Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

In Gant's parlor, the coffin had already been placed on trestles, the neighbors, funeral-faced and whispering, were assembled to greet them.	В гостиной Гантов гроб уже был установлен на козлах, и соседи с похоронными лицами перешёптывались, ожидая их.
That was all.	И всё.
6	6
The death of Grover gave Eliza the most terrible wound of her life: her courage was snapped, her slow but powerful adventure toward freedom was abruptly stopped.	Смерть Гровера была самой страшной раной в жизни Элизы - её мужество сломилось, медленный, но могучий порыв к свободе сразу оборвался.
Her flesh seemed to turn rotten when she thought of the distant city and the Fair: she was appalled before the hidden adversary who had struck her down.	Когда она вспоминала далёкий город и Ярмарку, её плоть словно разлагалась - она в ужасе никла перед скрытым противником, который сразил её.
With her desperate sadness she encysted herself within her house and her family, reclaimed that life she had been ready to renounce, lived laborious days and tried to drink, in toil, oblivion.	С ожесточением горя она замкнулась в своём доме и семье, опять приняла жизнь, от которой была готова отречься, заполняла день хлопотами и пыталась в труде испить забвенье.
But the dark lost face gleamed like a sudden and impalpable faun within the thickets of memory: she thought of the mark on his brown neck and wept.	Но в чащах памяти внезапным, неуловимым фавном мелькало смуглое утраченное лицо, она вспоминала родимое пятно на его коричневой шее и плакала.
During the grim winter the shadows lifted slowly.	Тянулась угрюмая зима, и медленно рассеивались тени.
Gant brought back the roaring fires, the groaning succulent table, the lavish and explosive ritual of the daily life.	Гант возродил ревущее пламя в плите и камине, изобильный ломящийся стол, щедрый и взрывчатый ритуал каждодневной жизни.
The old gusto surged back in their lives.	Прилив их былого жизнелюбия поднимался всё выше.
And, as the winter waned, the interspersed darkness in Eugene's brain was lifted slowly, days, weeks, months began to emerge in consecutive brightness; his mind came from the confusion of the Fair: life opened practically.	И с уходом зимы пронизанный вспышками сумрак в мозгу Юджина начал понемногу светлеть, дни, недели, месяцы начали слагаться в ясную последовательность; его сознание очнулось от сумятицы Ярмарки - жизнь распахнулась в своей конкретности.
Secure and conscious now in the guarded and sufficient strength of home, he lay with well-lined belly before the roasting vitality of the fire, poring insatiably over great volumes in the bookcase, exulting in the musty odor of the leaves, and in the pungent smell of their hot hides.	Уютно укрытый надёжной и понятной теперь силой родного дома, он лежал на туго набитом животике перед жгучим буйством огня и ненасытно впивался в толстые тома из книжного шкафа, наслаждаясь благоуханной затхлостью страниц и резким запахом нагревшихся переплётов.
The books he delighted in most were three huge calf-skin volumes called Ridpath's History of the World.	Особенно он любил три огромных переплетённых в телячью кожу фолианта "Всемирной истории" Ридпата.
Their numberless pages were illustrated with hundreds of drawings, engravings, wood-cuts: he followed the progression of the centuries pictorially before he could read.	Эти неисчислимые страницы были иллюстрированы сотнями рисунков, гравюр и литографий, и, ещё не научившись читать, он зрительно прослеживал движение столетий.

The pictures of battle delighted him most of all.	Больше всего ему нравились картинки, изображавшие битвы.
Exulting in the howl of the beaten wind about the house, the thunder of great trees, he committed himself to the dark storm, releasing the mad devil's hunger all men have in them, which lusts for darkness, the wind, and incalculable speed.	Упоённый воем ветра, терпящего поражение у стен дома, и громом могучих сосен, он предавался тёмной буре, выпуская на волю таящегося во всех людях ненасытного сумасшедшего дьявола, который жаждет мрака, ветра и неизмеримой скорости.
The past unrolled to him in separate and enormous visions; he built unending legends upon the pictures of the kings of Egypt, charioted swiftly by soaring horses, and something infinitely old and recollective seemed to awaken in him as he looked on fabulous monsters, the twined beards and huge beast-bodies of Assyrian kings, the walls of Babylon.	Прошлое развёртывалось перед ним отдельными колоссальными видениями; он сплетал бесконечные легенды вокруг картинок, на которых цари Египта мчались на колесницах, запряжённых летящими конями, и какие-то древние воспоминания словно пробуждались в нём, когда он смотрел на сказочных чудовищ, на шнурочные бороды и огромные звериные туловища ассирийских царей, на стены Вавилона.
His brain swarmed with pictures - Cyrus directing the charge, the spear-forest of the Macedonian phalanx, the splintered oars, the numberless huddle of the ships at Salamis, the feasts of Alexander, the terrific melee of the knights, the shattered lances, the axe and the sword, the massed pikemen, the beleaguered walls, the scaling ladders heavy with climbing men hurled backward, the Swiss who flung his body on the lances, the press of horse and foot, the gloomy forests of Gaul and Caesarian conquests.	Его мозг был переполнен картинами - Кир, ведущий войска, лес копий македонской фаланги, сломанные вёсла и хаос кораблей при Саламине, пиры Александра, бушующая рыцарская сеча, разлетающиеся вдребезги копья, боевой топор и меч, строй ландскнехтов, стены осаждённого города, валящиеся осадные лестницы с гроздьями солдат, швейцарец, кинувшийся на пики, атаки конницы и пехоты, дремучие леса Галлии и легионы Цезаря.
Gant sat farther away, behind him, swinging violently back and forth in a stout rocker, spitting clean and powerful spurts of tobacco-juice over his son's head into the hissing fire.	Гант сидел позади него, бурно раскачиваясь в крепкой качалке, и время от времени сильно и метко сплёвывал табачный сок через голову сына в шипящий огонь.
Or again, Gant would read to him with sonorous and florid rhetoric passages from Shakespeare, among which he heard most often Marc Antony's funeral oration, Hamlet's soliloquy, the banquet scene in Macbeth, and the scene between Desdemona and Othello before he strangles her.	Или же Г ант со звучной и витиеватой выразительностью декламировал ему отрывки из шекспировских трагедий: чаще всего он слышал надгробную речь Марка Антония, монолог Гамлета, сцену пира из "Макбета" и сцену Отелло и Дездемоны перед тем, как он её задушил.
Or, he would recite or read poetry, for which he had a capacious and retentive memory.	Или же он декламировал стихи, которые во множестве цепко хранила его восприимчивая к ним память.
His favorites were:	Особенно он любил:
"O why should the spirit of mortal be proud" ("Lincoln's favorite poem," he was fond of saying); "'We are lost,' the captain shouted, As he staggered down the stairs";	"О, почему дух смертного так горд" ("Любимое стихотворение Линкольна", - имел он обыкновение повторять); "Мы погибли! -зашатавшись, так воскликнул капитан";
"I remember, I remember, the house where I was born"; "Ninety and nine with their captain, Rode on the enemy's track, Rode in the gray light of morning, Nine of the ninety came back";	"Помню, помню дом родимый";
"The boy stood on the burning deck"; and	"Мальчик стоял на пылающей палубе" и

"Half a league, half a league, half a league onward."	"В полулиге, в полулиге, в полулиге впереди".
Sometimes he would get Helen to recite	Иногда он заставлял Хелен декламировать:
"Still sits the schoolhouse by the road, a ragged beggar sunning; Around it still the sumachs grow, and blackberry vines are running."	"И школьный дом ещё стоит, как нищий у дороги; плющом, как прежде, он увит..."
And when she had told how grasses had been growing over the girl's head for forty years, and how the gray-haired man had found in life's harsh school how few hated to go above him, because, you see, they love him, Gant would sigh heavily, and say with a shake of his head:	Потом она сообщала, как травы уже сорок лет вырастают над головой девушки и как седовласый старик узнал в суровой школе жизни, что мало было таких, кто не хотел возвышаться над ним, потому что, видите ли, был он ими любим, и Г ант с тяжёлым вздохом говорил, покачивая головой:
"Ah me!	- Э-эх!
There was never a truer word spoken than that."	Лучше не скажешь!
The family was at the very core and ripeness of its life together.	Семья пребывала в самом расцвете и полноте совместной жизни.
Gant lavished upon it his abuse, his affection, and his prodigal provisioning.	Г ант изливал на неё свою брань, свою нежность и изобилие съестных припасов.
They came to look forward eagerly to his entrance, for he brought with him the great gusto of living, of ritual.	Они научились с нетерпением ждать его появления, потому что он приносил с собой буйную любовь к жизни и обрядам.
They would watch him in the evening as he turned the corner below with eager strides, follow carefully the processional of his movements from the time he flung his provisions upon the kitchen table to the rekindling of his fire, with which he was always at odds when he entered, and on to which he poured wood, coal and kerosene lavishly.	По вечерам они смотрели, как он размашистым бодрым шагом выходит из-за угла внизу, и внимательно следили за неизменным ритуалом его действий с той минуты, когда он бросал провизию на кухонный стол, вновь разжигал огонь, с которым всегда начинал воевать, едва войдя, и щедро скармливал ему поленья, уголь и керосин.
This done, he would remove his coat and wash himself at the basin vigorously, rubbing his great hands across his shaven, tough-bearded face with the cleansing and male sound of sandpaper.	Покончив с этим, он снимал сюртук и энергично умывался в тазу, - его огромные ладони терли жёсткую вечернюю щетину на бритых щеках со специфическим мужским и очищающим шорохом наждачной бумаги.
Then he would thrust his body against the door jamb and scratch his back energetically by moving it violently to and fro.	После этого он прижимался спиной к косяку и чесал её, энергично двигаясь из стороны в сторону.
This done, he would empty another half can of kerosene on the howling flame, lunging savagely at it, and muttering to himself.	Покончив с этим, он свирепо выплескивал в завывающее пламя ещё полбидона керосина и что-то бормотал себе под нос.
Then, biting off a good hunk of powerful apple tobacco, which lay ready for his use on the mantel, he would pace back and forth across his room fiercely, oblivious of his grinning family who followed these ceremonies with exultant excitement, as he composed his tirade.	Затем он откусывал порядочный кусок крепкого яблочного табака, который всегда лежал на каминной полке, и начинал бешено метаться по комнате, готовя очередную филиппику и не замечая своего ухмыляющегося потомства, которое следило за всем этим церемониалом с радостным возбуждением.