Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Два дня пути, и мы здесь, – жаркий ветер шелестел страницами «Почетного консула» Грэма Грина», – вокруг так тихо, словно мы в отпуске, – из комплекса можно было звонить за границу.

– Ничего, милые, – ласково сказал Полине отец, – на свадьбу вы не попадете, но тете Марте разрешили вас навестить. Мы с Верой соберем маленькую посылочку, – Полина хихикнула «Передачу», – ты, наверное, соскучилась по домашнему джему…

Отец со значением помолчал:

– Что касается нашей общей знакомой, – Полина облегченно выдохнула, – она звонила из Парижа. Она на пути к месту назначения…

Узнав, что Леона продолжает задание, Хаим довольно сказал:

– Отлично. Значит, что-то нам, вернее ей, удалось, – он поцеловал Полину в нос, – теперь остается только отдыхать, – Полина приводила в порядок свою рукопись.

– Еще несколько вьетнамских глав и все будет закончено, – она прислушалась, – вроде Хаим возвращается из бассейна, – темные волосы Ягненка блестели капельками воды. Под мышкой он тащил какую-то папку.

– Доброе утро, – Хаим плюхнулся в плетеное кресло напротив, – вернее, добрый день. Мы совсем разленились, поднимаемся к обеду, – Полина помахала свежей New York Times.

– Суббота на дворе. Это бранч, как в твоем родном городе. Видишь, сегодня даже принесли бублики, – Хаим куснул один, обсыпанный кунжутом.

– Не то, – провозгласил Ягненок, – бублики хороши только в Нью-Йорке. Ничего, мы скоро туда доберемся, как говорится в анекдоте, тушкой или чучелком, – советский анекдот им рассказал генерал Замир. Полина поинтересовалась: «Что за папка?». Хаим неожиданно покраснел:

– Замир оставил у охраны, с запиской, – он повертел бумагу.

– Мне кажется, это может вам пригодиться, – Ягненок раскрыл папку, – какого черта он хочет, чтобы я выучил арабский язык? – Полина полистала размноженные на ризографе страницы.

– Потому что он дальновиден, – спокойно сказала девушка, – и не я, а мы, Ягненок. Ешь бублики, – скомандовала она, – пей кофе и начнем заниматься.

В папке военного образца имя пациентки не указывалось, но Ева поняла, что речь идет о женщине. Невысокий врач, проводивший ее в медицинский кабинет, и не скрывал, что речь пойдет об интимном, как он сказал, осмотре.

– Специалист, – он кашлянул, – сейчас на армейских сборах. Я не знаток этой части медицины, а она, – врач кивнул на папку, – жалуется на боли в животе. Аппендицит я исключил, но это могут быть неполадки по женской части, – Ева давно не слышала такого выражения.

– Я называю вещи своими именами, – доктор Горовиц вздохнула, – а израильское тюремное ведомство застряло в викторианских временах…

Ева не сомневалась, что ее привезли в тюрьму. Путь от раскопок Фриды до подземного тоннеля занял около часа. Судя по всему, они оказались в самом центре Негева. По дороге они слушали радиостанцию из Беэр-Шевы, однако через полчаса в эфире остался только треск. Водитель извинился.

– Здесь особая зона, – парень выключил радио, – эфир нужен для других целей, – Ева не стала интересоваться, для каких. Въезд в забетонированный тоннель располагался у подножия вздымающейся к безоблачному небу красноватой скалы. По дороге они миновали две проверки.

– И две пары стальных ворот, – Еву провели по окрашенному в серые тона коридору, – это какая-то засекреченная тюрьма, – женщине, а, вернее, девушке, согласно папке, исполнилось двадцать пять лет.

– Она не рожала, – Ева просматривала небрежные записи предыдущего врача, – абортов не делала, – она подумала, что речь может идти о палестинке.

– Но тогда мне придали бы переводчика, – покачала головой Ева, – я знаю только несколько слов по-арабски. Или она объясняется на английском языке? – тюремный доктор выдал ей несколько машинописных листов.

– Это инструкция, – развел он руками, – распишитесь на каждой странице, поставьте сегодняшнюю дату, – Еве пришло в голову, что через два дня она должна быть в Иерусалиме, – согласно правилам, запрещается интересоваться именем пациентки, запрещается принимать от нее что бы то ни было или что-то передавать ей, – врач собрал бумаги, – когда закончите осмотр, нажмите эту кнопку, – он указал на стену, – это вызов охраны.

– Да, – он хлопнул себя по лбу, – еще одно обязательство о неразглашении секретных данных, – согласно сухому ивриту документа, разглашение каралось десятью годами тюрьмы. Ева размашисто расписалась внизу листа.

– Насчет истории болезни, – недовольно сказала она, – нет анализов, нет результатов ультразвукового обследования, – врач недоуменно посмотрел на нее, – двадцатипятилетняя женщина жалуется на боли в животе и обильные кровотечения, а вы, – Ева заставила себя говорить спокойно, – не удосуживаетесь проверить, что с ней происходит, – доктор буркнул:

– Здесь нет ультразвука. По соображениям безопасности, она не должна покидать места… – он замялся. Ева продолжила:

– Места заключения. Какое бы преступление она не совершила, – доктор Горовиц подумала, что речь может идти о террористке, – она не потеряла права на гуманное обращение, – в папке не указывался тюремный срок, полученный неизвестной девушкой.

– Бесполезно, – поняла Ева, – служаку ничем не прошибешь. Ладно, в госпитале Букаву тоже нет ультразвука, а мы неплохо справляемся, – ультразвуковой аппарат ей пообещала Аннет:

– И продолжай отправлять в Бельгию талантливую молодежь, – добавила кузина, – я добьюсь у совета директоров увеличения стипендии де ла Марков, – Ева хотела послать в Европу медбрата Дени. Парень мечтал стать педиатром.

– Как дедушка Хаим, – Ева присела за стол врача, – надо проверить, когда пациентка стала жаловаться на боли, – осмотрев инструменты, Ева решила:

– Мазки я возьму, – в кабинете нашелся холодильник, – и добьюсь у бюрократа, чтобы анализы отправили в Иерусалим, – судя по папке, кровотечения начались полгода назад.

– Это не может быть рак, – Ева ощутила спазм внутри, – но она страдает, ей плохо. Она совсем одна, – Ева едва справлялась с болью, – ее оторвали от семьи, лишили любимого человека, она больше не хочет жить…

За дверью заверещала сирена, на столе замигала красная лампочка. Ева вспомнила инструкции тюремного доктора. Нажав кнопку, она заставила себя выпрямиться.

– Бедная девушка, как ей больно, – Ева повернулась, – надо ее поддержать, – доктор Горовиц едва удержалась на стуле. Плохо стриженые темные волосы свисали на серое тюремное платье, под голубыми глазами девушки залегли тени.

– Здравствуйте, – Ева велела себе говорить спокойно, – присаживайтесь, пожалуйста, – она надеялась, что медицинский кабинет не оборудовали камерами или жучками.

– Надо понять, что происходит, – Джеки Царфати неловко опустилась на стул, – почему она оказалась в тюрьме, – дождавшись, пока дверь закроется, Ева неслышно шепнула: