Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Спасибо, милый. Я не говорила тебе насчет, – она понизила голос, – Синоптиков из соображений партийной дисциплины. Я не в Америке, но надо вести себя осторожно, – Саша погладил янтарную прядь волос, спускающуюся на ее щеку.

– Я понимаю, любовь моя, – он взял ее лицо в ладони, – я тоже тебе не все говорил. Меня действительно зовут Александр, но я не француз, – Лара ахнула, – я советский коммунист, работник разведки. Я приехал в Чили, чтобы спасти президента Альенде, – по ее лицу покатились слезы, Саша едва справился с рыданием, – но получилось, что я спас тебя.

– Лара, – он прижался лицом к ее ладоням, – Лара, милая, я тебя люблю. Лара, я все устрою, я достану тебе новые документы, я отвезу тебя в Париж, но если ты хочешь, то… – он понял, что говорит по-русски.

– Я хочу, Саша, – шепнула девушка, – очень хочу. Отвези меня в Москву, милый. Я хочу поехать домой, – Саша ловил стук ее сердца, слезы Лары казались ему сладкими.

– Мы скоро будем дома, – кивнул он, – и больше никогда не расстанемся, любовь моя. Я так счастлив, Лара, так счастлив, спасибо тебе…

Голуби, вспорхнув с подоконника, закружились в чистой весенней лазури.

Покосившийся домик иерусалимского камня обклеили свежими и желтеющими пашквилями. Так в Меа Шеарим называли объявления, сообщающие общине новости. Элишева плохо знала идиш, однако разбирала заголовки.

– Скука, скука, одна скука, – девушка незаметно закатила глаза, – собирают на благотворительность и предупреждают дочерей Израиля о скромности…

Судя по их нарядам, дочерей Израиля, собравшихся в запыленной комнате над пустующей днем синагогой, никто не обвинил бы в легкости нравов. Спрятавшись за потрепанной брошюрой для невест, Элишева от души зевнула.

– Все переоделись для визита сюда, – брюнетка рядом откровенно клевала носом, – иначе нам не пройти по местным улицам, – Элишева предполагала, что главный раввинат тоже занимается благотворительностью.

– Понятно, почему невестам приходится навещать Меа Шеарим, – смешливо сказала она Розе, – у тамошних раввинов по десять детей и всех надо прокормить. На уроках зарабатывают их жены, – пожилая ребецин что-то бубнила себе под нос, – но деньги идут в семейный бюджет. Все получают свою выгоду, – девушка фыркнула, – нормальные женщины не станут обучать других, как им осматривать белье…

Элишева услышала, что ребецин говорит именно об этом.

– Чистота или нечистота выделений, обнаруженных на проверочном платочке, устанавливается с помощью следующих правил… – давешняя брюнетка скорчила брезгливую гримаску.

– Проверочный платочек, – шепнула она Элишеве, – что это за мерзость? – Элишева приблизила губы к ее уху, девушка скривилась.

– Человечество летает в космос, а эти, – она прибавила крепкое словцо, – застряли в каменном веке, – Элишева весело подумала, что кузина Фрида тоже не вылезает из каменного века.

– Я приеду к хупе, – заявила Фрида по телефону, – мы наткнулись на новую стоянку в Негеве, раскопки в разгаре, – до свадьбы оставалась неделя.

– Тетя Марта и Шмуэль прилетают через несколько дней, – вспомнила Элишева, – а Ева здесь.

Доктор Горовиц, правда, почти не появлялась на вилле в Герцлии, где жили Гольдберги.

– Меня взяли в оборот, – извинилась старшая кузина, – ВОЗ хотел, чтобы я проверила, как обстоят дела с медицинской помощью на палестинских территориях, однако начальство решило, что я не смогу быть достаточно объективной… – доктор Гольдберг хмуро сказал:

– Это они сглупили, но хорошо, что так. Тебе пришлось бы ездить туда с охраной, такие миссии опасны, – Ева подняла бровь.

– Мне не привыкать, но я не стала спорить. Впрочем, местное министерство здравоохранения тоже не оставило меня в покое, – Ева читала лекции для врачей-эпидемиологов.

– Мы создаем новую добровольную организацию, – объяснила она, – «Врачи без границ». Нам важно участие молодых докторов, это отличная возможность получить полевой опыт, – Ева со значением посмотрела на доктора Гольдберга.

– Кажется, я знаю, как проведу пенсионные годы, – смешливо отозвался тот, – но пусть сначала Мишель получит аттестат, – младшая сестра тоже собиралась после школы приехать в Израиль.

– И ее ждут дурацкие лекции, – Элишева разгладила длинную шелковую юбку, – все ради того, чтобы получить подпись ребецин на клочке бумаги, – без свидетельства об окончании курсов невест раввинат отказывался ставить хупу.

– Моше легче, – сказала Элишева сестре, – у него только одна справка, – девушка обмахнулась бумажкой, выданной ей в приемной главного раввината, – он все получил без лишней бюрократии в раввинате армейском…

Элишева с Розой сидели в кафе напротив величественной синагоги Хейхаль Шломо, на улице Кинг-Джордж. Сентябрьская сухая жара заливала город золотистым сиянием солнца. По камням мостовой перепархивали воробьи.

– Что, курсов женихов пока не завели? – поинтересовалась Роза, затянувшись сигаретой. Элишева хихикнула.

– У ортодоксов, кажется, такие есть. Раввины объясняют парням из ешив, что надо делать с невестой, – сестра даже закашлялась дымом:

– Она плохо выглядит, – озабоченно подумала Элишева, – она устала из-за диплома, – сестра прилетела в Израиль из Вены, – а мне учеба еще предстоит…

Она надеялась, что Роза отдохнет в стране. Решив, как выразился отец, не сидеть друг у друга на головах в кибуце, они поселились на вилле в Герцлии.

– Живите, сколько хотите, – заметила по телефону Адель, – мы приедем в Израиль только на Рождество, то есть на Хануку, – Моше оставался в Кирьят Анавим. Жениху и невесте не полагалось видеться перед свадьбой.

– Начиная со вчерашнего дня, – вздохнула Элишева, – но мы не слезаем с телефона, – отец шутил, что на вилле надо завести вторую линию. Бросив взгляд в окно, Элишева заметила знакомую, темноволосую голову.

– Вроде Роза, – она прищурилась, – но что ей делать в Меа Шеарим? Просто женщина в парике, здесь таких много, – сестры собирались поехать с отцом на заседании комиссии в Яд-ва-Шеме.

– Аннет тоже выступает, – Элишева украдкой посмотрела на часы, – против ее напора не устоит никакой бюрократ, – она услышала монотонный голос ребецин.

– Итак, проверочный платочек надо поместить в то самое место… – Элишева громко сказала:

– Во влагалище, уважаемая госпожа, – ребецин побледнела, – туда, куда мужчина помещает свой… – женщина замахала рукой.

– Ясно, ясно… – Элишева сладко улыбнулась.

– Извините. Я военный фельдшер, лейтенант и привыкла называть вещи своими именами, – вытерев пот со лба, ребецин пробормотала:

– Вам понятно, девушки… – соседки Элишевы, пересмеиваясь, подтвердили: «Понятно».