Андрей Лещинский - Причина смерти

— Да что случилось, чёрт бы тебя побрал?!

— Завтра увидишь, или Гильгамеша спроси, если сам не соображаешь.

— Ладно. Давай я тебе скину данные по контейнеру. Завтра около шестнадцати разгрузка. Груз требуется доставить в аэропорт и там сдать. Я всё, что мог, организовал.

— Понял. Всё.

Он тяжело вздохнул, не на шутку переживая невыносимое течение беседы с Быком. Сказанное звало к обдумыванию, к довольно очевидным выводам, но он понимал, что завтра понадобятся все доступные силы, и не хотел подвергать их риску порчи неприятными переживаниями. Решил воспринять только обещание помощи, а остальное забыть и выкинуть из головы до окончания дела.

День стремительно летел мимо, за разговорами быстро прошли несколько часов. Доктор решил на этом закончить, отдохнуть перед завтрашними трудами, расслабиться, заодно решить интересующую его задачку.

— Инна, зайдите ко мне, пожалуйста.

Когда дверь за ней закрылась, сказал на царском шумерском:

— Намтара саге гуразу мае гамур и бтар.

И услышал в ответ:

— Ибалазу аба бараед дугбадазу аба барасубу.

В пятнадцать тридцать следующего дня, то есть седьмого ноября две тысячи четырнадцатого года, в пятницу, Доктор посадил вертолёт на площадку перед воротами четвёртого участка. Он летел без пилота, потому что хотел, сколько возможно, быть один и не был до конца уверен в том, что даже самая доверенная обслуга не начнет в этот день дурить и пытаться препятствовать получению контейнера.

До трёх часов он в общем маялся. Крок держал на экране вид на подходившее судно со спутника. Каждый час камера обползала контейнер со всех сторон, чтобы показать отсутствие разрезов и повреждений, крупным планом показывала целые и нетронутые печати. Внутрь никакие лучи не проникали, и сам контейнер ничего не излучал. Крок удивлялся, Доктор — нет. Не удивлялся и не раздражался он тому, что Крок оказался-таки любовником Инны. Она не очень хорошо говорила по-шумерски, поэтому прошлой ночью, которую они провели вдвоём, на смеси истинного языка и странно звучавшего при таких разговорах русского, она рассказала ему всё, что знала. Удивило Доктора то, что по всем объяснениям вышло, что эту девушку он создал сам. То есть не сам, конечно, создавать мог только Он, но, наверное, желания Доктора нашли путь к какой-то отдалённой периферии Его воли и желаний, отразились от них, и этот отраженный свет вызвал к жизни девушку, которая многими качествами повторяла Фиолетовую, многое понимала, многое знала, но ничего не понимала и не знала сверх того, что понимал и знал Доктор. Она всеми своими знаниями и предчувствиями делилась с Кроком, который всему поверил, потому что очень сильно её любил. Он принимал связь Инны с шефом и её чувство к нему как нечто неизбежное и даже очень нужное, но не желал отказываться от тех чувств, которые связывали его с девушкой. Доктор представил себе, какими адскими глубинами должны были казаться Саше обрывки шумерских знаний, сообщаемые по ночам, в темноте, в промежутках между оргазмами и любовными стонами, вздохнул тяжело, потом подумал, что Крок не пьёт, не курит, не колется, ничего переживет как-нибудь, и не стал жалеть.

У вертолёта Доктора ждала машина без шофёра. Он не хотел садиться прямо в порту и создавать ненужный ажиотаж вокруг дела, которое следовало сделать как можно тише. До ворот было метров двадцать. Слева был какой-то канал, набитый ржавыми остатками судов, на берегу площадка с горами сухопутного металлолома и несколькими контейнеровозами, ожидавшими груз. Сзади воняла обширная помойка, усаженная чайками и существовавшая сама по себе, как возникали и существовали десятки таких неистребимых помоек в черте города на местах бывших парков, промышленных объектов или кварталов рухнувших хрущовок. Одно такое зловонное болото, когда-то бывшее Удельным парком, располагалось под окнами старой квартиры Доктора, в которую он заходил иногда по некоторым секретным делам. С шестнадцатого этажа была хорошо видна равномерно чёрно-зелёная густая полужидкая масса, выдыхавшая с громким хлюпанием пузыри газообразных ядов. Что росло на поверхности трясины, кто копошился в её глубинах, иногда высовывая безротые и безглазые морды на поверхность, Доктор не знал, отделённый от апокалиптических чудовищ бронированными стёклами и многосложными воздушными фильтрами.

Сзади была помойка, а справа ухабистая дорога, выводившая в южную часть города, в самое начало проспекта Маршала Жукова. Доктор поехал прямо и остановился у ворот. Охранник, одетый в чёрное и в чёрной маске, закрывавшей голову и лицо, имел в руках автомат Калашникова и, слегка согнувшись, смотрел на Доктора через ставшее прозрачным боковое стекло. Доктор держал двумя пальцами правой руки пропуск. Тот реагировал на его отпечатки пальцев и показывал охраннику схематичную движущуюся картинку: легковой автомобиль без номеров, в нём пять человек, стоит перед шлагбаумом. Шлагбаум открывается, автомобиль проезжает, шлагбаум закрывается. Большинство охранников были неграмотны и с большими трудами выучивали несколько простейших пиктограмм. Стреляли они тоже очень плохо, поэтому в двухэтажной будке рядом с проездом их было человек двадцать и вооружены они были обильно и разнообразно. Охранник смотрел на пропуск около минуты, потом поднял руку. По лестнице спустился другой, тоже чёрный, укутанный, с автоматом и тоже маленького роста. Они вдвоем посмотрели на пропуск, который потихоньку начал светиться успокаивающим зеленым цветом — день был пасмурный и уже начинало темнеть. Второй охранник вернулся обратно. Через минуту шлагбаум — три двутавровые балки соединенные многочисленными укосинами, поднялся, и Доктор проехал метров пять вперед до глухих ворот, управлявшихся автоматикой. Он поднял пропуск к лобовому стеклу, чтобы легче было считать код, лампочки впереди мигнули зелёным, гибкий щит закрутился вверх, ещё несколько метров, и Доктор оказался на территории порта. Он притормозил, чтобы осмотреться на том самом месте, с которого будет через несколько часов вывозить контейнер. Здесь была довольно обширная площадка, обрамлённая невысокими холмиками мусора и уставленная гружёными трейлерами. Всё было выдержано в блёклых серых тонах, начинался дождик, а через час-другой здесь будет грязноватая чернота, оттеняемая неестественным сиренево-белым светом ламп. Доктор неложно предчувствовал, что стрельба и нападение начнутся именно здесь, был уверен, что в некоторых контейнерах уже прячутся неизвестно чьи группы, желающие отбить груз. При этом было ясно, что всё ограничится именно стрельбой, поскольку, никто кроме него не знает и не может знать о содержимом контейнера, и все должны бояться повредить груз или погибнуть самим от его реакций на повреждения. Впрочем, Доктор тоже ничего точно не знал о возможных реакциях того цилиндра, который видел однажды пять тысяч лет назад, и о котором ему никто ничего не рассказывал.