Мирослав Крлежа - Избранное

«Великое обвинение» росло в объеме каждый день. Кралевичу удалось встретиться и поговорить с Шефом, но это не дало результата, и Кралевич понял, что промахнулся. Необыкновенная встреча произошла дождливой ночью в одной мрачной корчме на Влашской улице.

Кто не знает мерзких кабаков, что называются «Под стеной», «У потока», расположенных на грязных извилистых уличках Опатовины и Скалинской, прижавшихся к Каптолу, у канав, по которым когда-то сбега́ли мутные каптолские ручьи, полные мусора! Там и по сей день средь бела дня пищат крысы величиной с куницу, а кабатчики приводят в порядок огромные бочки, в которые переливают ядовито клокочущее прокисшее вино. Там громоздятся маленькие полутемные лавчонки, забитые позолоченной церковной утварью, чашами и облачениями, мрачные кабаки и винные погребки, залитые кровью мясные лавки с полосатыми кровавыми навесами и ободранными говяжьими тушами; все это сбилось около кафедрального собора, как библейские торгаши возле дома господня. Здесь всегда грозит опасность поскользнуться на разбросанных внутренностях животных и полусгнивших, покрытых слизью, плавниках и рыбьей чешуе; все здесь воняет бойней и свежей кровью. А над этими мясными и кабаками, над блудницами и пьянчужками высятся Каптол со множеством толстых попов и большая белая церковь, как сторожевая башня, столетиями безуспешно охраняющая город от нечестивого. Ее колокольные перезвоны несутся над синими ивами по далеким равнинам Савы, как усталые вестники, все еще стремящиеся куда-то, хотя давно уже исчезли мотивы, движущие этих глашатаев по свету. В воздухе висит бой часов, звучный и громкий, чтобы напомнить человеку, что он — прах и тлен и что время бежит, как вода на старинных водяных часах. Мясники и кабатчики (астматические великаны более ста десяти килограммов весом), по своим политическим убеждениям сторонники принципов Иуды и его последователей, представляют политическое лицо каптолских обывателей, каждый из которых имеет на своей совести больше десятка тысяч голов погибших животных; за последнее, военное время к этой цифре прибавилось еще по крайней мере столько же ополченских голов. Они хлещут вино по каптолским кабакам, храпят и радуются победам на далеких полях сражений; эти кровавые полупьяные сорняки называются нашими хорватскими патриотами, ради которых текут и Сава и Драва, чтобы вместе с Дунаем поведать миру, «что хорват любит свой народ». Режут толстые мясники кровавую добычу под каптолскими башнями и мыслят не головами, а животами, покрытыми складками жира, как старые мешки; таковы ревнители блага отечества, что с пыхтением тащат по земле свои бурдюки и запихивают в них за один присест по молочному поросенку и по три «кружечки» вина; каптолские трутни — символ нашего патриотического борца «за свободу и независимость королевства» в рамках Договора [51] Договор 1868 г. с Венгрией о так называемом «Триедином королевстве», согласно которому Хорватия, Славония и Далмация были признаны неотторжимым владением Венгрии, но получили автономию. . В кабаке одного из подобных либералов — мясника, пожарника и члена общества защиты животных, отставного унтера, народного повстанца и храброго вояки по фамилии Царский, — в его кабаке на Влашской улице и напился наш Кралевич до потери сознания. На стене здесь красовались известный красноносый «Кибиц № 13» [52] Карикатурный персонаж — страстный болельщик карточной и шахматной игры. , похожий на Арлекина, и дипломы «Добротвора», «Столчека» и «Пожарного общества» [53] Благотворительные и патриотические общества. . Все эти обрамленные золотом грамоты, висевшие над Кралевичем, завертелись в его мозгу, когда ему стало ясно, что и сюда простирается дьявольская рука таинственного собственника I ХПБ.

Маленькая комнатушка под черными, покрытыми слоем сажи, старинными сводами, загроможденная мебелью, заплеванная и наполненная дымом, была настолько забита народом, что Кралевичу казалось, она вот-вот лопнет; он был готов присягнуть в этом. Цветные репродукции картин наших «мастеров» живописи девяностых годов, изображающие славные исторические события, вдруг ожили на стенах. Заволновались хорваты вокруг Косенца, Клука, Туги и Буги [54] Хорватские национальные герои старых времен. и начали кричать, а в соборе торжественно короновали Петра Свачича [55] Свачич, Петр (1093—1097) — последний король хорватской крови. , «Хорватский Парнас» Буковца [56] Буковец (1855—1922) — известный хорватский художник. запел, и голые русалки пьяно и разнузданно завизжали. Старик Анте Старчевич громко засмеялся посреди лавров и трехцветных знамен; хорватские королевские гербы, в крупную красную с белым клетку, с патетическими лозунгами «Бог и хорваты» и «Да здравствует Хорватия!» — все запылало в пьяной трехцветной пестроте. Большой красно-бело-синий плакат, весь покрытый подписями «За наше свободное королевство», оставшийся висеть на стене со времени последних довоенных выборов, тоже стал развеваться по ветру. А все безделицы, которые великая европейская война занесла в этот кабак — две-три расписанные шрапнельные гильзы, портреты австрийских генералов в красных плащах, эрцгерцогов, царей, императоров, — все это заплясало вместе с баном Елачичем [57] Елачич Иосип (1801—1859) — хорватский бан проавстрийской ориентации. , Зринским [58] Петр Зринский — граф, руководитель заговора феодальной знати Хорватии (1665—1671) против австрийского господства. и иллирийцами [59] Иллиризм — национальное движение в Хорватии (1830—1840), направленное против венгерского гнета, позднее ориентировалось на австрийскую поддержку, носило умеренно-либеральный характер. в пьяном хороводе высокого патриотизма. А в центре этого сумасшедшего хоровода довольно ухмылялся и подмигивал великий хорватский король Франц-Иосиф I с фельдфебельскими бакенбардами; а тут еще фарфоровые мадонны и святой Иосиф в розовых рамках принялись вызванивать итальянские мелодии. Все было пьяно, кроваво, безумно и бессмысленно, как лопнувшая кровяная или вонючая краньская колбаса, как свиная голова, запеченная в мешанине.

Хозяин Царский пригласил в тот вечер тесный круг своих личных друзей на «жаркое и кровяную колбасу»; компания сначала пропустила по рюмочке, потом стала опрокидывать литр за литром и наконец (как у нас водится) в пьяном экстазе начала произносить патриотические тосты. Из посторонних в кабаке оставался только Кралевич, да возле круглого стола у окошка понуро сидел над стаканом вина с содовой водой меланхоличный унтер из пятьдесят третьего полка. Сначала Кралевич не обращал внимания на мерзкие разглагольствования пьяных мясников, но потом болтовня их и пустословие вдруг начали его донимать.