Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

Девчонки ушли. Гамен с разбега вспрыгнул на продавленный диван. Постучав хвостом, пес угомонился. Щелкнув зажигалкой, Эмиль вернул пакет на стол. Искривленные пальцы подрагивали, но он не хотел рвать конверт. Отложив нож с ручкой слоновой кости, он вытянул на свет листочки из школьной тетрадки в косую линейку. Надин писала так, словно она училась у сестры Женевьевы в поселковой школе:

– Милый, дорогой папа… – читал он изящный почерк, – я очень надеюсь, что это письмо дойдет до тебя. Папа, знай, что мы с Аннет всегда верили в то, что ты жив, – он снял пенсне:

– Не могу, – сказал себе Гольдберг, – не могу. Я потом все прочту, сейчас мне надо…

Он подвинул к себе старую фотографию Розы в свадебном платье де ла Марков.

– Наши девочки живы, – шепнул Гольдберг, – живы, милая. Я обещаю, что привезу их домой.

В спальне уютно пахло миндальным мылом, успокаивающе жужжал фен. Кутаясь в тартановый халат, Лада придерживала руками влажные волосы. Летний вечер был теплым, роса уже не ложилась на траву. Гольдберг открыл створку окна:

– Температура у тебя падает, – он поцеловал выцветшее пятнышко зеленки на щеке жены, – свежий воздух не повредит… – он все равно закутал ее ноги подарком Марты, шотландским пледом. На тарелке Лады остались алые следы земляничного сока:

– Мишель собрала на лужайке, – вымыв жене голову, Эмиль сушил ее локоны, – завтра Роза с Ником пойдут на Ботранж и принесут лукошко ягод…

Июнь и начало июля выдались жаркими. По ночам над плато гремели короткие грозы, лес кишел земляникой и лещиной. В ящиках на окнах шахтерских домов переливались лазурь фиалок и махровые лепестки маргариток. В больничном саду, рядом с бронзовой семьей пеликанов, на темной глади пруда желтели кувшинки. Пчелы толклись вокруг выстроенных у штакетника ульев. Напротив церкви святого Иоанна Крестителя, у памятного знака будущего мемориала погибшим на войне, шелестели высаженные после победы платаны и дубы:

– Деревьям двадцать лет, – понял Гольдберг, – и Аннет с Надин тоже двадцать. Мы с Розой отправились на восток летом. Перед отъездом мы возились с саженцами. Маргарита настаивала, что у больницы надо разбить парк. Госпиталь еще стоял запущенным после немцев, от поселка мало что осталось…

Весной Мон-Сен-Мартен опять получил звание самой цветущей деревни Бельгии:

– И не подумаешь, что мы сидим в окружении шахт и сталелитейного завода, – хмыкнул Гольдберг, – хотя вряд ли добыча угля продолжится еще двадцать лет. Пласт богатый, но Виллем считает, что надо переходить на новые производства, как сделало «К и К». Будущее за тонкими технологиями, как он это называет…

Вспомнив о памятнике, Эмиль подумал о недавнем письме от епископа Кардозо:

– Что касается канонизации покойного отца Виллема, – писал племянник, – то курия, как и Яд-ва-Шем, никуда не торопится. Папа, – так близнецы называли профессора Судакова, – состоит в совете музея, однако, чтобы признать дядю Виллема праведником народов мира, требуется время. Надеюсь, что он получит звание, как и покойный Наримуне, как дядя Максим и дядя Джон, как все жители Мон-Сен-Мартена…

Гольдберг ехал в Париж не только в сопровождении младшей дочери. Свадебное платье де ла Марков отправили во Францию еще месяц назад. Наряд девятнадцатого века приводили в порядок в реставрационных мастерских Лувра:

– Дядя Эмиль, у них большой опыт работы со старинными тканями, – успокаивающе сказал Пьер по телефону, – в платье обвенчаются еще внучки Маргариты… – доктор Кардозо прислала из Конго свои мерки:

– Платье шили для ее тезки, у которой расстроилась свадьба, – вспомнил Гольдберг, – тогдашняя Маргарита приняла обеты и умерла молодой. Ерунда, суеверия, – рассердился он на себя, – Роза стояла под хупой в этом платье. Но Роза тоже умерла молодой… – Эмиль велел себе не думать о таком. Лаура, разумеется, не согласилась бы на венчание в Мон-Сен-Мартене, но Эмиль вез в Париж корзины с цветами поселка:

– Свадебный букет у нее из маргариток, – доктор Гольдберг улыбнулся, – церковь украшают нашими гирляндами… – в честь венчания Маргариты женщины поселка вышили напрестольную пелену для алтаря храма Святого Иоанна:

– Медовый месяц они проведут здесь, – Гольдберг выключил фен, – самое время бродить по окрестностям, лето стоит отличное. Пусть съездят в Остенде, в Брюгге, в Гент. У Джо теперь охрана, как у Ника, все безопасно… – охрана, правда, не сопровождала Розу и ее кузена на Ботранж. За ужином девочка закатила темные глаза:

– Папа, – терпеливо сказала Роза, – я пять лет в скаутах, плато я облазила вдоль и поперек. Я поднималась на Масаду в прошлом году. Элиза сидела на пляже в Эйн-Геди, а мы с отрядом Моше прошли всю дорогу от начала до конца… – Ник примирительно заметил:

– Тетя Марта разрешила, дядя Эмиль. Начальник охраны ей звонил, все в порядке. Я тоже был на Бен-Невисе, с парнями и дядей Максимом… – Роза поинтересовалась:

– В чем ты пойдешь в мэрию, папа? Обязательно надень ордена, все будут при полном параде… – Гольдберг усмехнулся:

– В костюме, который я ношу на аудиенции в королевском дворце и на заседания ВОЗ… – костюму было лет десять, – а что касается орденов, то я возьму планки… – пиджак Гольдберга не выдержал бы груза наград:

– Очень вкусный суп, – похвалил он, – курица тоже ожидается, судя по запаху… – Ник отозвался:

– Сациви. Мама нас к нему приучила. Я сам все сделал, когда вернулся из Лувена… – за сациви Гольдберг добавил:

– Насчет орденов я не уверен. Тетя Лаура наденет награды, но тетя Марта и дядя Максим не любят привлекать к себе излишнего внимания… – старший Джон, по соображениям безопасности, на церемонии не появлялся:

– Он теперь не выездной, как говорят русские, – пришло в голову Эмилю, – но граф Хантингтон появится в Париже с Полиной и остальной молодежью… – из Парижа Марта летела в Израиль:

– Иосиф будет на свадьбе, но мне надо кое-что обсудить с его начальством, – туманно сказала женщина, – дело деликатное. Парни пусть болтаются по стране, в семнадцать лет за ними не нужен присмотр. У Питера последнее свободное лето, экзамены он сдал и в августе едет в Ньюкасл на производство…

Маленький Джон и Полина возвращались в Лондон:

– Младшая Лаура в Италии, у нее экзамены, а Хана прилетит во Францию за день до свадьбы, она занята на съемках… – Адель и Генрик, Инге и Сабина проводили лето в Норвегии, где профессор Эйриксен устроил, как он выражался, полевой лагерь:

– Озеро Мьесен еще не видело такого скопления ученых и артистов, – смешливо сказал Инге, – но для нашей округи это хорошо, все пансионы забиты. Занятия мы проводим в начальной школе, куда я так и не успел походить… – Эмиль посчитал на пальцах: