Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Sniggering furtively, they talked suggestively about the Hoochy-Koochy: Eugene understood it was a dance.	Тайком похихикивая, они говорили про хучи-кучи - Юджин понял, что это танец.
Steve hummed a monotonous, suggestive tune, and writhed sensually.	Стив напевал однообразный навязчивый мотивчик и чувственно извивался.
They sang a song; the plaintive distant music haunted him.	Они пели песню; жалобные и далёкие звуки преследовали его.
He learned it:	Он выучил песню наизусть:
"Meet me in Saint - Lou - iss, loo - ee,	Встретимся в Сент-Луисе, Луи,
Meet me at the Fair,	Буду ждать я там.
If you see the boys and girlies,	Встретимся на Ярмарке с тобой,
Tell them I'll be there.	Ты увидишь сам.
We will dance the Hoochy-Koochy -"	Мы станцуем хучи-кучи...
and so on.	И так далее.
Sometimes, lying on a sunny quilt, Eugene grew conscious of a gentle peering face, a soft caressing voice, unlike any of the others in kind and quality, a tender olive skin, black hair, sloeblack eyes, exquisite, rather sad, kindliness.	Иногда, лёжа на солнечном одеяле, Юджин начинал осознавать кроткое любопытное лицо, мягкий ласковый голос, не похожий на голоса остальных ни тембром, ни выражением, нежную смуглую кожу, чёрные волосы, чёрные глаза, деликатную, чуть грустную доброту.
He nuzzled his soft face next to Eugene's, fondled and embraced him.	Он прижимался мягкой щекой к лицу Юджина, ласкал и целовал его.
On his brown neck he was birth-marked with a raspberry: Eugene touched it again and again with wonder.	На коричневой шее алело родимое пятно - Юджин снова и снова удивлённо трогал алую метку.
This was Grover - the gentlest and saddest of the boys.	Это был Г ровер - самый кроткий, самый грустный из них всех.
Eliza sometimes allowed them to take him on excursions.	Элиза иногда позволяла им брать его с собой на прогулки.
Once, they made a voyage on a river steamer: he went below and from the side-openings looked closely upon the powerful yellow snake, coiling slowly and resistlessly past.	Один раз они поехали прокатиться на речном пароходе - он спустился в салон и смотрел в иллюминатор, как совсем рядом могучая жёлтая змея медленно, без усилий ползла и ползла мимо.
The boys worked on the Fair Grounds.	Мальчики работали на территории Ярмарки.
They were call-boys at a place called the Inside Inn.	Они были рассыльными в месте, которое называлось гостиница "Ницца".
The name charmed him: it flashed constantly through his brain.	Название зачаровало его - оно то и дело всплывало в его сознании.
Sometimes his sisters, sometimes Eliza, sometimes the boys pulled him through the milling jungle of noise and figures, past the rich opulence and variety of the life of the Fair.	Иногда сёстры, иногда Элиза, иногда мальчики таскали его по движущейся чаще шума и фигур мимо богатого изобилия и разнообразия Ярмарки.

He was drugged in fantasy as they passed the East India tea-house, and as he saw tall turbaned men who walked about within and caught for the first time, so that he never forgot, the slow incense of the East.	Он был одурманен сказкой, когда его вели мимо Индийского чайного домика и он увидел внутри людей в тюрбанах и впервые ощутил, чтобы уже никогда не забыть, медлительный фимиам Востока.
Once in a huge building roaring with sound, he was rooted before a mighty locomotive, the greatest monster he had ever seen, whose wheels spun terrifically in grooves, whose blazing furnaces, raining hot red coals into the pit beneath, were fed incessantly by two grimed fire-painted stokers.	Как-то в гигантском здании, полном громового рёва, он окаменел перед могучим паровозом, величайшим из виденных им чудовищ, чьи колеса стремительно вертелись в желобах, чьи пылающие топки, из которых в яму под ним непрерывно сыпался дождь раскалённых углей, вновь и вновь загружали два чумазых обагрённых огнём кочегара.
The scene burned in his brain like some huge splendor out of Hell: he was appalled and fascinated by it.	Эта картина горела в его мозгу, одетая всем великолепием ада; она пугала и влекла его.
Again, he stood at the edge of the slow, terrific orbit of the Ferris Wheel, reeled down the blaring confusion of the midway, felt his staggering mind converge helplessly into all the mad phantasmagoria of the carnival; he heard Luke's wild story of the snake-eater, and shrieked in agony when they threatened to take him in.	Потом он стоял у края неторопливой жуткой орбиты "колеса обозрения", брёл, пошатываясь, в оглушительной сумятице Главной Аллеи, чувствовал, что его потрясённое сознание беспомощно тонет в безумной фантасмагории карнавала; он слышал, как Люк рассказывает нелепые истории о пожирателе змей, и закричал вне себя от дикого ужаса, когда они погрозили, что возьмут его с собой в балаган.
Once Daisy, yielding to the furtive cat-cruelty below her mild placidity, took him with her through the insane horrors of the scenic railway; they plunged bottomlessly from light into roaring blackness, and as his first yell ceased with a slackening of the car, rolled gently into a monstrous lighted gloom peopled with huge painted grotesques, the red maws of fiendish heads, the cunning appearances of death, nightmare, and madness.	Один раз Дейзи, поддавшись кошачьей жестокости, которая таилась где-то под её тихой кротостью, взяла его с собой в беспощадные кошмары "видовой железной дороги". Они провалились из света в бездонный мрак, а когда его первый вопль стих и вагончик сбавил скорость, они бесшумно въехали в чудовищную полутьму, населённую огромными жуткими изображениями, красными пастями дьявольских голов, искусными воплощениями смерти, бреда и безумия.
His unprepared mind was unrooted by insane fear: the car rolled downward from one lighted cavern to another, and as his heart withered to a pea, he heard from the people about him loud gusty laughter, in which his sister joined.	Его неподготовленное сознание захлестнул сумасшедший страх, - вагончик катился из одной освещённой пещеры в другую, его сердце сморщилось в сухую горошину, а люди над ним громко и жадно смеялись, и с ними смеялась его сестра.
His mind, just emerging from the unreal wilderness of childish fancy, gave way completely in this Fair, and he was paralyzed by the conviction, which often returned to him in later years, that his life was a fabulous nightmare and that, by cunning and conspirate artifice, he had surrendered all his hope, belief, and confidence to the lewd torture of demons masked in human flesh.	Его сознание, только-только выбиравшееся из ирреальной чащи детских фантазий, не выдержало Ярмарки, и он был парализован убеждением, которое постоянно возвращалось к нему в последующие годы, что его жизнь - один невероятный кошмар, что хитростями и заговорщицкими уловками его вынудили отдать все надежды, чаяния и веру в себя на сладострастную пытку демонам, замаскированным человеческой плотью.

Half-sensible, and purple with gasping terror, he came out finally into the warm and practical sunlight.	В полуобмороке, посинев от удавки ужаса, он наконец выбрался на тёплый и будничный солнечный свет.
His last remembrance of the Fair came from a night in early autumn: with Daisy again he sat upon the driver's seat of a motor bus, listening for the first time to the wonder of its labored chugging, as they rolled, through ploughing sheets of rain, around the gleaming roads, and by the Cascades, pouring their water down before a white building jewelled with ten thousand lights.	Последним его воспоминанием о Ярмарке был вечер в начале осени - опять с Дейзи он сидел рядом с шофёром автобуса и в первый раз прислушивался к чуду трудолюбиво урчащего мотора, пока они катили сквозь секущие полосы дождя по блестящим мостовым и мимо Каскадов, которые неустанно струили воду перед белым зданием, усаженным брильянтами десяти тысяч лампочек.
The summer had passed.	Лето миновало.
There was the rustling of autumn winds, a whispering breath of departed revelry: carnival was almost done.	Осенние ветры шелестели отголосками отшумевшего веселья - карнавал кончился.
And now the house grew very still: he saw his mother very little, he did not leave the house, he was in the care of his sisters, and he was constantly admonished to silence.	И дом затих - Юджин почти не видел матери, он не выходил из дома, он был поручен заботам сестёр, и ему всё время повторяли, чтобы он не шумел.
One day Gant came back a second time. Grover was down with typhoid.	Однажды во второй раз приехал Гант - Гровер лежал в тифу.
"He said he ate a pear at the Fair grounds," Eliza repeated the story for the hundredth time.	- Он сказал, что съел на Ярмарке грушу, - в сотый раз повторяла Элиза.
"He came home and complained of feeling sick.	- Он пришёл домой и пожаловался, что ему нехорошо.
I put my hand on his head and he was burning up.	Я положила ему руку на лоб: он весь горел.
'Why, child,' I said, 'what on earth -?'"	"Как же это, детка, - сказала я, - с чего бы..."
Her black eyes brightened in her white face: she was afraid.	Чёрные глаза на белом лице блестели - она боялась.
She pursed her lips and spoke hopefully.	Она поджимала губы и говорила с бодрой уверенностью.
"Hello, son," said Gant, casually entering the room; his heart shrivelled as he saw the boy.	-Здорово, сын, - сказал Гант, входя в спальню: когда он увидел мальчика, его сердце ссохлось.
Eliza pursed her lips more and more thoughtfully after each visit the doctor made; she seized every spare crumb of encouragement and magnified it, but her heart was sick.	После каждого посещения врача Элиза поджимала губы всё более и более задумчиво; она жадно хватала любую случайную кроху ободрения и преувеличивала её, но на сердце у неё было черно.
Then one night, tearing away the mask suddenly, she came swiftly from the boy's room.	Потом как-то вечером она быстро вышла из спальни мальчика, внезапно срывая маску.
"Mr. Gant," she said in a whisper, pursing her lips. She shook her white face at him silently as if unable to speak. Then, rapidly, she concluded: "He's gone, he's gone, he's gone!"	- Мистер Г ант, - сказала она шепотом, поджимая губы; она затрясла белым лицом, словно не в силах сказать ни слова, и вдруг стремительно договорила: - Он умер, умер, умер.
Eugene was deep in midnight slumber.	Юджин спал крепким полуночным сном.