Александр Димитриев - Не спеши уходить… Избранное

Садовый забор – для природы,
а клетка – для пойманной птицы. —
Попросим у жизни свободы,
ещё не умея молиться.

Не просто свободы, а воли,
не просто в любви, но и в браке.
Побед без труда и без боли
в борьбе, что приравнена к драке.

Наверное, многое можно
для тех, кто сильнее и выше?
Уверовать в это несложно,
другие о том не услышат.

И снова попросим кого-то,
и вновь позабудем о долге.
Всевышний хранит идиотов
и делает жизнь для них долгой…

Мне совсем не то от жизни надо,
хоть делю я цены вместе с ней.
Отсвет от былого звездопада
фонарей софитных не тускней.
Отзвуки скрипичного оркестра,
даже колокольный перезвон
в памяти хранят не меньше места
вопля, изгоняющего вон.
Как ожог чужого поцелуя
окрик оставляет след от губ,
но смешеньем чувств он не балует,
не сентиментален и не груб.
А пережитое послевкусьем
вновь в воспоминаниях горчит.
День минувший, видимо, не в курсе,
предвкушая скудные харчи,
даже у полуденного зноя
с удовлетвореньем лижет пот.
Вот и время несколько иное
в электронных ходиках идёт.
И не стало небо голубее,
приравнявшись к вечным небесам.
Становлюсь мудрее и слабею
от того, на что способен сам.

Кроваво-красная луна (*)
таит печать тысячелетий,
скользит по мокрым валунам,
бесшумно отпирает клети
у зарешёченных садов
под вензелями на фасаде,
и шерсть проснувшихся котов,
на крыши выходящих, гладит.
Она глядит на город вниз
и, отражаясь в узких окнах,
взирает молча на стриптиз
в квартирных озареньях блёклых.
Её познание любви
односторонностью понятно,
но, как любовь ни назови,
луна имеет те же пятна.
Она стремится на восток, —
меж тем, её встречает запад. (**)
Полёт луны не столь высок,
как солнца: свет и даже запах
ей передарит мать-земля,
отчасти, с нашей точки зрения.
И пусть на этот счёт сомнения
нас не устанут утомлять,
когда минуты озарения
не оставляют…

Когда полночная жара
не покидает почему-то,

когда осталось до утра
не меньше трёх часов в минутах,

а жажда, верно, доведёт
до хоботкового рефлекса, (*)

и прерван был любви полёт,
когда уж точно не до секса,

а, между тем, сердечный ритм,
в висках стучащий, хаотичен,

и примитивный алгоритм
из двух-трёх мыслей так типичен,

когда из-за щепотки льда
позабываешь о манерах,

и все мечты свелись когда
к покупке кондиционера,

когда вдруг, провалившись в сон,
не осознав, что в нём – спасенье,

лишь пробудившись в воскресенье,
поймёшь, как этот день весом.

Охватило тебя, обуяло…
Ты в ответ воспротивишься вяло,
на себя натянув одеяло
ослабевшей внезапно рукой.

Видно, что-то ещё не остыло,
раз хозяйка надёжного тыла
не забыла, а может, простила,
или вспомнила, кто он такой.

Изменённое слово «избранник»
твоё сердце искусственно ранит,
оттого ли в час утренний ранний
лучше всем обходиться без слов?

И тогда всё окажется проще,
а помадой оставленный росчерк
на подушке твоей прополощут
волны неэротических снов.

Стакан, что был наполовину полон,
окажется наполовину пуст,
и жизнь пройдёт меж потолком и полом
в жилище одиночества, – и пусть

так думает, кто никогда не станет
в пространстве жить, или хотя бы тот,
кто знает содержимое в стакане,
но кто не знает истин и высот,

кому лишь материальное всеценно,
и кто не знает цену пустоты —
вместилища материи вселенной,