Мирослав Крлежа - Избранное

Весеннее солнечное утро в Риме; капеллу наполняет нестройный гул голосов. Прежде чем вернуться в свои провинциальные норы, в готтентотские болота и заняться привычными делами, кражами и убийством, туристы, немилосердно стуча по каменным плитам пола подкованными альпийскими ботинками, похожими на копыта, возбужденно кричат, смеются и размахивают руками, биноклями, стеками, не отдавая себе отчета в явлении, открывшемся их глазам… И каждая секунда приносит с собой невероятные вещи, которые так и просятся на страницы романа.

«Да, об этом надо писать книгу», — подумал я, повергнутый в глубокую задумчивость мрачным, грозным полотном, повествующим о гневе господнем, беспомощный и подавленный шумом варварской толпы, жужжащей вокруг…

— Книгу? — с любопытством спросила меня из полутьмы Сикстинской капеллы некая тень голосом, проникнутым мягкой иронией и снисходительностью, столь характерными для загробного призрака, наблюдающего жизнь из потустороннего мира, далекого от будничных, ничтожных мелочей.

— Да! Я хотел бы рассказать в ней о том, как сложно и противоречиво наше время, что отзвуком майского солнечного утра вторгается под сумрачные своды церкви.

— Вы пришли сюда из библиотеки, не так ли, господин?

— Да. Если вы имеете в виду длинные коридоры, уставленные шкафчиками в стиле XVII века и более напоминающие комоды, в которых кокетливые дамы того времени держали свои туалеты и косметику, нежели вместилища священных книг… Если память не изменяет мне, в комнате, стены которой испещряют рисунки из жизни святого отца, в одном из таких стеклянных шкафчиков хранится корона святого Стефана, которую подарили мадьярские католики римскому папе Льву XIII.

— Совершенно справедливо, это — ватиканская библиотека… Но неужели же после всего, что вы видели, вы продолжаете наивно верить, что книга или картина в состоянии что-то сделать? Полноте… Куда там картине! Куда там книге! В наше время людей несравненно больше тревожит гол, забитый футболистом! Вот уже четыреста двадцать пять лет стоит эта церковь на этом самом месте, так и не убедив человечество ни в чем. Современные обитатели Ватикана совсем не поняли значения ее — иначе как могли бы они пристроить к Сикстинской капелле коридоры, напоминающие писсуары, а святые книги держать в шкафах, разрисованных святыми картинами во вкусе Ватто! Чего вы требуете от пилигримов, которые, по вашему собственному выражению, блеют, будто козы на Монте-Каприно? Четыреста двадцать пять лет люди не могли постичь смысл этих картин, те же, кто мог бы понять дух, которым проникнута капелла, лишены возможности взглянуть на сикстинскую роспись. Они слишком бедны для этого. Им не надо было ждать четыреста лет, чтобы постичь высокий смысл искусства: люди, наделенные даром понимать его, существовали и в ту пору, когда стены эти только расписывались. Не является ли это обстоятельство фатальным доказательством того, что в современном европейском обществе прогресса как такового не существует?.. Все остановилось… Судьба мира предрешена. Беспредельно огромный, но в то же время ничтожный, зачатый на смертном одре и обреченный во цвете лет на увядание и старость мир наш смеется сквозь слезы и, подобно грозовому небу, рождающему радугу, улыбается теми же устами, что плакали минуту назад; и, верно, через тысячи лет молнии будут сверкать все так же и, как теперь, боль будет сжимать сердце каждого страдающего человека. Творить может лишь тот, кто покорился предписаниям времени и думает, рисует и пишет в соответствии с новейшими требованиями. Мудр лишь тот, кого природа наделила способностью обманываться вместе со временем. Вместе с этой прелестной, юной куртизанкой, которая беспредельно счастлива, ибо уверена, что звезды горят в вышине для нее, и солнце обходит небосвод, и водопад шумит лишь для того, чтобы порадовать ее. Гений Рафаэля безмятежно отдавался времени и рисовал легко, подобно мечтателю, который, сидя на балконе, перебирает струны гитары, подобно человеку, забавляющемуся с ручной обезьянкой. Я вспоминаю мелодраматическую фреску в «Станцах» [119] Фрески четырех парадных залов Ватикана, выполненные Рафаэлем. ; раздвинулась анфилада арок — и взорам открылось золотое распятие, словно победоносное звучание папского горна, сияющее над разбитым торсом Антики. Не так ли и теперь?.. Порабощенные капризами моды, славы, в погоне за прибылями и стипендией, люди недорого продают свою совесть. И тот, кто острым скальпелем взрезал свою внешнюю оболочку и, содрав кожу, словно кровавую тунику, добрался рукой до своей утробы, желая покопаться в ней, обречен стать отшельником в толпе господ — носителей цилиндров, в толпе приват-доцентов, явно смущенных сомнительной личностью, столь не похожей на картину в простенке, исполненную духовного содержания; очарованный лунным светом и звездами, погруженный в раздумье о вопросах морали, поэт без определенного «мировоззрения» (ибо он не дервиш, чтобы верить в катехизис) тревожит их… Для него мало смотреть — он хочет видеть, в этом заключается загадка человека…

— Das gefällt mir aber goar und ganz net… Dös ist ja alles so dreckig und schmutzig, woas ist denn das alles, überhaupt? Verstehst du was, Mutti, davon, da schau mal her, der hat ja nur ein Aug…

— Woas! Lass mich! Wie viel hast du für den Spiegel g’zahlt, Franzi? Ich hab dir g’sagt, s’hat keinen Sinn den Spiegel zu kaufen…

— Schau mal, Mutti, wirst sehen, dös ist aber lustig der Sokrates, der sitzt ja oben auf einer Wolke, ganz, ganz oben, schau mal…

— Franzi, hörst du, sag mal, wie viel kostet der Spiegel? [120] — Все это мне совсем, совсем не нравится… Сплошная пачкотня и мазня, и что вообще все это значит? Ты что-нибудь понимаешь, мама? Посмотри вот там — у него только один глаз… — Что? Оставь меня в покое! Сколько ты заплатил за зеркало, Франци? Я же тебе говорила, что нет никакого смысла покупать это зеркало… — Посмотри-ка, мама, как занятно. Сократ сидит на облаках, вон там, ша самом верху… взгляни-ка. — Франци, ответишь ли ты мне наконец, сколько стоит зеркало? (искажен. нем.)

— Les fresques du haut sur le côté ont été exécutées vers 1480 par les principaux maîtres florentins et ombriens de l’époque… A côté gauche vous voyez Moïse voyageant en Égypte avec sa femme Séphora…

— Le plafond, qu’on peut examiner plus commodément avec les miroirs… [121] — Верхние фрески на этой стене были выполнены в 1480 году известнейшим флорентийским художником… По левую сторону вы видите Моисея, который разъезжает по Египту со своей женой Сефорой… Потолок легче всего рассмотреть в зеркало… (франц.)

— The main field of the Sistine ceiling is divided into four larger alternating with five smaller fields. The following is the order of the subjects depicted in them: 1. The dividing of the light from the darkness. 2. The creation of sun, moon, and stars and of the herbage. 3. The creation of the waters. 4. The creation of the man. 5. The creation of woman… [122] — Пространство сикстинского потолка разделено на четыре большие секции с пятью более мелкими отсеками. Назову по порядку сюжеты, изображенные на них: 1. Сотворение света из тьмы. 2. Сотворение солнца, луны, звезд и растений. 3. Сотворение воды. 4. Сотворение человека. 5. Сотворение женщины… (англ.)