Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.22/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Самый яркий и, в то же время самый сложный многоплановый роман Федора Достоевского "Братья Карамазовы" выражает надежды и противоречия своего времени, вечные, непреходящие ценности, заключенные в христианской традиции, религиозные и этические поиски писателя. В основу сюжета положена история одного из товарищей Достоевского по Омскому острогу отставного подпоручика Ильинского, который судился за отцеубийство, и, хотя и не сознался в преступлении, был приговорен к двадцати годам каторжных работ.

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Of those visitors, many had been men of high rank and learning, some even free thinkers, attracted by curiosity, but all without exception had shown the profoundest reverence and delicacy, for here there was no question of money, but only, on the one side love and kindness, and on the other penitence and eager desire to decide some spiritual problem or crisis. So that such buffoonery amazed and bewildered the spectators, or at least some of them.	Многие из "высших" даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем более что здесь денег не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой -покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца. Так что вдруг такое шутовство, которое обнаружил Федор Павлович, непочтительное к месту, в котором он находился, произвело в свидетелях, по крайней мере в некоторых из них, недоумение и удивление.
The monks, with unchanged countenances, waited, with earnest attention, to hear what the elder would say, but seemed on the point of standing up, like Miusov.	Иеромонахи, впрочем нисколько не изменившие своих физиономий, с серьезным вниманием следили, что скажет старец, но, кажется, готовились уже встать, как Миусов.
Alyosha stood, with hanging head, on the verge of tears.	Алеша готов был заплакать и стоял, понурив голову.
What seemed to him strangest of all was that his brother Ivan, on whom alone he had rested his hopes, and who alone had such influence on his father that he could have stopped him, sat now quite unmoved, with downcast eyes, apparently waiting with interest to see how it would end, as though he had nothing to do with it.	Всего страннее казалось ему то, что брат его, Иван Федорович, единственно на которого он надеялся и который один имел такое влияние на отца, что мог бы его остановить, сидел теперь совсем неподвижно на своем стуле, опустив глаза и по-видимому с каким-то даже любознательным любопытством ожидал, чем это все кончится, точно сам он был совершенно тут посторонний человек.
Alyosha did not dare to look at Rakitin, the divinity student, whom he knew almost intimately. He alone in the monastery knew Rakitin's thoughts.	На Ракитина (семинариста), тоже Алеше очень знакомого и почти близкого, Алеша и взглянуть не мог: он знал его мысли (хотя знал их один Алеша во всем монастыре).
"Forgive me," began Miusov, addressing Father Zossima, "for perhaps I seem to be taking part in this shameful foolery.	-Простите меня... - начал Миусов, обращаясь к старцу, - что я, может быть, тоже кажусь вам участником в этой недостойной шутке.
I made a mistake in believing that even a man like Fyodor Pavlovitch would understand what was due on a visit to so honoured a personage. I did not suppose I should have to apologise simply for having come with him...."	Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица захочет понять свои обязанности... Я не сообразил, что придется просить извинения именно за то, что с ним входишь...
Pyotr Alexandrovitch could say no more, and was about to leave the room, overwhelmed with confusion.	Петр Александрович не договорил и, совсем сконфузившись, хотел было уже выйти из комнаты.
"Don't distress yourself, I beg." The elder got on to his feeble legs, and taking Pyotr Alexandrovitch by both hands, made him sit down again. "I beg you not to disturb yourself.	- Не беспокойтесь, прошу вас, - привстал вдруг с своего места на свои хилые ноги старец и, взяв за обе руки Петра Александровича, усадил его опять в кресла. - Будьте спокойны, прошу вас.

I particularly beg you to be my guest." And with a bow he went back and sat down again on his little sofa.	Я особенно прошу вас быть моим гостем, - и с поклоном, повернувшись, сел опять на свой диванчик.
"Great elder, speak! Do I annoy you by my vivacity?" Fyodor Pavlovitch cried suddenly, clutching the arms of his chair in both hands, as though ready to leap up from it if the answer were unfavourable.	- Великий старец, изреките, оскорбляю я вас моею живостью или нет? - вскричал вдруг Федор Павлович, схватившись обеими руками за ручки кресел и как бы готовясь из них выпрыгнуть сообразно с ответом.
"I earnestly beg you, too, not to disturb yourself, and not to be uneasy," the elder said impressively. "Do not trouble. Make yourself quite at home.	- Убедительно и вас прошу не беспокоиться и не стесняться, - внушительно проговорил ему старец... - Не стесняйтесь, будьте совершенно как дома.
And, above all, do not be so ashamed of yourself, for that is at the root of it all."	А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь все и выходит.
"Quite at home?	- Совершенно как дома?
To be my natural self?	То есть в натуральном-то виде?
Oh, that is much too much, but I accept it with grateful joy.	О, этого много, слишком много, но - с умилением принимаю!
Do you know, blessed father, you'd better not invite me to be my natural self. Don't risk it.... I will not go so far as that myself.	Знаете, благословенный отец, вы меня на натуральный-то вид не вызывайте, не рискуйте... до натурального вида я и сам не дойду.
I warn you for your own sake.	Это я, чтобы вас охранить, предупреждаю.
Well, the rest is still plunged in the mists of uncertainty, though there are people who'd be pleased to describe me for you.	Ну-с, а прочее все еще подвержено мраку неизвестности, хотя бы некоторые и желали расписать меня.
I mean that for you, Pyotr Alexandrovitch. But as for you, holy being, let me tell you, I am brimming over with ecstasy." He got up, and throwing up his hands, declaimed, "Blessed be the womb that bare thee, and the paps that gave thee suck- the paps especially.	Это я по вашему адресу, Петр Александрович, говорю, а вам, святейшее существо, вот что вам: восторг изливаю! - Он привстал и, подняв вверх руки, произнес: - Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие, - сосцы особенно!
When you said just now,	Вы меня сейчас замечанием вашим:
'Don't be so ashamed of yourself, for that is at the root of it all,' you pierced right through me by that remark, and read me to the core.	"Не стыдиться столь самого себя, потому что от сего лишь все и выходит", - вы меня замечанием этим как бы насквозь прочкнули и внутри прочли.
Indeed, I always feel when I meet people that I am lower than all, and that they all take me for a buffoon. So I say, 'Let me really play the buffoon. I am not afraid of your opinion, for you are every one of you worse than I am.'	Именно мне все так и кажется, когда я к людям вхожу, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, так вот "давай же я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому что все вы до единого подлее меня!"
That is why I am a buffoon. It is from shame, great elder, from shame; it's simply over-sensitiveness that makes me rowdy.	Вот потому я и шут, от стыда шут, старец великий, от стыда. От мнительности одной и буяню.
If I had only been sure that everyone would accept me as the kindest and wisest of men, oh, Lord, what a good man I should have been then!	Ведь если б я только был уверен, когда вхожу, что все меня за милейшего и умнейшего человека сейчас же примут, - Господи! какой бы я тогда был добрый человек!

Teacher!" he fell suddenly on his knees, "what must I do to gain eternal life?" It was difficult even now to decide whether he was joking or really moved.	Учитель! - повергся он вдруг на колени, - что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? -Трудно было и теперь решить: шутит он или в самом деле в таком умилении?
Father Zossima, lifting his eyes, looked at him, and said with a smile:	Старец поднял на него глаза и с улыбкой произнес:
"You have known for a long time what you must do. You have sense enough: don't give way to drunkenness and incontinence of speech; don't give way to sensual lust; and, above all, to the love of money. And close your taverns. If you can't close all, at least two or three.	- Сами давно знаете, что надо делать, ума в вас довольно: не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанию, не предавайтесь сладострастию, а особенно обожанию денег, да закройте ваши питейные дома, если не можете всех, то хоть два или три.
And, above all- don't lie."	А главное, самое главное - не лгите.
"You mean about Diderot?"	-То есть это про Дидерота, что ли?
"No, not about Diderot.	- Нет, не то что про Дидерота.
Above all, don't lie to yourself.	Главное, самому себе не лгите.
The man who lies to himself and listens to his own lie comes to such a pass that he cannot distinguish the truth within him, or around him, and so loses all respect for himself and for others.	Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим.
And having no respect he ceases to love, and in order to occupy and distract himself without love he gives way to passions and coarse pleasures, and sinks to bestiality in his vices, all from continual lying to other men and to himself.	Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям и доходит совсем до скотства в пороках своих, а все от беспрерывной лжи и людям и себе самому.
The man who lies to himself can be more easily offended than anyone.	Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может.
You know it is sometimes very pleasant to take offence, isn't it?	Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли?
A man may know that nobody has insulted him, but that he has invented the insult for himself, has lied and exaggerated to make it picturesque, has caught at a word and made a mountain out of a molehill- he knows that himself, yet he will be the first to take offence, and will revel in his resentment till he feels great pleasure in it, and so pass to genuine vindictiveness. But get up, sit down, I beg you. All this, too, is deceitful posturing...."	И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, -знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной... Да встаньте же, сядьте, прошу вас очень, ведь все это тоже ложные жесты...
"Blessed man!	- Блаженный человек!
Give me your hand to kiss." Fyodor Pavlovitch skipped up, and imprinted a rapid kiss on the elder's thin hand. "It is, it is pleasant to take offence.	Дайте ручку поцеловать, - подскочил Федор Павлович и быстро чмокнул старца в худенькую его руку. - Именно, именно приятно обидеться.
You said that so well, as I never heard it before.	Это вы так хорошо сказали, что я и не слыхал еще.