Андрей Драгунов - Песок. Книга стихов

…видишь ли – это утренняя вода
растворила краски ночного неба
и теперь, в пять тридцать – ни облако, ни звезда —
не различимы, где бы ты н е был,
или не б ы л… и пальцами об висок —
перетереть – ни время и не сомненья…
ни, даже, строго выверенный кусок
медленной жизни, которая – от волненья —
не по ошибке – размазывает черты —
твой ли размытый профиль в оконной раме,
где, даже, мухи меньше мертвы, чем ты…
до синевы сжав пальцы в пустом кармане
или до судороги… Как медленно новый день…
вон, завсегдатай автобуса едет в школу,
чтобы, ему назначенная, дребедень —
вдруг превратилась однажды в пучок соломы —
для старой лошади, что пробежала круг —
лучше обычного, смяв за собою ленту
финишной линии и обогнав подруг…
после чего посажена на диету,
то есть – сплошные овощи и вода…
и никакого сладкого до обеда —
лошадь, ведь тоже – сама по себе – еда —
после последнего – праздничного забега,
когда размывает радостная слеза
пену у рта… а зрители – Дальше, дальше!..
а в отражении маленькая звезда —
точно заноза на безымянном пальце…
и никуда не деться от той звезды,
утром размытой – просто – водой из крана…
Спросишь случайно – Куды ты, теперь, куды?!. —
но тишина… и дырка в экране – рана.

Смотри и слушай. Слушай и понимай.
Понимай и записывай – пальцами сквозь чернила…
Видимо, в этом смысл и… где-то Рай…
Только твоя бумага о нём забыла.

В понедельник похолодало до плюс двадцати пяти.
Небо немного сжалилось над посёлком,
над островами… не всех, но ещё спасти
можно кого-то… в стоге найти иголку —
зашить себе память и вечно слезящийся глаз,
что разбавляет выжженное пространство —
горькой водичкой – безжалостно каждый раз,
не выводя ни слова… Ни. даже – Здравствуй…
или прощай – вне временно и навсегда,
чтобы не спутать время, пейзаж, границы —
там, где давно обещанная вода —
не проливается ливнем, а только сниться…
Похолодало… терпенье сошло на «нет»!.. —
то есть, когда при плюс двадцать пять – не замёрзнешь —
при всём желании… и вскрытый потом конверт
только дополнит жаркую полночь звёздами.

Лампочка гаснет. Вольфрама сухой фитиль
перегорает быстрее, чем меркнет вечер…
Между собакой и волком – ни явь, ни быль…
так – отголосок – последней июльской встречи…
Переживания, что не о чем поговорить —
долгая память – в каком-то другом измеренье —
только собака – в безвременье будет выть…
не оставляя шансов, а лишь сомнение.
Вечером свет расползается и – не ищи —
без вариантов, а лампочка – только повод —
для комара – увидеть, что там, внутри…
и как проживается в комнате – той, в которой,
даже, уже – и призраки не живут…
ночью, во сне – разрозненные воспоминанья,
но и – не более… Лампочки мёртвый круг —
всё, что внутри достойно ещё вниманья.

Будка стрелочника выкрашена в песочный цвет,
чтобы с дороги не разглядеть отличия
от окружающего… и лампы неяркий свет —
тоже сливается с выветренным наличником,
как с бесцветной дверью, которая на замке,
когда стрелочник – в город за водкой и провиантом,
когда по дороге пыльной, как по реке,
передвигаются измученные мигранты…
или цыгане… и небо – белёсый холст,
даже, не траченый тучами и облаками —
только столб пыли в нечеловеческий рост,
как обнимающий местность вокруг руками…
или песчинками с пылью – во все глаза,
рот залепляя и, чтобы не слышать – уши…
Стрелочник будку выкрасил и не сказал —
где теперь встретить его одинокую душу.

На солнцепёке улица молчалива,
будто бы – жизнь кончается на рассвете…
и торговка зеленью – торопливо
предлагает укроп, петрушку и помидоры в пакете,
и какие-то ягоды. Спрашиваешь – что сколько стоит,
но лишь тишина, указанная на ценнике…
Видимо, вправду сказано, что всё проходит —
как не-дорогая жизнь соплеменников,
выхваченная, обесцвеченная светильником —
из полумрака… выставленная на обозрение,
как на посмешище… водка из холодильника,
не обещающая долгого продолжения…
На солнцепёке… лица почти потеряны —
цвет расплывается, как разжалованная прислуга —
по географии… не выговоренные откровения —
в таком варианте – выглядят, как предательство друга…
или близкого родственника – матери или, скажем – сына,
что в одночасье плавится на солнцепёке —
до собственной тени, которая молчалива,
даже, когда ботинки – и к ней жестоки…
скромная участь… ни слова в свою защиту.
Тень уползает, прячется, хоронится —
в той части города, куда все пути закрыты —
для посторонних, пытаясь с пейзажем слиться,
как с географией, то есть – как с контурной картой-
заданной местности… с глобусом данного города…
На солнцепёке, как в сентябре за партой —
хочется верить в существование облака.

Сохранённая ненадолго – жизнь на листе —
пока высыхают чернила и помнит почерк…
но пока не до дна испарилась вода в реке —
есть варианты – не умереть – досрочно…
Не пропасть без ведома Ангелов и Самого,
став только слухом о том, что когда-то было,
чтобы потом безрадостное кино
напоминало всё то, что водою смыло,
не сохранив при этом и пенный след…
лишь чешую русалочью на причале —
для кучерявого мальчика, чей портрет —
как иллюстрация к сказанному вначале.

Ты досталась в наследство – подарок… осколок сна,
ласточка, вырвавшаяся из плена
пустого берега, откуда – никто – никогда…
до того не сбегал, даже, не пробовал сделать…
Замурованный заживо – намертво – детский крик,
освобождённый случайным оползнем, камнепадом…
взорванным берегом – с первого дня – старик…
без оправдания… и без того, кто рядом
всё это время вглядывался во тьму
рядом с тобой, кто не говорил – Послушай…
просто смотрел, как будто ему самому —
кто-то другой – замазывал глиной уши…
Не говори ни слова… к чему слова!.. —
клёкот ещё возможного откровенья…
и чем выше к небу возносится голова —
клёкот тише – к чему оглашать селенья —
невозможным стрёкотом связок… шуршаньем крыл.
Вот тебе, ласточка, берег, а вот – дорога —
видимо, больше никто по ней не ходил…
Тише, немного тише… Ещё немного.