Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Расчетный час десять утра, на кухне найдете все необходимое. Ключи оставьте в двери, – он недоверчиво окинул взглядом Полину, – у меня католическое заведение, в одной комнате живут только мужья с женами, – девушка кивнула.

– Я его жена, – она взяла Хаима за руку, – сеньора Моралес. Это мой брат, – Иосиф еле держался на ногах, – он болеет, мы приехали помолиться о его исцелении, – хозяин недоверчиво поднял бровь: «Ага».

Отпив кофе, Полина взяла у Хаима сигарету.

– Надо заглянуть на рынок, – тихо сказала девушка, – купить индейскую торбу и припасы, – Полина взглянула на свои избитые ноги в разваливающихся сандалиях, – и обувь, в горах лежит снег, – дорога в Аргентину проходила на трехкилометровой высоте. Хаим согласился:

– Заглянем. Хорошо, что мы успели забрать твой рюкзак, милая, – в безнадежно испорченном рюкзаке лежала промокшая, испачканная грязью рукопись Полины и ее блокноты с университетскими интервью.

– Даже если бы не забрали, я все помню, – Полина прижалась щекой к его щеке, – милый, – она погладила Хаима по руке, – скажи, в коридоре мне почудилось, или… – Хаим не мог ей солгать.

– Не почудилось, – мрачно сказал он, – я опять был таким. Но все прошло, когда я тебя увидел, – Полина слушала стук его сердца.

– Придется нам не расставаться, Ягненок, – неожиданно весело сказала она, – вообще никогда. Как сказано в Библии, куда ты пойдешь, туда пойду и я, и где ты заночуешь, там и я преклоню голову. Во Вьетнам, – Полина допила кофе, – и куда угодно, – Хаим совсем понизил голос:

– Как ты думаешь, почему он такой? -если Иосиф и слышал их, он даже не пошевелился.

– Он придет в себя, – уверенно отозвалась Полина, – ему надо дать время. Рауфф и Барбье его пытали, – девушка поморщилась, – однако он сильный человек, он справится…

Хаим вспомнил стаи чаек, кружившиеся в закатном небе над стадионом.

– Они не просто так туда прилетели, – хмыкнул Ягненок, – но мы теперь никогда не узнаем, почему, – на ржавом балконе пансиона нежно курлыкали голуби. Спокойное дыхание Полины грело ему щеку.

– Она права, – Хаим привлек ее к себе, – нам нельзя расставаться, и мы не расстанемся, пока мы живы, – отставив чашку, он поднялся.

– Буди Иосифа, пора двигаться к границе.

Хрупкие куски туфа хрустели под заношенными ботинками. Полковник Кардозо кутался в грубое индейское пончо. В Сантьяго стояла жаркая весна, но вокруг перевала Бермехо простирались сияющие на солнце снега. В бронзовой статуе Андского Христа играли отблески света. Скульптуру возвели в начале века, в честь мирного договора, заключенного между Аргентиной и Чили. Четырехметровый Спаситель опирался на не менее внушительный крест. Иосиф даже разглядел складки его плаща.

– Здесь всего километра три до шоссе, – понял он, – статуя стоит именно там, – Иисус словно благословлял две будки пограничников, устроенные на дороге.

Они не собирались рисковать и спускаться на шоссе. За спиной Иосифа серели плоские камни старинной пастушьей хижины. О горной тропе, ведущей на аргентинскую территорию, им рассказали на рынке.

Оставив их с Полиной в дешевой забегаловке, Ягненок вернулся с расшитой индейской торбой, колючими пончо, вязаными из шерсти альпаки носками и подержанной армейской обувью.

– Долларов осталось только на междугородный звонок, – почти весело сказал кузен, – надеюсь, твои коллеги в Буэнос-Айресе не подведут и вытащат нас из Мендозы, – он подмигнул Иосифу. Полковник заставил себя открыть рот.

– Не подведут, – из-за разбитых губ он шепелявил, – можешь не сомневаться, – залив в флягу Полины крепкий кофе, они вышли из забегаловки с парой пачек сигарет. На дне новой торбы уместились румяные индейские лепешки и банки американской тушенки.

– Обувь у нас тоже американская, – полковник рассмотрел свои ботинки, – Полине пришлось надеть два носка, – Иосиф знал, почему он думает о мелочах.

– Я не хочу вспоминать о самом главном, – в безоблачном небе кружил орел, – о том, что я опять поступил бесчестно, но теперь с Леоной, – к его облегчению, Полина ни о чем не подозревала.

– У нее действительно легкое сотрясение мозга, – Иосиф присел на валун, – она очнулась, когда Хаим нашел ее в коридоре, – сам Иосиф помнил все очень хорошо.

– Они шутили, что пригласят фотографа, – рот Иосифа наполнился вязкой слюной, его затошнило, – что снимки купят в порнографическом журнале. Леона плакала, – он и сам заплакал, – я видел ее слезы, ей было больно. Но я не виноват, меня заставили, я ничего не мог сделать. Я опять спасал свою жизнь, как тогда, на Синае…

Иосиф помнил и развязный голос Барбье:

– Проклятая жидовка притворяется, – он пнул потерявшую сознание Леону, – окунем ее в бассейн, и она придет в себя. Мы вернемся и продолжим разговор, – Иосиф согнулся от удара в печень, Барбье расхохотался, – мы не закончили, сеньор молчун. Мы позовем солдат, и ты скажешь, кто ты такой. Или вторая красная шлюха скажет, она, наверное, очнулась…

Дверь, ведущая к бассейну, захлопнулась, Иосиф обессиленно сполз по выложенной кафелем стене раздевалки.

– Меня вырвало, – он подышал, – я потерял сознание, а потом меня нашел Хаим, – сзади послышались шаги. Иосифу не надо было оборачиваться. Ягненок ходил так, как его покойный отец.

– У дяди Меира был легкий шаг, – вздохнул Иосиф, – словно у зверя. После Синая он хотел поговорить с Леви, – об этом Иосиф услышал от Михаэля, – но тот сделал вид, что ничего не произошло, а насчет меня никто не догадывался и сейчас не догадается, – Иосифу стало противно.

Кузен опустился на соседний валун. Каштановая хипповская бородка была всклокочена, серо-синие глаза за круглыми поцарапанными очками пристально смотрели на Иосифа. Хаим тоже покуривал сигарету.

– Полина греет тушенку, – сказал он, – пока ты любовался красотами Анд, мы отыскали в хижине котелок. Надо поесть, прежде чем отправляться дальше, у нас впереди километров тридцать, и не по равнине, – узкая тропа, начинаясь от хижины, вилась среди красноватых скал. Орел над их головами заклекотал. Хаим глубоко затянулся окурком.

– Ты знаешь, что я воевал во Вьетнаме, – спокойно сказал кузен, – я делал, – он запнулся, – вернее, мог сделать вещи, о которых любой человек предпочел бы забыть. Полина тоже, – он мотнул головой в сторону хижины, – хотела бы не вспоминать случившееся между ней, – Хаим поморщился, – и Максимилианом. Однако мы оба выбрали не заметать, как говорят в России, мусор под ковер.

– Иосиф, – он растер окурок подошвой ботинка, – если на стадионе случилось что-то, о чем ты предпочитаешь умолчать, то это твое дело. Но мне, – Хаим поправил себя, – нам надо знать, что могло произойти с Леоной и куда она делась из раздевалки, где я тебя отыскал…