Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

– Папа должен поехать в Париж. Он спас Маргариту вместе с поселком, он ее вырастил, он ее опекун. Маргарита расстроится, если его не будет на свадьбе. У Мишель глаза на мокром месте, она так хотела стать цветочницей.

В доме было тихо. Лада и Элиза спали, Мишель возилась с куклами на крыльце. Ник разгрыз орех.

– Не волнуйся. Когда твой папа вернется из госпиталя, я с ним поговорю… – Роза вздохнула:

– Папа очень упрямый. Если он что-то решил, его не переубедить. Он считает, что если я теперь плохо хожу… – Роза прислонила к стулу больничный костыль, – то у меня не получится ухаживать за Ладой и Элизой. Но вывих легкий, мне только нельзя наступать на ногу…

Ник с Розой благоразумно не упомянули про обезвреженную подростком мину:

– Иначе папа взовьется до небес, – предупредила его девочка, – он скажет, что мы должны были вести себя разумно и позвать на помощь, а не заниматься партизанщиной…

Ник ухмыльнулся:

– Чем он сам и занимался все пять лет войны… – Роза отозвалась:

– И очень успешно, у него целый ящик орденов. Однако он считает, что сейчас надо поступать обдуманно, не принимая поспешных решений… – Ник вспомнил о силе, словно удерживавшей его на месте:

– Наверное, мне почудилось или это психологический феномен, – решил парень, – можно спросить у Розы, она хочет стать психологом… – девочка собиралась учиться у профессора Франкла, в Вене:

– Потом я хочу работать во Всемирной Организации Здравоохранения, – заметила Роза, – как тетя Ева. Я буду помогать беженцам, жертвам военных конфликтов, пострадавшим при катастрофах… – она пожала плечами:

– Можно открыть кабинет в Брюсселе и сидеть в кресле, принимая пациентов, но мне такое неинтересно… – Элиза после выпуска из школы ехала в Израиль:

– Она делает алию, – сказала Роза, – будет служить в армии, а потом поступит в Еврейский Университет. Папа поворчал, но согласился, дядя Авраам за ней присмотрит. Она хочет стать педиатром, – девочка хихикнула, – медицину можно изучать и в Лувене, но в Израиле живет Моше Судаков… – Ник весело сказал:

– Бурная переписка принесла свои плоды… – Роза выразительно закатила глаза:

– В прошлом году, когда мы ездили в Израиль, Моше отошел от нее только, чтобы подняться со скаутами на Масаду. Они болтались друг с другом, наговориться не могли.

Ник ссыпал толченые орехи в большую миску:

– Я бы тоже, – пришло в голову подростку, – не смог бы наговориться с Розой. Она меня поцеловала, – щеки заполыхали, – значит, у нас все будет хорошо… – Роза подозрительно спросила:

– Что это ты покраснел… – Ник вывернулся:

– Жарко из-за плиты. Если ты будешь учиться в Вене… – он смутился, – мы сможем видеться на каникулах и вообще… – она скрутила темные волосы в узел, над столом витал пряный запах чеснока. Нику отчаянно хотелось коснуться ее длинных пальцев, потрогать локон, вьющийся над ухом:

– Я ее обнимал целых два часа… – он сглотнул, – с остановками, но все равно она была у меня в руках… – Роза согласилась:

– Сможем. Я буду посылать тебе этюды, как и сейчас, а на каникулах мы сыграем в шахматы… – Ник собрался с духом:

– Или не только на каникулах. В Вене хороший университет, немецкий язык я знаю. Может быть, мне удастся организовать семестр по обмену или ты приедешь в Лондон… – вытерев руки полотенцем, Ник полистал лежащую на столе книгу:

– Но вообще, – подросток помедлил, – мне бы хотелось с ним встретиться… – он кивнул на имя Франкла на обложке, – Инге ходил на анализ к дочери Фрейда, когда был в моих годах… – Ник иногда хотел рассказать кому-то о голосе матери в его мыслях, о своей уверенности, что она жива. Роза помолчала:

– Приезжай и встретишься. Я уверена, что профессор Франкл тебе не откажет. Он правильно пишет, послушай… – у нее был красивый, низкий голос:

– Меня пронзила мысль: в первый раз в жизни я увидел истину, воспетую в стихах стольких поэтов и провозглашенную как конечная мудрость столькими мыслителями: любовь – это конечная и высшая цель, к которой может стремиться человек. И тогда я осознал величайший из секретов, которыми могут поделиться поэзия, мысль и вера: спасение человека происходит через любовь и в любви, – Ник зачарованно повторил:

– Через любовь и в любви. Он прав, Роза, любовь побеждает все… – в передней стукнула дверь. Гамен весело гавкнул:

– Твой папа пришел, – Ник снял фартук, – сейчас я с ним поговорю… – Роза позвала ему вслед:

– Безнадежно, папа не меняет своих решений… – водрузив потрепанный портфель на мозаичный столик, доктор Гольдберг развязывал перед зеркалом галстук. Завидев Ника, он смешливо сообщил:

– Я бился с советом директоров компании за новый ультразвуковой аппарат. Откровенно говоря, на войне мне, бывало, легче, чем сейчас… – Ник выпалил:

– Дядя Эмиль, поезжайте в Париж с Мишель. Я останусь здесь и за всеми присмотрю. Охранники тоже никуда не двинутся, все безопасно… – он думал о шахматных партиях с Розой, о вечерней росе на траве сада Гольдбергов, о пятнах земляничного сока на узких ладонях девочки, – не волнуйтесь, на меня можно положиться… – у парня был упрямый, сильный подбородок матери:

– Глаза у него отцовские, – Гольдберг окинул подростка долгим взглядом, – и характер его же. Степан никогда не бросал людей в беде… – он сунул галстук в карман пиджака:

– Да, – наконец сказал Гольдберг, – можно. То есть нужно, Ник. Ладно, я вам буду звонить из Парижа, а через неделю мы с Мишель вернемся домой. Пойдем, – Эмиль указал на дверь, – покормите меня сациви… – он потрепал парня по плечу:

– Ты молодец, Ник, спасибо тебе… – задержавшись у зеркала, Ник даже не стал пытаться согнать с лица довольную улыбку:

– Дядя Эмиль считает, что я молодец, а это словно получить Нобелевскую премию… – встряхнув золотисто-рыжими кудрями, он заспешил на кухню.

Июльское солнце заливало вымощенную булыжником узкую улочку на задворках вокзала Термини. Тощий кот, лежавший в тени старого скутера, потянулся, царапая когтями камни. Парни за хлипкими столиками дешевого кафе тянули холодную колу, дымя папиросками, шлепая картами по шаткому столу. Проржавевший фиат пропыхтел по улице, распугивая клюющих всякую дрянь голубей. Кот, оживившись, протяжно мяукнул. Кто-то из парней лениво кинул в его сторону жестяную пробку от бутылки:

– Пошел отсю… – юноша не закончил.

В конце улицы показалась высокая девушка в чем-то белом. Вороные волосы она закрутила в строгий узел. Под мышкой у девицы виднелся студенческого обличья портфельчик из потрескавшейся кожи:

– Синьорита, кофе, – наперебой закричали парни, – лимонад, кока-кола… – девушка независимо вскинула голову, – мороженое, синьорита, сегодня вечером у фонтана Треви… – голоса угасли.