Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Это меня не утешает, – мрачно сказал Иосиф, – я опять хотел спасти собственную шкуру, – Ева затянулась сигаретой.

– Убей тебя Барбье и Рауфф, – задумчиво сказала женщина, – Джеки и Микеле никто бы не помог. Все, что случается, случается к лучшему, Иосиф. И помни, что я всегда тебе помогу, если ты меня позовешь, – он кивнул.

– Я знаю, Ева. Но и ты помни… – кузина мимолетно улыбнулась.

– Помню. Но это время еще не пришло, Иосиф, – он сжал руку в кулак.

– Я понимаю, что я пока тебя не достоин, – кузина ничего не ответила, – но теперь действительно все изменится, – сложив баклажаны на выщербленную, но чисто вымытую им тарелку, Иосиф, наконец, повернулся. Ева посыпала зеленью израильский салат.

– В Марокко мы тоже ели вместе, – вспомнил Иосиф, – наверное, она давно все забыла, прошло пятнадцать лет, – Ева позвала:

– Садись и давай хумус, – полковник подхватил тарелку, – опять мы с тобой обедаем вместе, Иосиф, – он был готов вечно слушать ее нежный, немного хрипловатый голос.

– Я сегодня много говорила, – намазав лепешку хумусом, Ева от души набила туда баклажанов и салата, – завтра у меня тоже лекция, в Иерусалиме. Потом мы с дядей Эмилем поедем в аэропорт, встречать последних гостей… – Иосиф налил ей воды. Фрида не озаботилась холодильником.

– Извини, – полковник смутился, – все теплое, но в такую жару надо много пить, – Ева взглянула на него.

– Я знаю. В Марокко тоже было жарко, Иосиф, – он не собирался спрашивать, есть ли у кузины кто-то, – ты думаешь, я все забыла, но я все помню, – Иосиф велел себе не говорить этого, но не смог удержаться.

– В одну реку нельзя войти дважды, Ева, – за окном пылало закатное солнце пустыни. Ее смуглая кожа золотилась. Иосиф вспомнил свой любимый рассказ.

– Словно она и вправду не такая, как все, – он отвел глаза от ее настойчивого взгляда, – хотя так и есть… – женщина отозвалась:

– Можно, если мы оба этого хотим, – его сердце на мгновение остановилось, – но это время еще не настало, Иосиф, – его голос внезапно сел.

– А, – полковник откашлялся, – а ты думаешь, что оно настанет? – Ева поставила на стол стакан.

– Не знаю. Ешь, – велела она, – нам скоро уезжать, пока в разные стороны, Иосиф, – покорно кивнув, полковник принялся за свою лепешку.

Вытянув длинные загорелые ноги, Надя лениво покуривала сигарету. Бирюзовая вода бассейна сверкала под утренним солнцем. Из открытой двери швейной мастерской тети Сабины доносился строгий голос Элишевы.

– Мишель, будь осторожнее. Фату расшивали вручную, кружева на шлейфе брюссельские, – Надя смешливо крикнула:

– Правительство Израиля объявляет в стране выходной день в честь свадьбы Элишевы Гольдберг и Моше Судакова, – сестра высунула наружу растрепанную белокурую голову.

– Надо устроить репетицию хупы, – пожаловалась Элишева, – а все уехали в Музей Израиля, даже тетя Марта. Как будто нет другого времени кататься по музеям. Получается, что меня некому вести к венцу, – Надя сдвинула на нос темные очки.

– Ты путаешь Стену Плача с нашим поселковым храмом. Папа поведет Моше вместе с Иосифом, а тебе придется перейти в руки Аннет и тети Марты, – Элишева закатила глаза.

– У которых, как обычно, есть дела важнее, – Надя пробормотала:

– Что может быть важнее свадьбы века…

– Ладно, – распорядилась сестра, – Мишель, свари кофе, мне надо подкрепиться, – Надя выпустила клуб дыма.

– Один бурекас во рту – одна складка на, – она прибавила крепкое шахтерское словцо, – милая, – Элишева вздернула нос.

– Нет у меня никаких складок, но ты права, лучше ограничиться фруктами, – Надя хмыкнула:

– В Голливуде сейчас отказываются и от них. Это сплошной сахар, тоже калории… – Элишева велела:

– Тогда только кофе. Поворачивайся, Мишель, мне надо сделать маникюр и педикюр. В микву я сходила, – сестра закатила глаза, – еще одна средневековая косность, но теперь у меня есть все нужные справки…

Надя полюбовалась своими аккуратно накрашенными вишневыми ногтями. Флорентийский сет снимали на улицах города. За неделю она привыкла к томным взглядам местных парней, гудкам мотороллеров и крепкому кофе в крохотных чашках. Надя немного разбиралась в итальянском языке.

– Правильно говорит Пьер, – пришло ей в голову, – для искусствоведа итальянский обязателен, как для историка – латынь. Но с Лаурой мне не сравниться, она знает семь или восемь языков, – кузина была старше ее на три года, но Наде она казалась совсем девочкой.

– У нее есть докторат, она собирается стать профессором, – удивилась Надя, – она отлично знает итальянский, но в обыкновенной жизни она совершенно беспомощна, – Надя взяла на себя, как она говорила, борьбу с итальянской бюрократией.

– Все прошло удачно, – сказала она тете Марте, – университет не подвел и отыскал ей неплохую квартиру. Я зарегистрировала ее у врача, открыла ей счет в банке и наняла ей няню…

Пожилая итальянка, вырастившая внуков, должна была присматривать за маленьким Паоло. Мальчику едва исполнился месяц, но Надя видела в племяннике, как она думала о младенце, черты брата.

– Он тоже рыженький, – девушка ласково улыбнулась, – и глаза у него стали меняться, – младенческая голубизна уступала место серому цвету. Лаура хотела передать Павлу весточку о рождении ребенка.

– Но как, милая, – пожала плечами Надя, – у нас нет связи с Советским Союзом, а дипломатам такое поручать опасно. И мы не знаем, где сейчас Павел, – темные глаза кузины наполнились слезами, Надя обругала себя за неосторожность. Лаура оказалась любительницей, как выражалась Надя, разводить сырость по самому мелкому поводу.

– Но сейчас она права, – одернула себя девушка, – видно, что она любит Павла, – они с Лаурой стояли на кованом балконе ее новой квартиры. Три комнаты в старинном палаццо смотрели на выложенную мрамором церковь Санта Мария Новелла. Бывшая городская резиденция графов д’Эсте располагалась сразу за храмом.

– И действительная резиденция, – грустно сказала Лаура, – отец Симон помог с документами из городского архива, – на третьем этаже палаццо д’Эсте действительно находились помещения, как было сказано в бумаге, принадлежавшие законным наследникам рода.

– Застрявшему в СССР Павлу, – вздохнула Надя, – и его сыну, – она с удовольствием возилась со спокойным мальчиком. Маленький Паоло пока редко, как думала Надя, подавал голос.

– Потом у него начнут резаться зубы, – в груди девушки заныло, – он поползет, пойдет, назовет Лауру мамой, а у меня никогда не будет детей… – Надя в очередной раз подумала о Вороне.

– Он пока ничего мне не предлагает, – девушка поднялась, – но предложит, когда закончит академию, следующей весной. Не загадывай, – Надя встряхнула мокрыми после купания волосами, – что случится, то и случится. Надо жить дальше, Максима больше нет, – справившись со слезами, она вовремя подхватила поднос из рук Мишель.