Эта белая ночь – твой свидетель.
И конец и начало – у ночи.
Так однажды рождаются дети.
Только в каждом заложен свой почерк —
тот единственный неповторимый,
словно пальцев твоих отпечатки.
Но загадочно, тайно, незримо
это чудо даётся в зачатке
и не факт, что достанется взрослым,
что теряют его в общей массе.
Может быть, не напрасно ты послан,
и ещё не погиб в тебе мастер…

Такие разные миры
сосуществуют параллельно…
Один сложил свои дары
в стеснённой комнате молельной,
другой свободно разбросал
по солнцем залитому полю.
А сын ты Божий иль вассал,
никто за нас решать не волен.

Да простит меня Маркс: труд и деньги нельзя соразмерить.
Сколько стоит твой пот и мозоли натруженных рук?
Сколько стоит полёт твоей мысли и в полной ли мере
оценили тебя, избавлявшего хворых от мук?

Ты способен талант оценить, применённый на деле? —
Вдохновенье твоё в перманентности спроса гниёт!
Лишь любовь покупать, если хочешь, возможно в борделе,
а точнее, ту часть, что останется там от неё.

Лица коснись подушечками пальцев,
но, ощущая контуры лица,
его не написать, как и без пяльцев
узор не вышить. Если до конца
пытаешься понять аутентичность
писателя, попробуй перечесть:
соприкоснёшься, постигая личность.
Вот сможешь ли постичь её – Бог весть…

Как ночь в июне коротка!
А сливки облаков прокисли,
вдохнув озон от ветерка.
И не растянется строка,
хотя её и тянут мысли.

Её настойчиво зовёт
прохладный ум угомониться.
Но вытекает в небо с вод
не дремлющего солнца мёд
и, озарив мою столицу,
уснуть не даст…