Андрей Лещинский - Причина смерти

Доктор точно знал, что научились воскрешать и действительно воскрешают мёртвых. Это был следующий шаг, деталей он не знал, все воскрешённые были ещё детьми, в том числе и двое египетских жрецов восьмой династии, с которыми Доктор, несмотря на их происхождение, хотел бы побеседовать, да всё руки не доходили. Придумали какую-то ещё худшую гадость, что-то вроде луча жизни, с помощью которого можно было воскресить всё, что когда-то умерло на небольшом участке земли, и ускорить развитие воскрешённых в много раз. Слава богу, хватило ума направить этот луч со спутника на самую границу юго-западной радиоактивной пустыни. Доктор купил за огромные деньги кассету с записью того, что произошло на этом многострадальном гектаре Месопотамии. Земля с бешеной скоростью стала порождать чудовищ. Извивались гигантские розовые черви, их жрали чьи-то зубы, бронированные монстры прокладывали кровавые пути через плотные животные массы, бешеные птицы взлетали, падали, раздирали кого-то и сами исчезали в плотных клубках вздутых от яростного напряжения тел. Сожранные немедленно воскресали. При сильном замедлении Доктор различал людей, какие-то безумные попытки организовать оборону и навести порядок, но всё кончалось лязгом новорожденных голодных челюстей и кровавой пеной, из которой возникали новые чудовища. Они сразу погибали за границей облучаемого пятна, но скорость смертей и рождений была так высока, что самые хитрые стали приспосабливаться и полезли наружу, поедая по дороге друг друга, поскольку всё остальное было давно убито радиацией. Наверное, было достаточно прекратить передачу энергии, но военные молодецки взорвали спутник и бросили атомную бомбу, закончив кассету ослепительно-белой вспышкой ядерного взрыва.

Доктора огорчили размышления. Он подошел к холодильнику, налил и выпил стаканчик белого вина, сказал:

— Инна, Крока вызовите ко мне срочно.

— Крок в приемной, Борис Эмильевич.

— Так… Пусть он подождет, а вы зайдите пожалуйста.

Он встретил её стоя, стал смотреть и думать, что, хоть и видел Инну сегодня и не один раз, и даже успел заняться с ней сексом, не рассмотрел, не заметил, и не запомнил, во что она одета. Теперь увидел короткую юбку, пиджак, надетый на голое тело, золотую цепочку, серьги, колготки, туфли на высоком каблуке, кольца, всё очень дорогое, элегантное, и всё, даже камни на кольцах, фиолетового цвета. Фиолетовыми были ногти, губы, ресницы, даже чёрные волосы отливали тем же оттенком.

— Почему вы вызвали Крока?

— Я подумала, что он вам понадобится.

— Почему вы так подумали.

— Нулевой канал. Должно быть что-то очень важное. А вы в таких случаях всегда даёте поручение Кроку.

Он подумал, не задать ли ещё один вопрос: «Знаете ли вы, кто мне звонил?», но решил не спешить и отложить разгадку на потом.

— Идите. И пусть Крок заходит.

Крока он встретил, сидя за столом с компьютером, это позволяло установить, так сказать, материальную дистанцию, и, кроме того, Крок смотрелся естественно только среди самых новейших электронных приспособлений, большинством из которых Доктор не умел пользоваться, не знал, что они делают, и не пытался понять. Среди этих штук надо было родится, а что говорить о нём, если он помнил ЭЦВМ УРАЛ-1, занимавшую около ста квадратных метров подвала физико-математической двести тридцать девятой школы, где Доктор учился и где познакомился с Быком, если первые электронные калькуляторы размером с большую пишущую машину появились, когда он был на третьем курсе, и если персональный компьютер он до сих пор воспринимал как новинку. Конечно, силы были. Он мог бы научиться, мог бы стать классным специалистом, мог бы даже придумать что-нибудь новенькое. Асаллухи жил в нём и всегда был готов узнавать, изобретает и строить. Но Боря Доктор не хотел, сам не зная почему, и привычно и бездумно следовал своим не всегда понятным желаниям и предчувствиям.

Таких людей, как Крок, не осталось, наверное, больше ни одного в России, а в Петербурге точно таких больше не было. Это был абсолютно нормальный в генетически-вирусном смысле очень умный интеллигентный еврей тридцати с небольшим лет. Тихий антисемитизм, Доктор не склонен был преувеличивать его влияние, но и не желал отрицать таковое, этот почти беззлобный и малоагрессивный антисемитизм, сильно слабевший с общим ослаблением людского фона, потихоньку склонил всех евреев к выезду из России. После того, как Израиль исчез, сменившись белым радиоактивным пятном, все ехали в Штаты, которые в смысле конца света отставали от России на несколько лет, количество которых стремительно уменьшалось ввиду экспоненциальных характеристик скорости приближения финала, но которые давали приятное чувство покоя, чистоты и защищённости. Все уехали. Доктор был исключением, а Крок вообще чудом. Такие тонкие лица с неопределённо-карими, ускользающими от чужих взглядов глазами, глазами, которые могли быть непрозрачными, могли пропускать все или некоторые виды волновой энергии в одну, другую или обе стороны, такие тихие, неторопливые, умные речи с интеллигентными пришёптываниями и покашливаниями Доктор слышал давным давно в «Сайгоне», в книжных магазинах, в газовых котельных, потом они все пропали. Ему интересно было смотреть на устройство головы Крока.

Простейшие и не особенно ценные наблюдения показывают, что устройство головы часто очень хорошо описывает отношения между речью и мыслями обладателя черепа. Слишком развитая нижняя часть с небольшим объёмом, предназначенным для размещения мозга, может говорить о преимуществе речи над размышлениями. Слова свободно грохочут в усердно трудящемся рту, концепции возникают на кончике языка, перемалываются, вываливаются, чужим речам тоже находится место в этой своеобразной свалке слов. Язык, губы, челюсти разрабатываются, разнашиваются, приобретают особенную, мягкую подвижность, вымывающую все силы и энергию из нервых клеток говорящего.

Обратные случаи вызывали бóльшую симпатию Доктора, но были ему равно неприятны. Он жалел, но сторонился людей, лоб которых выпуклым куполом нависал над нижней частью лица, подавляя речевой аппарат и лишая его воли к действию. Мыслей в голове много. Они плавают в студенистой массе мозга, сплетаются в клубки, к ним добавляются новые, перепутываются, уплотняются, всё слипается в единый ком, лишь маленькие и беспорядочные кусочки которого находят тесный и трудный путь через узкий рот и плотно сжатые губы.

Размышляя о неприятных крайностях, Доктор с удовольствием рассматривал отрезок плавноизогнутой кривой, неспешным наклонным льющимся движением обозначивший путь осмотрительных и обдуманных слов Крока. Нижняя часть лица была немного выдвинута вперед, что придавало движению мыслей, по дороге становившихся словами, приятную, несколько скользковатую естественность.