Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

– И я вопрошаю, но нет мне ответа… – царь прошелся по палатам:

– У тебя, Федор, хоша один сын остался, все легче. Спасибо тебе за Матвея, ежели бы не он, не знаю, как все повернулось бы. Он сам в гонцы вызвался, дневал в седле и ночевал, а вперед нас на Москву успел, чтобы панихиды служить зачали.

– Государь, ты прикажи, я тебе не только сына, я и жизнь свою отдам.

– Знаю, что ты слуга мой вернейший… – царь вернулся в покойное, обитое бархатом кресло:

– Дело есть одно, в коем ты помочь сможешь. Есть на Москве боярин из мелких, Башкин Матвей. Может, слыхал ты про него?

– Куда их мелкопоместных упомнить-то? – развел руками Федор.

– Сей Башкин Великим постом ересь зачал болтать, – задумчиво сказал царь, – похожую на бредни, за кои дед мой дьяка Курицына на Москве казнил, а архимандрита Кассиана в Новгороде. Еще привезли монаха, Феодосий Косой по имени, с такими же ересями. Вроде задавили стригольников и жидовствующих, но жива змея, плюется еще… – Иван Васильевич стукнул сильным кулаком по подлокотнику.

– Дак что сей монах-то, в остроге?

– Сбежал он из Андроникова монастыря, пока мы на богомолье ездили… – недовольно отозвался царь: «Вот и сажай людей в темницы обительские после сего, никакого досмотра за ними нет. Тебя я не виню, ты книжную печать налаживал, не до сего тебе было. Теперь Басманов Косого ищет, да, боюсь, не найдет».

– А Башкин что? – безразлично поинтересовался Федор.

– Под надзором в своей усадьбе сидит до суда. Федор Васильевич, тебе на суд-то надобно прийти. Ты человек ученый, начитанный, ты разберешься в ереси его. Не Басманова же туда отправлять, дубину стоеросовую. Он только и знает, что ноздри рвать да кнутом бить. Святые отцы, ежели не надзирать за ними, такого наплетут, что потом сто соборов не разберутся.

– Что повелишь, государь, то и исполню.

Когда Федор выходил из светлицы, царь окликнул его:

– Ты Башкина поспрошай насчет Косого. Чую, одной веревочкой они повязаны. Ежели запираться будет, дак на дыбу его.

– Сделаю по воле твоей… – Федор поклонился царю.

Марья Воронцова писала при свече в девичьей светелке. Матвей вернулся из Кириллова монастыря с известием о гибели царевича, свадьбу отложили до Покрова. Марья и не видела жениха, бывшего рядом с государем. Свернув грамоту, запечатав ее воском, девушка постучала в стенку.

– Степа, здесь ты?

– Заходи, – разрешил брат.

Накинув домашний сарафан, Марья босиком шмыгнула в соседнюю горницу.

– Передашь? – она протянула грамотцу.

Степан угрюмо взглянул на сестру. Она присела напротив.

– Отчего ты, Степа, Матюшу невзлюбил, не пойму. Он нам сродственник, а теперь еще и зятем тебе будет приходиться. Чем он тебе нехорош?

– Что ты в нем нашла, не пойму… – скривился брат: «Из него одним щелчком дух вышибить можно. Сейчас хоша волосья окоротил, перстней поменьше стало, а то совсем бы как девка был…».

– Когда сам полюбишь, – вскинула голову девушка, – тогда и поймешь, что неважно сие! Пришлась бы тебе какая девица по душе, Степа, дак может, ты бы добрее стал, не шипел бы на всех, аки змий. У Василисы Аксаковой дочь Настасья, пятнадцать годов ей сровнялось, чем не невеста тебе? Боярыня Василиса при царице, муж ее покойный в милости у царя Ивана Васильевича был.

– Видел я сию Настасью, – зевнул Степан: «Полено поленом, только и разницы, что веснушки по всему лицу»

– Переборчивый ты, братец… – хихикнула Марья.

– А сама-то? – Степан ловко кинул в нее подушкой

Сестра примостила ее себе на колени.

– Ино ты невестку нам из Новгорода привезти собираешься? Али с Поморья самого? – Марья лукаво подмигнула Степану.

– Будет на то Божья воля, дак привезу… – усмехнулся Степан.

– Мне бы хотелось в Индии побывать, – вздохнула девушка:

– На севере холодно, морозы лютые, льды, ветер свищет. В «Хожении за три моря» как написано: «А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю кованых, да оболочат их в доспехи булатные». Вот бы на слонов хоть одним глазком посмотреть, Степа!

– В Индии тоже моря есть, только теплые, – рассеянно сказал Степан, просматривая рукописные грамотцы:

– Говорил Федор Васильевич, что португальцы во времена покойного государя Ивана Великого морским путем вокруг Африки прошли и в Индии высадились.

– Индия, в кою испанцы плавали, другая сие? – робко спросила сестра.

– На карту бы хоша раз посмотрела, вместо того, чтобы наряжаться да румяниться, – ехидно ответил Степан: «Марфе нашей четвертый годок пошел, а она может показать, где Москва, а где Новгород. Там не Индия, то Америка, новая земля».

– Совсем новая? – Марья распахнула синие глаза.

– Ты подумай, – оживился Степан, – за Казанью, за Волгой, тоже новые земли. Или Пермский край, где Вассиан, старший сын Федора Васильевича, монашествует. За ним Югория лежит, где, говорят, ночь длится полгода и полгода день.

– Там люди с песьими головами живут… – зевнула Марья.

Степан ухмыльнулся.

– Поеду в Югорию, привезу невестку тебе с головой песьей, что тогда делать будешь?

– Дак залаю, как с ней еще разговаривать-то! – прыснула сестра.

Поднявшись на рассвете, Федор, осторожно, чтоб не разбудить жену, пошел к двери. Обернувшись на пороге, он залюбовался Федосьей, слушая ее тихое дыхание. Серый глаз приоткрылся:

– Куда это ты собрался?

Вернувшись, Федор привлек ее к себе, как всегда, удивляясь тому, что она скроена словно для его объятий.

– В Москву мне надо. Башкина завтра судить начинают.

– А ты-то… – начала Феодосия. Она осеклась, прикрыв рот ладонью: «Нет!».

– Дак что я государю скажу? – невесело отозвался Федор:

Не посылай меня на суд соборный, ино я с подсудимым знаком? Тогда мы точно все на плаху ляжем. Сразу начнется, почему знаком, да откуда знаком, да что говорил, а там и до басмановских подвалов недалеко, с кнутом и клещами.

– Что ж делать-то?

Федор пожал плечами.

– Одна надежда, что Матвей Семенович не укажет ни на кого. Глядючи в глаза-то человеку, сложней сие.

– Может, оно и к лучшему, – задумалась Феодосия: «Ежели придется тебе допрашивать его, дак ушей чужих вокруг не будет».

– Это навряд ли, – помрачнел Федор: «Там всегда есть уши. Другое дело, что не видишь ты их, а они все одно слушают, да кому надо передают».

– Надолго ли едешь? – Федосья прижалась головой к его плечу.

– На месяц, а то и поболе. Как пойдет. Может, Матвей Семенович завтра покается, определят ему ссылку в монастырь, да и дело с концом. Но может и затянется, Бог ведает. Раз ты встала, дак…

– Сейчас оденусь… – захлопотала женщина: «Тебе что собрать с собой?»

– Не хочется мне, чтобы ты одевалась… – Федор распустил ее косы: «Ты за мной замужем пятый год, видел я тебя по-всякому, а ты все равно краснеешь, аки девица невинная. У вас там в Новгороде все такие?»