Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

The national demand for white shiny plumbing, toothpaste, tiled lunch-rooms, hair-cuts, manicured dentistry, horn spectacles, baths, and the insane fear of disease that sent the voters whispering to the druggist after their brutal fumbling lecheries - all of this seemed nasty.	Национальный спрос на белые сверкающие унитазы, зубную пасту, кафельные закусочные, аккуратную стрижку, белозубые протезы, роговые очки, ванны; безумный страх заразиться, который гнал избирателей к аптекарю после грубого торопливого блуда, - всё это казалось мерзким.
Their outer cleanliness became the token of an inner corruption: it was something that glittered and was dry, foul, and rotten at the core.	Их внешняя чистота превратилась в признак внутренней испорченности - что-то, что блестит, а внутри сухая гниль и смрад.
He felt that, no matter what leper's taint he might carry upon his flesh, there was in him a health that was greater than they could ever know - something fierce and cruelly wounded, but alive, that did not shrink away from the terrible sunken river of life; something desperate and merciless that looked steadily on the hidden and unspeakable passions that unify the tragic family of this earth.	Он чувствовал, что какую бы проказу он ни носил на своём теле, в нём было здоровье, неведомое им, - что-то яростное, жестоко раненное, но живое, не шарахающееся от подземной реки жизни; что-то отчаянное и безжалостное, что, не дрогнув, глядело на тайные неназываемые страсти, которые объединяют трагическую семью, населяющую землю.
Yet, Eugene was no rebel.	И всё-таки Юджин не был бунтарём.
He had no greater need for rebellion than have most Americans, which is none at all.	Потребность в бунте у него была такая же, как у большинства американцев, - другими словами, её не было вовсе.
He was quite content with any system which might give him comfort, security, enough money to do as he liked, and freedom to think, eat, drink, love, read, and write what he chose.	Его удовлетворяла любая социальная система, которая обеспечила бы ему удобства, безопасность, деньги в достаточном количестве, а также свободу думать, есть, пить, любить, читать и писать, что он хочет.
And he did not care under what form of government he lived - Republican, Democrat, Tory, Socialist, or Bolshevist - if it could assure him these things.	И ему было безразлично, какое правительство управляет его страной - республиканское, демократическое, консервативное или социалистическое, лишь бы оно гарантировало ему всё вышеизложенное.
He did not want to reform the world, or to make it a better place to live in: his whole conviction was that the world was full of pleasant places, enchanted places, if he could only go and find them.	Он не хотел ни переделывать мир, ни улучшать его: он был убеждён, что мир полон прекрасных мест, зачарованных мест, и надо только суметь найти их.
The life around him was beginning to fetter and annoy him: he wanted to escape from it.	Окружающая жизнь начинала стеснять и раздражать его - ему хотелось бежать от неё.
He felt sure things would be better elsewhere.	Он был уверен, что в другом месте будет лучше.
He always felt sure things would be better elsewhere.	Он всегда был уверен, что в другом месте будет лучше.
It was not his quality as a romantic to escape out of life, but into it.	Его романтизм выражался в бегстве не от жизни, а в жизнь.
He wanted no land of Make-believe: his fantasies found extension in reality, and he saw no reason to doubt that there really were 1,200 gods in Egypt, and that the centaur, the hippogriff, and the winged bull might all be found in their proper places.	Ему не была нужна выдуманная страна: его фантазии проецировались в действительность, и он не видел причин сомневаться в том, что в Египте действительно было тысяча двести богов и что в надлежащем месте можно встретить кентавра, гиппогрифа и крылатого быка.

He believed that there was magic in Byzantium, and genii stoppered up in wizards' bottles.	Он верил, что в Византии существовала магия, а колдуны запечатывали джинов в бутылки.
Moreover, since Ben's death, the conviction had grown on him that men do not escape from life because life is dull, but that life escapes from men because men are little.	Кроме того, после смерти Бена он пришёл к убеждению, что не люди бегут от жизни, потому что она скучна, а жизнь убегает от людей, потому что они мелки.
He felt that the passions of the play were greater than the actors.	Он чувствовал, что страсти пьесы превосходят способности актёров.
It seemed to him that he had never had a great moment of living in which he had measured up to its fulness.	Ему казалось, что он не сумел стать достойным ни одного из тех великих мгновений бытия, какие уже выпадали ему на долю.
His pain at Ben's death had been greater than he, the love and loss of Laura had left him stricken and bewildered, and when he embraced young girls and women he felt a desperate frustration: he wanted to eat them like cake and to have them, too; to roll them up into a ball; to entomb them in his flesh; to possess them more fully than they may ever be possessed.	Боль, которую причинила ему смерть Бена, была много больше, чем он сам, любовь и утрата Лоры изранила его и ввергла в растерянность, а когда он обнимал молодых девушек и женщин, он испытывал жгучую неудовлетворённость. Он, вопреки пословице, хотел и есть свой пирог, и иметь его, - он хотел бы скатать их в шарик, погрести в своей плоти, завладеть ими целиком, как ими вообще невозможно было завладеть.
Further, it annoyed and wounded him to be considered "queer."	Кроме того, его оскорбляло и ранило то, что его считали "чудаком".
He exulted in his popularity among the students, his heart pounded with pride under all the pins and emblems, but he resented being considered an eccentric, and he envied those of his fellows who were elected to office for their solid golden mediocrity.	Он наслаждался своей популярностью среди студентов, сердце его гордо билось под всеми значками и эмблемами, но ему не нравилось, что его считают эксцентричным, и он завидовал тем, кого выбирали за их солидную золотую посредственность.
He wanted to obey the laws and to be respected: he believed himself to be a sincerely conventional person - but, some one would see him after midnight, bounding along a campus path, with goat-cries beneath the moon.	Он хотел подчиняться правилам и пользоваться уважением; он верил, что искренне соблюдает все условности, - но кто-нибудь да видел, как далеко за полночь он нёсся прыжками по дорожке, испуская козлиные крики в лучах луны.
His suits went baggy, his shirts and drawers got dirty, his shoes wore through - he stuffed them with cardboard strips - his hats grew shapeless and wore through at the creases.	Костюмы его обвисали, рубашки и кальсоны становились грязными, башмаки протирались (тогда он вкладывал в них картонки), шляпы утрачивали форму и рвались на сгибах.
But he did not mean to go unkempt - the thought of going for repairs filled him with weary horror.	Но он вовсе не стремился быть неряшливым -просто мысль о починках пробуждала в нём усталый ужас.
He hated to act - he wanted to brood upon his entrails for fourteen hours a day.	Он ненавидел действовать, ему хотелось размышлять над своими внутренностями по четырнадцать часов в день.
At length, goaded, he would lash his great bulk, lulled in the powerful inertia of its visions, into a cursing and violent movement.	В конце концов, выведенный из терпения, он швырял своё огромное тело, убаюканное мощной инертностью видений, в яростное, сыплющее проклятиями движение.

He was desperately afraid of people in crowds: at class meetings, or smokers, or at any public gathering, he was nervous and constrained until he began to talk to them, and got them under him.	Он отчаянно боялся толпы: на студенческих собраниях и вечеринках он нервничал и стеснялся, пока не начинал говорить и не подчинял себе всех.
He was always afraid that some one would make a joke about him, and that he would be laughed at.	Он вечно боялся стать предметом шуток и всеобщего смеха.
But he was not afraid of any man alone: he felt that he could handle any one if he got him away from his crowd.	Но он не боялся ни одного человека в отдельности: он считал, что может справиться с любым, если только сумеет увести его подальше от толпы.
Remembering his savage fear and hatred of the crowd, with a man alone he could play cruelly, like a cat, snarling gently at him, prowling in on him softly, keeping cocked and silent the terrible tiger's paw of his spirit.	Помня свой свирепый страх перед толпой и ненависть к ней, оставаясь с человеком наедине, он затевал жестокую кошачью игру, тихонько рычал на него, мягко кружил вокруг, держа занесённой и безмолвной страшную тигриную лапу своего духа.
All of their starch oozed out of them; they seemed to squeak and twitter, and look round for the door.	Вся их накрахмаленность сползала с них; они, казалось, попискивали и оглядывались в поисках двери.
He would get some loud pompous yokel - the student president of the Y. M. C. A., or the class president -and bear down on him with evil gentle matter-of-factness.	Он уводил в сторону какого-нибудь зычного самодовольного мужлана - председателя университетского отделения Ассоциации молодых христиан или старосту курса - и обрушивался на него со злокозненно кроткой безыскусственностью.
"Don't you think," he would begin with earnest piety, "don't you think that a man should kiss his wife on her belly?"	- Не кажется ли вам, - начинал он с благочестивой истовостью, - что муж должен целовать жену в живот?
And he would fasten all the eager innocence of his face into a stare.	И он сосредоточивал всю алчущую невинность своего лица в пристальном взгляде.
"For, after all, the belly is sometimes more beautiful than the mouth, and far cleaner.	- Ведь в конце концов живот порой бывает прекраснее рта и куда чище.
Or do you believe in the belly-less marriage?	Или вы верите в безживотный брак?
I, for one," he went on with proud passion, "do not!	Что до меня, - продолжал он с гордой убеждённостью, - то я в него не верю!
I stand for more and better Belly-Kissing.	Я стою за учащение и улучшение целования живота.
Our wives, our mothers, and our sisters expect it of us.	Наши жёны, наши матери, наши сёстры ждут от нас этого.
It is an act of reverence to the seat of life.	Это акт благоговения перед источником жизни.
Nay! it is even an act of religious worship.	Более того - это даже акт религиозный.
If we could get our prominent business men and all the other right-thinking people interested in it, it would bring about the mightiest revolution ever known in a nation's life.	Если бы мы могли заинтересовать в этом крупнейших наших промышленников и всех людей правильного образа мыслей, наша страна пережила бы величайший переворот за всю свою историю.