Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Чарльз Диккенс
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.13/5. Голосов: 81
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Чарльз Диккенс, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Идея этой повести впервые возникла у меня, когда я с моими детьми и друзьями участвовал в домашнем спектакле, в пьесе Уилки Коллинза «Застывшая пучина». Мне очень хотелось войти по-настоящему в роль, и я старался представить себе то душевное состояние, которое я мог бы правдиво передать, дабы захватить зрителя.

По мере того как у меня складывалось представление о моем герое, оно постепенно облекалось в ту форму, в которую и вылилось окончательно в этой повести. Я поистине перевоплотился в него, когда играл. Я так остро пережил и перечувствовал все то, что выстрадано и пережито на этих страницах, как если бы я действительно испытал это сам.

Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Повесть о двух городах - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Чарльз Диккенс

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

In this respect the House was much on a par with the Country; which did very often disinherit its sons for suggesting improvements in laws and customs that had long been highly objectionable, but were only the more respectable.	В этом отношении фирма придерживалась примерно тех же правил, что и ее отечество, кое частенько лишало наследства сынов своих, осмелившихся предложить кой-какие усовершенствования тех или иных законов или установлений, давно уже доказавших свою непригодность, - и тем самым именно и упрочивших свою славу незыблемых.
Thus it had come to pass, that Tellson's was the triumphant perfection of inconvenience.	Вот так и банкирский дом Теллсона поддерживал свою славу и гордился незыблемым совершенством своих поистине непревзойденных неудобств.
After bursting open a door of idiotic obstinacy with a weak rattle in its throat, you fell into Tellson's down two steps, and came to your senses in a miserable little shop, with two little counters, where the oldest of men made your cheque shake as if the wind rustled it, while they examined the signature by the dingiest of windows, which were always under a shower-bath of mud from Fleet-street, and which were made the dingier by their own iron bars proper, and the heavy shadow of Temple Bar.	После того как, рванув изо всех сил, вы одолевали идиотски упрямую дверь, которая вдруг уступала вам с каким-то клохтаньем, похожим на хрипенье умирающего, вы вдруг летели куда-то вниз через две ступеньки и приходили в себя, ввалившись в крошечный тесный закуток, где за двумя маленькими конторками сидели какие-то древние старички; они брали у вас из рук чек, и он тут же начинал трепыхаться, как на сильном ветру, и не переставал ходить ходуном у них в руках, пока они разглядывали подпись у одного из подслеповатых окошек, которые постоянно обдавало фонтанами грязи с Флит-стрит; не говоря уже о том, что свет едва-едва пробивался в них сквозь железные прутья решеток, на них сверх того падала густая тень Тэмплских ворот.
If your business necessitated your seeing "the House," you were put into a species of Condemned Hold at the back, where you meditated on a misspent life, until the House came with its hands in its pockets, and you could hardly blink at it in the dismal twilight.	Если вам по вашему делу требовалось повидать "самого", вас впихивали в тесный загон за конторками, напоминавший камеру смертников, и там вы могли предаваться размышлениям о загубленной даром жизни, пока перед вами внезапно - во весь рост, руки в карманах - не возникал "сам"; по как бы вы ни щурились, вы не могли разглядеть его в этой зловещей полумгле.
Your money came out of, or went into, wormy old wooden drawers, particles of which flew up your nose and down your throat when they were opened and shut.	Деньги, которые вам выдавали или принимали от вас, хранились в старых, источенных червями выдвижных ящиках, и всякий раз, как эти ящики выдвигали либо задвигали, оттуда столбом поднималась древесная пыль и набивалась вам в нос и в рот.
Your bank-notes had a musty odour, as if they were fast decomposing into rags again.	Полученные вами банкноты отдавали гнилью, как будто им уже пора было снова обратиться в тряпье.
Your plate was stowed away among the neighbouring cesspools, and evil communications corrupted its good polish in a day or two.	Принятое от вас на хранение столовое серебро запрятывали в какие-то тайники рядом с выгребными ямами, и от этого дурного соседства оно за какие-нибудь два-три дня тускнело и теряло свой красивый блеск.

Your deeds got into extemporised strong-rooms made of kitchens and sculleries, and fretted all the fat out of their parchments into the banking-house air.	Ваши денежные документы запирались в самодельные сейфы, приспособленные из кладовых и чуланов, где пергаментные акты, полежав, пропитывались салом и от них шла вонь по всей конторе.
Your lighter boxes of family papers went up-stairs into a Barmecide room, that always had a great dining-table in it and never had a dinner, and where, even in the year one thousand seven hundred and eighty, the first letters written to you by your old love, or by your little children, were but newly released from the horror of being ogled through the windows, by the heads exposed on Temple Bar with an insensate brutality and ferocity worthy of Abyssinia or Ashantee.	Менее тяжеловесные шкатулки с семейными архивами отправляли наверх в зал, где стоял громадный обеденный стол, за которым, как в сказках "Тысяча и одна ночь", никогда нельзя было пообедать и где письма вашей давней возлюбленной и ваших юных деток только в тысяча семьсот восьмидесятом году избавились от страшного зрелища выпученных остекленевших глаз, косившихся на них с Тэмплских ворот[13], на которых с зверской жестокостью, достойной дикарей-каннибалов, выставляли отрубленные головы, насадив их на прутья ограды.
But indeed, at that time, putting to death was a recipe much in vogue with all trades and professions, and not least of all with Tellson's.	Но, по правде сказать, смертная казнь в те времена была излюбленным средством и к нему прибегали в любой области - будь то ремесло или торговля - и не менее, чем у других, было оно в ходу у банкиров Теллсон.
Death is Nature's remedy for all things, and why not Legislation's?	Смерть - это лекарство, коим Природа излечивает все, как же закону не ухватиться за такое средство?
Accordingly, the forger was put to Death; the utterer of a bad note was put to Death; the unlawful opener of a letter was put to Death; the purloiner of forty shillings and sixpence was put to Death; the holder of a horse at Tellson's door, who made off with it, was put to Death; the coiner of a bad shilling was put to Death; the sounders of three-fourths of the notes in the whole gamut of Crime, were put to Death.	Так оно и повелось: всякому, кто подделал подпись, прописывали смерть; подделал банковский билет - смерть; вскрыл чужое письмо- смерть; стащил сорок шиллингов и шесть пенсов- смерть; парнишке, которому дали подержать лошадь у ворот Теллсона, а он взял да и ускакал на ней, - смерть; и фальшивомонетчику тоже смерть. Словом, три четверти всех преступлений, перечисленных в уголовном кодексе, карались смертью.
Not that it did the least good in the way of prevention-it might almost have been worth remarking that the fact was exactly the reverse-but, it cleared off (as to this world) the trouble of each particular case, and left nothing else connected with it to be looked after.	Не то чтобы это оказывало какое-то предупреждающее действие, - нет, действие, можно сказать, получалось как раз обратное! - но в каждом отдельном случае это пресекало недуг по крайней мере в здешнем мире; и после такого леченья больной уже не доставлял никаких хлопот и с ним не приходилось возиться.
Thus, Tellson's, in its day, like greater places of business, its contemporaries, had taken so many lives, that, if the heads laid low before it had been ranged on Temple Bar instead of being privately disposed of, they would probably have excluded what little light the ground floor had, in a rather significant manner.	Итак, банкирский дом Теллсона за время своего существования, подобно некоторым иным, более высоким учреждениям той поры, отправил на тот свет столько народу, что, если бы головы всех тех, кого он послал на плаху, выставить на Тэмплских воротах, они сомкнулись бы таким тесным строем, что совершенно отрезали бы доступ свету в нижний этаж.

Cramped in all kinds of dim cupboards and hutches at Tellson's, the oldest of men carried on the business gravely.	Втиснутые в полутемные клетушки и чуланчики, древние старички в банкирской конторе Теллсона степенно вершили дела.
When they took a young man into Tellson's London house, they hid him somewhere till he was old. They kept him in a dark place, like a cheese, until he had the full Tellson flavour and blue-mould upon him.	Если в лондонской конторе банка принимали на службу молодого человека, его засовывали куда-то в самые недра дома и выдерживали там, как сыр, до тех пор, пока он, созрев, не приобретал истинно теллсоновского вкуса и не покрывался голубоватой плесенью.
Then only was he permitted to be seen, spectacularly poring over large books, and casting his breeches and gaiters into the general weight of the establishment.	И только тогда его выпускали на свет и его можно было лицезреть - вооруженный очками, он сидел, уткнувшись в громадные конторские книги, и всем своим солидным обличьем вплоть до коротких штанов с гетрами вполне гармонировал с внушительным видом сего учреждения.
Outside Tell son's-never by any means in it, unless called in-was an odd-job-man, an occasional porter and messenger, who served as the live sign of the house.	У дверей теллсоновского банка, но отнюдь не внутри (за исключением тех случаев, когда его вызывали для поручений), постоянно околачивался некий субъект, "малый на все руки", исполнявший обязанности то рассыльного, то носильщика и служивший живой вывеской фирмы.
He was never absent during business hours, unless upon an errand, and then he was represented by his son: a grisly urchin of twelve, who was his express image.	Он никогда не отлучался в присутственные часы, если только его куда-нибудь не посылали, а тогда его замещал сын - препротивный сорванец лет двенадцати - вылитый портрет своего папеньки.
People understood that Tellson's, in a stately way, tolerated the odd-job-man.	Всякий понимал, что банкирский дом Теллсона разве что милостиво соизволяет терпеть у своих дверей эту личность на побегушках.
The house had always tolerated some person in that capacity, and time and tide had drifted this person to the post.	Почтенная фирма Теллсона с незапамятных времен терпела какую-нибудь личность на этой роли, и вот так-то однажды случай прибил сюда и этого человека.
His surname was Cruncher, and on the youthful occasion of his renouncing by proxy the works of darkness, in the easterly parish church of Hounsditch, he had received the added appellation of Jerry.	Фамилия его была Кранчер. В младенчестве, когда его крестили и крестный отец с крестной матерью, держа его над купелью в приходской церкви Песьей Балки, отторгли его от скверны и козней адовых, ему дали имя Джерри.
The scene was Mr. Cruncher's private lodging in Hanging-sword-alley, Whitefriars: the time, half-past seven of the clock on a windy March morning, Anno Domini seventeen hundred and eighty. (Mr. Cruncher himself always spoke of the year of our Lord as Anna Dominoes: apparently under the impression that the Christian era dated from the invention of a popular game, by a lady who had bestowed her name upon it.)	Итак, действие происходит в собственной квартире мистера Кранчера в тупике Висящего меча в квартале Уайт-фрайерс. Время - половина восьмого утра, ненастный мартовский день, год от рождества Христова, или, как говорят, Anno Domini 1780 (сам мистер Кранчер произносил сие не иначе, как Аннино Домино, полагая в простоте душевной, что христианская эра ведет свое начало от широкоизвестной игры, придуманной некоей Анной и посему названной ее именем).