Мирослав Крлежа - Избранное

Этой же точки зрения придерживались господа Сарвашевы, которые с особым рвением распространяли, я бы даже сказал популяризировали, ее. Господа Сарвашевы были третьим поколением высокопоставленных чиновников. Отпрыски благородного рода голубой крови, почти все являлись юрисконсультами торговых фирм по продаже автомобилей и пишущих машинок и были убежденными франкмасонами и ротарианцами [67] Ротари-клуб — общество, основанное в Чикаго в 1905 году. Объединяло деловых людей по профессиональному принципу. . Волею судеб я вел с ними запутанный процесс о наследстве, на которое претендовала моя супруга Агнесса, и, признаюсь, не питал сколько-нибудь заметной симпатии к членам этой уважаемой фамилии. Благодаря моей жене, приходившейся кузиной Сарвашевым, я был введен в закулисные махинации семейства светских авантюристов и имел возможность наблюдать за несчастными созданиями, несущими кару за грехи прошлых поколений, которые творят суд сообразно своей выгоде, добиваясь наследства, спокойно переступают через покойников, через разбитые судьбы и разоренные очаги, низкопоклонствуют перед заграницей, готовы оказать любезность каждому, кто им хорошо заплатит; я откровенно презирал царских советников, удостоенных наивысших наград, скупых домовладельцев, ведущих нескончаемые тяжбы со своими жильцами, и поэтому нет ничего удивительного в том, что они решили взять реванш. Период абсолютизма внес некоторое разнообразие в послужной список Сарвашевых, которые подарили стране одного из китов австрийской осведомительной службы, с чьей легкой руки национальный позор, возведенный в степень государственной миссии, почитался в семье Сарваш-Дальских славной традицией. Один из младших отпрысков этого блистательного рода, Эгон Сарваш, надутый представитель так называемого высшего общества, посвятивший себя продаже противозачаточных средств, патологически легкомысленный в любовных делах, имевший на своем счету три бракоразводных процесса, которые я вел за два года, сладострастник, погрязший в безнадежно запутанных и нечистоплотных интригах, амурный деятель, удовлетворявший свою клиентуру как женскими, так и мужскими услугами, много потрудился, распространяя слух «об адском котле моего брака, достойном пера Стриндберга и Питигрилли» [68] Август Стриндберг (1849—1912) — известный шведский романист и драматург. Питигрилли — псевдоним итальянского писателя Сегре Дино. . Именно Эгон помог мне выяснить, что Агнесса «самая несчастная женщина на свете, заветная мечта которой — избавиться от моего пьянства, разврата и насилий».

Ужасно, но тем не менее факт — за несколько драматических дней я узнал о собственной жене больше, чем за многие годы унылого аптекарского брака. До того самого момента, когда мной был учинен скандал Домачинскому, я и не подозревал, что во всем мире ни одно живое существо не испытывает по отношению ко мне ненависти, более страстной, чем моя верная подруга.

Вдова австрийского генерала Аквацуртия, Амалия Аквацурти-Сарваш-Дальская, знаменитые деды и прадеды которой имели обыкновение заканчивать свой жизненный путь в сумасшедших домах, где они выдавали себя то за королей, то за пап, то за адмиралов, утверждая таким образом свое величие, — эта старая кривозубая, слабоумная уродина, напоминающая птицу, подхватила талантливые измышления своего внука Эгона и, превратив свою фельдмаршаллейтенантскую квартиру в провинциальную почту, доводила до сведения каждого, что я замучил до смерти свою жену невоздержанностью, вспыльчивостью, ужасными извращениями, заразил ее в довершение ко всему неприличной болезнью и, запутавшись в долгах, привел дом к полному разорению, что неопровержимо свидетельствует о необходимости отправить меня в сумасшедший дом, и не как адмирала, папу или царя, а как самого заурядного идиота.

Итак, мнение, высказанное старым Р. М. Флорияни за партией покера, активно поддержанное затем кузеном моей супруги Эгоном Сарваш-Дальским и подкрепленное неопровержимыми доказательствами престарелой Амалии, подхватили и разнесли по городу галки, попугаи и вороны, именующие себя Чунговицами, Дамаскиниевыми, Дагмар-Варагонскими, им вторили Домачинские, Балентековичи, ректорши, директрисы, докторши, ассистентши, которым подпевали Чупековы и Гумбековы, словом, наводнение принимало все более угрожающие размеры, и последние сообщения гласили, будто я размахивал револьвером, и только чудом удалось помешать мне перестрелять всех присутствующих, будто я перевернул вверх дном всю дачу, застав на месте преступления свою супругу, которая тоже поймала меня in flagranti, что исследование моей крови показало сифилис, а мои крайне рискованные взгляды побудили власти произвести обыск в моем доме, будто меня облачили в смирительную рубаху, и так далее и тому подобное…

Городок всполошился, словно в нем вспыхнула чума. Скучающие, жалкие провинциалы, которые в анкетной графе, предлагающей общественным деятелям указать свои политические взгляды, неизменно заверяют, что таковых не имеют и собственноручно подписываются под этим, стали с жаром шептаться в кафе, будто я «политически опасная личность, пропагандирующая губительный, индивидуальный анархистский террор, которую необходимо немедленно изолировать в интересах политической морали!» Интеллектуальные босяки и нищие, невменяемые обладатели голубой крови, которые мнят себя потомками фантастических претендентов на фантастические короны, писаки с болезненным самолюбием, переписчики чужих глупостей, знать, ораторы, учителя, болваны, которые делают свои красивые, как конфеты-пралине, карьеры, вся свора смешных, убогих пинчеров, готовых лизать подметки за кусочек сладкого пирога, столпы общества, которое зиждется на отмычке, научные деятели, назначенные административными приказами сверху, — вся эта шайка, годами кормившаяся в моем доме, кравшая сигареты, поедавшая горы рыбы и дичи, все эти торгаши, сбывающие подковы и патентованные винты, отъевшиеся поверенные широкой сети предприятий Домачинского, переженившиеся на богатых дочках мясников из глухой провинции, толстые, отечные дамы с красными лицами, будто покрытыми скарлатинозной сыпью, увешанные золотыми брошками и браслетами, — все сбились в тесный кружок, и, уткнувшись друг в друга тупыми лбами, достойными двухкопытных животных, принялись изрыгать приправленную паническим страхом и предрассудками злобную клевету о том, что муж Агнессы и зять аптекаря, знаменитого своим изумительным чаем для пищеварения, владелец четырехэтажного дома с балконом на главной улице города, помешался и хотел застрелить генерального директора Домачинского, но его своевременно схватили и теперь дело будет разбираться в суде.