Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Провинция, – хмыкнул священник.

– Семнадцать Ave Maria и пятнадцать Miserere, – сказал он женщине. Это означало семнадцатого числа, в три часа дня.

– Хорошо, святой отец, – ответила она тихо.

– И пусть придет муж, – сердитым шепотом велел священник, – работает, он а не вы.

– Он болеет, – в ее голосе ему послышалось что-то похожее на смущение или стыд.

Женщина ушла, но в кабинке еще витал аромат флердоранжа. Джованни ди Амальфи не знал, как она выглядит. Так тоже было безопасней. Бархатная занавеска заколыхалась, он приготовился слушать следующего прихожанина.

На ступенях гулкого собора донья Эстелла подняла тростниковый зонтик, расписанный ярким индейским узором. Одноногий старик, дремавший в тени колонны, встрепенулся, услышав звон монеты: «Да благословит вас Господь, прекрасная сеньора».

– Заходите, дон Родриго, – ворчливо сказала женщина, – ваше снадобье готово.

Мартовское солнце грело лицо, донья Эстелла улыбнулась.

– А деньги, прекрасная сеньора? – вздохнул старик.

– Его величество выдает мне пенсию за ногу, потерянную в сражениях дона Франсиско Писарро, да благословит Господь его святую душу, – старик перекрестился, – однако ваш муж бесплатно никого не лечит. Я два десятка лет кашляю, покашляю еще, – он сплюнул в густую пыль городской площади.

– Зайдите ко мне, – тихо сказала Эстелла.

– Сеньора не только прекрасна, но и добра, – отозввался старик, – как донья Ангелина, упокой ее Господь.

– Вы ее знали? – заинтересовалась Эстелла.

– Знал ли я любимую женщину дона Франсиско Писарро? – морщинистое лицо старика смягчилось.

– Я воевал при Лос Салинасе, где и оставил ногу. Я тогда был мальчишкой восемнадцати лет, донья Эстелла. Донья Ангелина выходила меня, она знала индейские травы…

Старик посмотрел вдаль, будто и вправду видел своего командира с протянутой к небу шпагой, под сенью испанского флага.

– Здесь он и стоял, на площади? – спросила Эстелла.

– Стоял, и я рядом с ним, – старик вздохнул, – здесь мы основали город, донья Эстелла, почти пятьдесят лет назад. Мне скоро восьмой десяток пойдет, зажился я…

– Не смейте, дон Родриго! – женщина поджала губы.

– Приходите за снадобьем. У меня есть хорошее вино и ваше любимое печенье. Расскажете мне про донью Ангелину, – старик загадочно улыбнулся:

– Когда заговорщики, да гореть им в аду вечно, убивали дона Писарро, он начертил на камнях пола крест своей кровью. Он вскричал: «Где мой верный Родриго, пусть принесет мне меч!». Уронив голову на грудь, старик замолчал.

Эстелла перекрестила его. Раскланиваясь со знакомыми, женщина пошла по узкой улице, лавируя среди груженых мулов. В Лиме был базарный день.

На патио царила прохлада, птицы прогуливались по кромке чаши со свежей водой. Жена вице-губернатора усадила Эстеллу в плетеное кресло индейской работы.

– Да хранит вас пресвятая дева Мария, донья Эстелла. Помогает ваше снадобье, – женщина покраснела, – в жар меня не бросает, как раньше.

Эстелла развязала атласный мешочек, висящий у нее на руке: «Я принесла обещанную мазь для вашей дочки».

– Позови донью Каталину, – велела женщина индейской служанке, поставившей на мозаичный стол вербеновый лимонад и бисквиты.

Полная девушка присела: «Спасибо, донья Эстелла». На лбу и подбородке подростка краснели крупные прыщи. Эстелла велела: «Смазывай два раза в день и чаще бывай на солнце».

– Она и так очень смуглая, – озабоченно сказала мать, когда Каталина ушла, – выдать бы ее замуж. Тогда и с кровями наладилось бы, но ей только шестнадцать лет…

– Хотите, мой муж ее посмотрит, – Эстелла отпила лимонада, – разумеется, при вас, – женщина задумалась.

– Лучше дона Диего врача не найдешь, хоть все колонии обыщи, но Каталина будет стесняться. Я поговорю с мужем, когда он вернется. Он сейчас на новых серебряных рудниках.

– Богатые промыслы? – невзначай поинтересовалась Эстелла.

– Очень, – ответила женщина, – он налаживает перевозку серебра в Кальяо, организует охрану. Надо мне пригласить вас на обед, когда он приедет, интересно будет послушать!.

– Я буду вам благодарна, – искренне ответила Эстелла. Она поднялась, чтобы уходить. Жена вице-губернатора ласково взяла ее за руку:

– Моя дорогая, я хочу, чтобы вы знали, что я вас всем ставлю в пример. Я говорю: «Посмотрите на донью Эстеллу, она настоящая христианка, истинная дочь святой церкви». Вы знаете, милая, что есть женщины, унижающие индианок, обижающие их бедных детей. Однако вы возитесь с Хосе, словно он действительно ваш сын, – женщина осеклась: «Простите, я не подумала…»

– Все в порядке, – отозвалась Эстелла, – а дети действительно просто дети.

Она ушла, покачивая стройной спиной. Глядя ей вслед, женщина хмыкнула:

– Хорошо, что у моего ублюдки выходят девочками. Я бы не пережила, предпочти он родному сыну незаконного ребенка. Хотя Эстелла не может рожать, ей легче.

Хосе играл на дворе с котятами. Подбежав к Эстелле, малыш потерся головой о ее руку.

– Я тебе бисквитов принесла, – сказала та, – только сначала поедим. Мама на рынке?

– Ага, – кивнул Хосе, – она пошла покупать поросенка на обед папе.

– Поросенка, – иронически улыбнулась Эстелла. Обедала она у себя в комнате, одна. Потом Хосе постучался к ней: «Пора заниматься!». Эстелла слушала, как он читает Псалмы. Дверь приоткрылась. Муж стоял на пороге.

– Мы спать идем, – сказал он, – Мануэла устала. Уложишь его? – он кивнул на сына. Лицо индианки было спокойным. Живот женщины заметно выдавался вперед. Эстер бесстрастно отозвалась: «Да, конечно».

Из-за тонкой стены доносился мерный скрип кровати. Эстелла ласково сказала Хосе: «Напиши еще одну строчку, помолимся и пора в постель». Уютно устроившись у нее на коленях, мальчик прижался теплой щекой к ее руке. Хосе заснул. В доме, наконец, стало тихо.

Заперев дверь комнаты на засов, Эстелла встала на колени. Поддев полловицу ножом, женщина достала зашифрованные заметки. Завтра ее ждали в Кальяо с донесением.

В окне чисто выбеленной кельи играл яркий закат. Медный диск освещал дорогу серого камня, ведущую в Кальяо. Колокола били к вечерне. Священник перекрестился на распятие темного дерева. Как всегда, он молился за ее душу.

– Я не могу, – сказал он Джону в таверне при бойне. В трущобах за Тибром было безопасно.

– Он тебя ищет, – ответил Джон, – он спрашивал в курии. Ты не иголка в стоге сена, Джованни, ты уважаемый римский гражданин, тебя все знают, – Джон помедлил.

– Это единственный выход. Отсюда ты пойдешь к твоему знакомцу из коллегии кардиналов и скажешь, что хочешь постричься. Внезапное озарение, тебе во сне явился святой Франциск Ассизский. Не мне тебя учить. Отправляйся в монастырь, куда-нибудь в горы, подальше.