Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

In the years that followed, up to his eleventh or twelfth year when he could no longer travel on half fares, Eugene voyaged year by year into the rich mysterious South.	Все следующие годы - вплоть до тех пор, пока ему не исполнилось двенадцати лет и он уже не мог ездить по детскому билету, - Юджин ежегодно уезжал на богатый таинственный Юг.
Eliza, who, during her first winter at Dixieland, had been stricken by severe attacks of rheumatism, induced partly by kidney trouble, which caused her flesh to swell puffily, and which was diagnosed by the doctor as Blight's Disease, began to make extensive, although economical, voyages into Florida and Arkansas in search of health and, rather vaguely, in search of wealth.	У Элизы в первый же год её водворения в "Диксиленде" начался сильный ревматизм, вызванный отчасти заболеванием почек, из-за которого она постоянно опухала, - болезнью Брайта, по диагнозу врача, - и теперь она отправлялась в длительные, хотя и экономные поездки по Флориде и Арканзасу в поисках здоровья и, несколько неопределённо, в поисках богатства.
She always spoke hopefully of the possibility of opening a boarding-house at some tropical winter resort, during the seasons there and in Altamont.	Она постоянно поговаривала о том, что следовало бы открыть пансион на каком-нибудь тропическом зимнем курорте на время тамошнего сезона.
In winter now, she rented Dixieland for a few months, sometimes for a year, although she really had no intention of allowing the place to slip through her fingers during the profitable summer season: usually, she let the place go, more or less deliberately, to some unscrupulous adventuress of lodging houses, good for a month's or two months' rent, but incapable of the sustained effort that would support it for a longer time.	Теперь она сдавала зимой "Диксиленд" на несколько месяцев, а иногда и на год, хотя вовсе не собиралась отказываться от него на весь доходный летний сезон - обычно она более или менее сознательно сдавала дом какой-нибудь не слишком щепетильной авантюристке из меблированных комнат, готовой уплатить арендную плату за месяц-другой, но неспособной к систематическим усилиям, без которых невозможно было сохранить право на аренду.
On her return from her journey, with rents in arrears, or with some other violation of the contract as an entering wedge, Eliza would surge triumphantly into battle, making a forced entrance with police, plain-clothes men, warrants, summonses, writs, injunctions, and all the other artillery of legal warfare, possessing herself forcibly, and with vindictive pleasure, of her property.	Когда Элиза возвращалась из своего путешествия, арендная плата обычно бывала просрочена или обнаруживались какие-нибудь нарушения контракта, и она с торжеством кидалась в битву, врывалась в "Диксиленд" с помощью полицейских, сыщиков в штатском, судебных повесток, предписаний, ордеров и прочих орудий юридической войны и со злорадным удовольствием вновь насильственно вступала во владение своей собственностью.
But she turned always into the South - the North for her was a land which she threatened often to explore, but which secretly she held in suspicion: there was in her no deep animosity because of an old war, her feeling was rather one of fear, distrust, alienation - the "Yankee" to whom she humorously referred was foreign and remote.	Однако уезжала она всегда на Юг; хотя она часто грозилась исследовать Север, но в глубине души относилась к нему с подозрением: это не была вражда, хранимая со времён Гражданской войны, а просто страх, недоверие, отчуждённость; "янки", о которых она всегда говорила с лёгкой насмешкой, казались непонятными и далёкими.
So, she turned always into the South, the South that burned like Dark Helen in Eugene's blood, and she always took him with her.	А потому она всегда уезжала на Юг, на Юг, который пылал в крови Юджина, как Смуглая Елена, и всегда брала его с собой.
They still slept together.	Они всё ещё спали в одной постели.

His feeling for the South was not so much historic as it was of the core and desire of dark romanticism -that unlimited and inexplicable drunkenness, the magnetism of some men's blood that takes them into the heart of the heat, and beyond that, into the polar and emerald cold of the South as swiftly as it took the heart of that incomparable romanticist who wrote The Rime of the Ancient Mariner, beyond which there is nothing.	Его чувство к Югу было не столько традиционным, сколько эссенцией и порождением тёмного романтизма - этого безграничного и необъяснимого опьянения, этого магнетизма в крови некоторых людей, который увлекает их в самое сердце зноя, и дальше, в полярный и изумрудный холод Юга, с такой же быстротой, с какой он овладел сердцем несравненного романтика, написавшего "Старого моряка", - а за этим пределом уже нет ничего.
And this desire of his was unquestionably enhanced by all he had read and visioned, by the romantic halo that his school history cast over the section, by the whole fantastic distortion of that period where people were said to live in "mansions," and slavery was a benevolent institution, conducted to a constant banjo-strumming, the strewn largesses of the colonel and the shuffle-dance of his happy dependents, where all women were pure, gentle, and beautiful, all men chivalrous and brave, and the Rebel horde a company of swagger, death-mocking cavaliers.	Но его чувство к Югу, несомненно, усугублялось всем, что он читал и воображал, романтическим ореолом, которым его школьная история одевала эти края, фантастически неверным изображением того периода, когда люди жили в "господских домах", а рабство было благодетельным институтом, слагавшимся из незатихающего бренчания на банджо, милостей полковника и плясок его счастливых подданных, когда все женщины были там чистыми, кроткими и прекрасными, все мужчины - доблестными рыцарями, а орды мятежников - войском отчаянных, презирающих смерть героев.
Years later, when he could no longer think of the barren spiritual wilderness, the hostile and murderous intrenchment against all new life - when their cheap mythology, their legend of the charm of their manner, the aristocratic culture of their lives, the quaint sweetness of their drawl, made him writhe - when he could think of no return to their life and its swarming superstition without weariness and horror, so great was his fear of the legend, his fear of their antagonism, that he still pretended the most fanatic devotion to them, excusing his Northern residence on grounds of necessity rather than desire.	Много лет спустя, когда ему уже была невыносима мысль об их духовном убожестве, об ожесточённой убийственной вражде ко всякой новой жизни, когда их дешёвая мифология, их легенды о пленительности их манер, об аристократической культуре их жизни, о непередаваемом очаровании их манеры говорить с неторопливой оттяжкой уже приводили его в исступление, когда уже он не мог без скуки и ужаса думать о возвращении к их жизни и к её бесчисленным предрассудкам, его страх перед их легендой, перед их враждебностью был так велик, что он по-прежнему изображал величайшую преданность им и объяснял, что живёт на Севере не потому, что хочет этого, а потому, что вынужден там жить.
Finally, it occurred to him that these people had given him nothing, that neither their love not their hatred could injure him, that he owed them nothing, and he determined that he would say so, and repay their insolence with a curse.	В конце концов ему пришло в голову, что эти люди ничего ему не дали, что ни их любовь, ни их ненависть не могут ему повредить, что он ничем им не обязан, и он решил сказать это прямо и ответить на их наглость проклятием.
And he did.	И ответил.

So did his boundaries stretch into enchantment - into fabulous and solitary wonder broken only by Eliza's stingy practicality, by her lack of magnificence in a magnificent world, by the meals of sweet rolls and milk and butter in an untidy room, by the shoe boxes of luncheon carried on the trains and opened in the diner, after a lengthy inspection of the menu had led to the ordering of coffee, by the interminable quarrels over price and charges in almost every place they went, by her commands to him to "scrooch up" when the conductor came through for the tickets, for he was a tall lank boy, and his half-fare age might be called to question.	Вот так его рубежи уходили всё дальше в волшебство, в сказочное, одному ему доступное чудо, которое портили только скаредная практичность Элизы, её невеликолепность в великолепном мире, завтраки из сладких булочек, масла и молока в неопрятных номерах, картонные обувные коробки, из которых в вагонах извлекались съестные припасы после того, как длительное изучение меню завершалось распоряжением подать кофе, бесконечные споры из-за цен и счётов почти всюду, где они останавливались, и её требование, чтобы он "пригибался" при появлении контролёра - он был высоким долговязым мальчишкой, и его право на половинный билет могло быть поставлено под сомнение.
She took him to Florida in the late winter following Gant's return from Augusta: they went to Tampa first, and, a few days later, to Saint Petersburg.	Она увезла его во Флориду в конце зимы, вскоре после возвращения Ганта из Огасты; сначала они поехали в Тампу, а через несколько дней - в Сент-Питерсберг.
He plowed through the loose deep sand of the streets, fished interminably with jolly old men at the end of the long pier, devoured a chest full of dime novels that he found in the rooms she had rented in a private house.	Он бродил по улицам, где ноги вязли в глубоком песке, удил на конце длинного мола по соседству с весёлыми старичками и проглотил полный сундук дешёвых романов, оказавшийся в комнате, которую Элиза сняла в частном доме.
They left abruptly, after a terrific quarrel with the old Cracker who ran the place, who thought himself tricked out of the best part of a season's rent, and hurried off to South Carolina on receipt of a hysterical message from Daisy which bade her mother to "come at once."	Они уехали внезапно, после громовой ссоры с хозяином, который решил, что его обсчитали на значительную часть летней платы, и поспешили в Южную Каролину, потому что Дейзи прислала истерическую телеграмму, умоляя мать "немедленно приехать".
They arrived in the dingy little town, which was sticky with wet clay, and clammy with rain, in late March: Daisy's first child, a boy, had been born the day before.	Они приехали в убогий, полный липкой грязи и дождевой сырости городишко в конце марта, -первый ребёнок Дейзи, мальчик, родился накануне.
Eliza, annoyed at what she considered the useless disruption of her holiday, quarrelled bitterly with her daughter a day or two after her arrival, and departed for Altamont with the declaration, which Daisy ironically applauded, that she would never return again.	Элиза, рассерженная этим неоправданным, как ей казалось, нарушением её отдыха, дня через два после приезда жестоко поссорилась с дочерью и отбыла в Алтамонт, объявив, к иронической радости Дейзи, что это её последний визит сюда.
But she did.	Но он не был последним.
The following winter she went to New Orleans at the season of the Mardi Gras, taking her youngest with her.	Следующей зимой она поехала в Новый Орлеан на масленицу, взяв с собой младшего сына.
Eugene remembered the huge cisterns for rain-water, in the back yard of Aunt Mary's house, the heavy window-rattling thunder of Mary's snores at night, and the vast pageantry of carnival on Canal Street: the storied floats, the smiling beauties, the marching troops, the masks grotesque and fantastical.	Юджин запомнил огромные цистерны для сбора дождевой воды на заднем дворе тёти Мэри, густой громовый храп Мэри, от которого содрогались окна, и пёструю суету карнавала на Канал-стрит -изукрашенные повозки, смеющихся красавиц, марширующих солдат, нелепые и жуткие маски.