Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой

– Тебе придется заслужить доверие страны. Однако известный тебе Микеле Феррели пять лет просидел в тюрьме, а теперь он гражданин страны и скоро станет полноправным адвокатом. У него жена и дети, все, случившееся в прошлом, забыто, – герцог поправил себя, – вернее, не забыто, только он стал другим человеком, – Иоганн пробурчал:

– Он еврей, а я нет… – ему хотелось признаться отцу в своих планах, но Брунс прикусил язык.

– Сначала сделай, а потом говори, – вспомнил он слова покойного папы, – незачем болтать, пока ничего не совершил, – Иоганн предполагал, что ему придется надолго расстаться с Хайди и малышкой.

– Так положено, – парень тяжело вздохнул, – придется потерпеть, но сначала надо пройти проверку. Меня могут отправить в тюрьму, как Микеле, – помешав бурлящую уху, герцог сварливо сказал:

– Не делай из меня старика. Мне только следующим годом шестьдесят, – рыбешка в Червелле водилась мелкая, однако им удалось выудить и пару крупных карпов.

– Эти пойдут в следующий котелок, – герцог выкинул разварившихся ершей прочь, – давай их сюда, Джон, – от ухи сытно пахло перцем. Вера вручила им флягу кофе, однако герцог со значением подмигнул сыновьям.

– Кое-что другое я тоже взял, – другим оказалась бутылка «Столичной», – как говорят в России, поллитра на троих, – они разложили на доске черный русский хлеб и соленые огурцы.

– Пекла известная тебе тетя Марта, – весело сказал герцог, – огурцы тоже из ее бочки, а водкой успешно торгует Советский Союз… – огурцы напомнили Иоганну те, что делала мать. Они с отцом почти не говорили о прошлом.

– Что говорить, когда все понятно, – угрюмо подумал парень, – дети за родителей не отвечают, однако, как говорится в Библии, у нас осталась оскомина на губах. За ее грехи мне тоже придется расплачиваться, – янтарная уха полилась в старые миски.

– Посуда военных времен, – заметил отец, – наследие вашего деда, – на миске Иоганна нацарапали: «Марна, 1914 год». Уха обжигала губы, герцог велел:

– Подставляйте стаканы, с такой закуской грех не выпить, – ветер шумел высоким камышом, на воде играли солнечные блики.

– Словно дома, – понял Иоганн, – мы с папой тоже рыбачили в нашем озере, только водки мне тогда не полагалось, – скрипели уключины привязанной рядом лодки.

– Баржу мы отогнали в Банбери, – сообщил герцог, – ты уедешь, Иоганн, а мы с твоим братом займемся лодочным сараем, приведем его в порядок к зиме, – Брунс еще не верил, что у него появился старший брат и младшая сестра.

– Я знал о них, – хмыкнул Иоганн, – но теперь все по-другому, теперь мы действительно семья, – спросив о Магдалене, он услышал, что сестра не пишет даже Генрику, как герцог называл мистера Авербаха.

– Жаль, что вы здесь, – отец поискал слово, – проездом, иначе вы погостили бы у них в Хэмпстеде. Твой зять, – герцог помрачнел, – известный тебе Фридрих Краузе теперь большая шишка, глава БНД и будущий министр, – Брунс выругался себе под нос, герцог согласился:

– Так я его и называю, если по-немецки, – он перешел на русский язык, – можно и по матери послать, – поинтересовавшись, не забыл ли Брунс русский, герцог удовлетворенно сказал:

– Помнишь, молодец. Впрочем, это задел на будущее, – он испытующе взглянул на Иоганна, – разговорный арабский ты тоже знаешь, – Брунс угрюмо заметил:

– В Моссад меня никто не возьмет, я не еврей. Ко мне нет доверия, – он неожиданно добавил, – папа, – лицо отца смягчилось.

– Надо подождать, милый, – сказал герцог, – все встанет на свои места. Что касается русского, то твой знакомец Паук недавно навещал США… – Брунсу не хотелось думать о Пауке.

– Только о семье, – он чувствовал рядом надежное плечо старшего брата, – и о том, что я, наконец, вернулся домой… – Маленький Джон неслышно сказал:

– Насчет Израиля, – брат хлебал уху, – я дам тебе адрес одного человека в Иерусалиме, потом сходи к нему. Мне кажется, он поможет вам с Хайди, – Маленький Джон со значением помолчал, – и я тоже буду навещать страну, в Израиле живут мои дети… – Иоганн хмыкнул:

– Наши с Хайди дети тоже родятся в Израиле. Вот, значит, как все обернулось…

Герцог подозрительно поинтересовался:

– Что вы шепчетесь, парни? Уху мою ругаете… – Иоганн широко улыбнулся:

– Уха отличная, – он протянул отцу миску, – плесни мне еще… – на белом песке берега золотились осенние листья. Иоганн мимолетно закрыл глаза.

– Все почти закончилось. Или нет, – понял Брунс, – все только начинается.

Над выложенным кафелем фасадом синела вывеска: «Лучшие пироги и рыба Сэма Берри». Полуденная очередь терпеливо переминалась с ноги на ногу.

На дубовом прилавке громоздились тарелки с золотистой жареной картошкой, с источающей уксусный дух жареной рыбой, с изумрудным пюре из гороха. На пропитанной жиром оберточной бумаге румянились корнуэльские пироги с мясом и луком, пирожки из Бердфоршира с беконом, собственные сосиски с фермы Берри, запеченные в слоеном тесте.

Зазвенела касса. Высокий парень в потертых джинсах и замшевой куртке велел:

– Две рыбы со всем, что полагается, два набора пирогов и две бутылки сидра, – домашний сидр Берри доставляли в заведение из Плимута.

– Вы с приятелем пришли, – хихикнула щедро накрашенная кассирша, – приятного аппетита, мальчики, – Иосиф сунул кузену бумажный пакет с пирогами.

– Ты слишком хорошо одеваешься, господин миллионер, – подмигнул он Питеру, – парни в таких штанах разгуливают по Сохо, а не болтаются на Биллинсгейте.

– Нас приняли за ребят определенного толка, – Иосиф плюхнулся на старомодный стул, – однако они не капают вустерским соусом себе на брюки, – Питер покраснел:

– Я задумался и перепутал бутылки, но пятно почти незаметно, – Иосиф щедро полил свою порцию рыбы уксусом.

– В Хэмпстде не ожидается ее величества, – полковник ухмыльнулся, – меня преследуют еврейские праздники. Недавно я отмечал новый год, а теперь нас ждет обед в сукке…

Иосиф столкнулся с кузеном на тротуаре у итальянских аркад рынка Биллинсгейт. Четвертый по богатству человек в Великобритании пристроился рядом с туристами, осаждающими окно с вывеской «Пироги навынос». Завидев Иосифа, Питер смутился:

– Я собрался перекусить, – здание «К и К» возвышалось в десяти минутах ходьбы от набережной Темзы, на Бишопсгейт, – я приехал ранним поездом из Ньюкасла и не успел заглянуть домой…

Поднявшись в пять утра, Питер сварил себе кофе на тесной кухоньке миссис Ровены. Хозяйка решила осесть у приемной дочери в Израиле, но домик продавать не хотела.

– Очень правильно, – сказал ей Питер по телефону, – после реконструкции квартал принесет немалые деньги. Я строю загородный особняк, но это дело долгое, – он помолчал, – пока я остаюсь вашим арендатором, – Питер знал наизусть меню буфета на линии Ньюкасл-Лондон. Кофе там наливали на редкость плохой.