Мирослав Крлежа - Избранное

— Доктор Хуго-Хуго утверждает, что я возымел намерение опорочить честь Домачинского; статья 297 гласит, что таковой поступок подлежит наказанию! Да! Но статья 298 содержит разъяснение: если кто-либо своим непристойным поведением или незаконными действиями дал повод другому лицу нанести ему оскорбление…

— А не был ли я спровоцирован непристойным поведением этого троглодита?

— Несомненно! Я нанес оскорбление только потому, что к этому понудил меня сам пострадавший! Шутка ли сказать — похваляться убийством четырех человек!

— Итак, оскорбление последовало в ответ на моральную провокацию! Таким образом, мое дело надлежало бы рассматривать по статье 311, которая гласит: «Если обвиняемый докажет истинность своих утверждений, он не привлекается к ответственности в качестве клеветника, но тем не менее может быть осужден как оскорбитель». Домачинский грозил застрелить меня, как собаку. Он прямо заявил, что убьет меня без промедления, и вытащил с этой целью револьвер, что могут подтвердить многочисленные свидетели…

— Свидетели? Где они?

— Как, разве эти важные, образованные, мыслящие, светлые, благородные, дорогие, милые и правдолюбивые люди отказываются быть свидетелями? Ах, как, однако, досадно, что я полез в драку со своей правдой… Все это крайне нелепо… Куда разумнее в таких случаях молчать…

— Таковы твердые взгляды моей супруги Агнессы, министра Марка Антония Яворшека, министра почтовых марок господина Харамбашевича, это убеждение разделяет и доктор Вернер, питающий слабость к философствованиям на тему: «Таким образом, но, и так далее…» Так думают «вообще и в частности» доктор Хуго-Хуго, фон Ругвай, Аквацурти-Дальская; подобным образом рассуждал и я вплоть до пятидесяти двух лет, и скажите, какую практическую пользу могу я извлечь из того обстоятельства, что перестал мыслить по этой вульгарной схеме?

— Правду приличествует преподносить собеседнику в форме, достойной европейца, чтящего государственный закон. Грубо высказанная правда — сама по себе уже полуправда, то есть неправда, а, вернее, сознательная ложь, каковой является и утверждение, что Домачинский убил четырех человек. «Ответчик намеренно хотел оскорбить другое лицо» — таков блестящий вывод Хуго-Хуго!

— Итак, я лишен возможности доказать, что Домачинский выхватил револьвер из кармана и грозился пристрелить меня; я вообще бессилен доказать что-либо в связи с Домачинский, ибо Домачинский — не просто человек, не отдельная личность; сей муж — целое явление, величественный принцип, социальная категория, порожденная общественным строем, и мне совершенно ясно, что по меньшей мере безрассудно вступать в спор с пушками, арсеналами, кораблями, трубами, патентованными винтами и жестяными ночными горшками, которые экспортируются в Персию. Хуго-Хуго выразил уверенность, что я, «без сомнения», буду осужден по статье 300, гласящей: «Лицо, намеренно опозорившее другого гражданина распространением слухов о судебном преследовании, которое за давностью лет утратило силу или прекращено по той или иной причине, понесет наказание до шести месяцев тюрьмы или будет подвергнуто штрафу до пяти тысяч…»

— Я посрамил Домачинского, обвинив его в преступлении, которое при ближайшем рассмотрении оказалось героическим подвигом, прославившим храбреца в глазах народа; я опозорил лицо, в ту роковую ночь пророчески предвидевшее пути развития европейской политики, грядущих поколений и нашего великого отечества, которое не только не поставило убийства ему в вину, но, наоборот, всячески поощряло этот благородный поступок, который я посмел осудить, за что и понесу наказание по статье 300!

— Вменять в вину несовершенные преступления, а тем более принижать геройские поступки, имеющие историческое значение, — не значит ли это проявлять вопиющую гражданскую несознательность? И, если уж закон наказывает тех, кто оскорбляет человека старыми провинностями, он не помилует клеветника, порочащего мужественный поступок, благодаря которому был восстановлен порядок и укрощена анархия! Без сомнения, мне пришьют и статью 301, гласящую: «Лицо, распространяющее злобные слухи, которые могут нанести ущерб чести, доброму имени, успеху или кредиту другого лица, подлежит тюремному заключению. Если клеветник делал это преднамеренно, суд вправе наказать его шестью месяцами лишения свободы…» Клевета, то есть ложь, наносит ущерб чести, доброму имени-успеху и кредиту, а, так как бесспорно, что Домачинский не является убийцей четырех человек, что он вовсе не собирался отправить на тот свет и меня, пятого, за компанию, так как он — пахарь народной нивы, да к тому же и отец промышленности, и прочее, и прочее, а отнюдь не преступник, вознамерившийся пристрелить меня из револьвера, — слухи, распространяемые мной, подрывают авторитет, которым заслуженно пользуется господин генеральный директор, ибо создают видимость правдоподобия нелепого утверждения, что активный политический деятель — всего-навсего презренный бандит и таким образом, и так далее, но, однако, я подлежу примерному наказанию, что вытекает логически из мудрых правил дьявольской шахматной игры. Поделом мне! Нечего браться за юридическую партию с доктором Хуго-Хуго, если не умеешь играть!

Из раскаленного жерла Хуго-Хуго вылетали огненные очереди: Домачинский, Домачинский, Домачинский, промышленность, репутация, слава, героизм, этика, анархия, статья, статья, статья, Домачинский, статья, добродетель, гуманизм, dolus eventualis, animus iniurandi, Beleidigung, offensio, Verleumdung, calumnia, delictum sui generis, la vie privée doit être murée, animus laedendi, Schmähung, ratio legis, delictum continuatum, difamacija [79] Хитрые козни, дух несправедливости, оскорбление, ненависть, клевета, искажение истины, правонарушение, частная жизнь не подлежит оглашению, повреждение, брань, смысл закона, непрекращающиеся правонарушения, оглашение фактов, позорящих честь какого-нибудь лица (набор слов франц., нем., лат.) . … клевета, честь, Домачинский, закон, статья, статья, Домачинский… словом, юридическая машина à la Тейлор с безумной скоростью изрыгала доказательства, аргументы, статьи, до отказа наполнившие зал суда, завалившие мою скамью огромной грудой клеветы, обвинений, передержек, гнусных извращений, лжи, оскорблений, шантажа, лицемерия, злобных выпадов и мистификаций, которые постепенно поглотили меня с головой, так что мне стало казаться, будто лопата могильщика забрасывает мой жалкий труп тяжелыми комьями правды и они стучат о крышку гроба, издавая ужасный звук — «бом-бом»; комья земли становятся все крупней — бом-бом, бом, — я задыхаюсь, придавленный страшным грузом, и погибаю в мрачной могиле, куда завели меня моральное разложение и порок.