Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

Клерки, из близлежащих министерств, юстиции и торговли, крепкие ребята, из охраны Белого Дома, ожидая своих заказов, ежились, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.

Глава ФБР, Эдгар Гувер, неряшливо кусал румяную, посыпанную кунжутом булку:

– Лучшие гамбургеры в городе. Полфунта честной фермерской говядины, Аллен, домашний кетчуп, маринованные огурчики… – шторки на окне отдельного, запирающегося закутка, задернули. Над столом висел табачный дым. На бумажный пакет высыпали истекающую жиром, жареную картошку:

– Между прочим, заведение здесь стоит с прошлого века… – Даллес управлялся с гамбургером, орудуя ножом и вилкой, – ты видел, над стойкой, портрет Бута… – Гувер усмехнулся:

– Хозяин из Виргинии. От него можно ждать и флага конфедератов. Я еще в двадцатые годы слышал, что Бут, якобы, заходил сюда выпить, перед тем спектаклем… – промокнув губы салфеткой, Даллес, невозмутимо, отозвался:

– Заходил. Пока у меня не отобрали доступа к документам, я решил, на досуге, почитать архивы моих, так сказать, предшественников… – работая советником в предвыборном штабе Дьюи, Даллес не хотел появляться в здании Министерства Юстиции, где помещалось ведомство Гувера:

– Но дело не терпит отлагательств, как он сказал, по телефону, поэтому пришлось увидеться здесь… – глава ФБР отхлебнул кока-колы, из высокого, запотевшего стакана:

– Я тоже читал, Аллен. Бут виделся здесь с полковником Вильямсоном, получил от него пистолет… – серые глаза Даллеса были спокойны:

– Интересно, что Дрозд, то есть Мэтью Вулф, пошел на расстрел, не вымолвив ни слова, а полковник Вильямсон болтал, словно тетерев на току. Оба южане, оба офицеры, но вели они себя по-разному… – Гувер покачал головой:

– Дрозду было нечего терять, а Вильямсон боялся за дочь. Думаю, на него, как следует, надавили, пригрозили ее… – не закончив, поведя рукой, он дожевал гамбургер:

– Но ни один судья не подпишет ордер на арест Утки, Аллен. У нас нет ни единой улики против нее, как не было улик против Яблочного Пирога… – фотографии грузовика, обнаруженные на пленке Ягненка, досконально изучили:

– Номера фальшивые, чего и следовало ожидать. Я больше чем уверен, что машина пришла с юга, из Мексики. Там еще с довоенных времен, с убийства Троцкого, болтается масса русских агентов. Там подвизалась и миссис Анна… – судьба женщины, ее мужа и ребенка оставалась неизвестной:

– Не подпишет, – согласился Даллес, подвигая к себе кофейник, и блюдо с пончиками, – но ты говоришь, что ребята в Нью-Йорке поставили жучки в ее квартиру и телефон… – Гувер, недовольно, пробормотал:

– Я им год выкручивал руки. Наконец, они соизволили отправить в здание технических специалистов. Все равно, она ничего подозрительного не делает, и не говорит… – Утка звонила коллегам, по Колумбийскому университету. Женщина часто набирала номер резиденции главы хасидов, в Бруклине:

– Туда мы агентов послать не можем, – вздохнул Гувер, – наружное наблюдение сидит на Истерн Парквей, но хода в особняк им нет. Хасиды все друг друга знают… – по донесениям из Нью-Йорка, Утка посещала синагогу ребе, и водила сына в парки и музей:

– Вообще непохоже, что она собирается бежать, – заметил Даллес, – она пишет статьи, публикуется, продолжает работать у моряков… – в Бруклине жили и Розенберги, которых анонимный звонок обвинил в работе на СССР:

– Их мы тоже проверили с лупой и ничего не нашли… – Гувер вгрызся в облитый ванильной глазурью пончик, – в любом случае, я сегодня посылаю агентов на Арлингтонское кладбище. Утка и генерал собираются на церемонию… – Даллес выбил трубку:

– Эдгар, даже если Ягненок сейчас в стране, он не потащится к семейным надгробиям, не такой он дурак. И миссис Анна не пойдет навещать могилу деда, убитого индейцами, генерала Горовица. И мистер Теодор не положит цветы к мемориалу его предка, кстати, застреленного Дроздом. Бесполезное предприятие, никого их них нет в Америке… – Гуверу не очень хотелось говорить Даллесу о полученной вчера вечером из Нью-Йорка телеграмме:

– Генерал вчера ходил к дантисту, здесь, в столице… – не желая вызывать преждевременные подозрения у сослуживцев Мэтью, Гувер пока не мог узнать имя врача:

– Он был в Вашингтоне, – упрямо повторил себе Гувер, – дамочка в Нью-Йорке обозналась… – некая мисс Ривка Гольдблат, явившись в полицейский участок на Манхэттене, на Пятьдесят Четвертой улице, утверждала, что наткнулась в кондитерской, в очереди за пончиками, на советских шпионов:

– Все из-за газет, они нагнетают панику, среди обывателей… – расправившись с пончиком, Гувер хмыкнул:

– Ладно, Аллен, тоже, наверняка, решит, что у страха глаза велики, и дамочка просто истеричка… – он достал из блокнота сложенный втрое листок:

– Человека, похожего на Яблочного Пирога, якобы, видели вчера в Нью-Йорке, Аллен. В компании некоего мужчины, напоминающего мистера Эйтингона, правую руку министра Берия, как мы знаем от миссис Анны… – сильный порыв ветра заполоскал американским флагом, над входом в театр Форда:

– Твоя свобода в твоем законе… – вспомнил Даллес. Протерев пенсне, он кивнул: «Читай».

Резкие линии букв отбрасывали тени, на белый мрамор памятника Неизвестному Солдату: «HERE RESTS IN HONORED GLORY AN AMERICAN SOLDIER KNOWN BUT TO GOD». Издалека доносилась барабанная дробь. Ветер колебал приспущенное американское знамя, на флагштоке.

Только что закончилась церемония смены караула. Солдаты третьего пехотного полка, «Старой Гвардии», стояли навытяжку. Могилу осаждали туристы, с кодаками. Сухие щелчки фотокамер смешивались с глухими звуками ружейных залпов, в долине. Каждый день на кладбище проходило несколько похоронных церемоний.

Отсюда, с холма, был хорошо виден Вашингтон.

Хрупкая, невысокая женщина, в темном пальто и такой же шляпе, устроившись на скамейке, рассматривала город в бинокль. Ветер трепал подвитые, каштановые волосы, падавшие на меховой воротник. Маленькие руки облегали черные, замшевые перчатки. Сумочка при даме была тоже черная, с золоченой цепочкой. Посетительница напоминала военную вдову. Женщины, с букетами и венками, приезжали на кладбище к открытию ворот, часто в сопровождении детей.

Время перевалило за полдень, могильные камни блестели под низким солнцем осени. Вихрь носил по ухоженному газону бронзовые, палые листья. Барабанная дробь усилилась Кто-то из туристов присвистнул:

– Процессия с катафалком, идет на негритянский участок. Гроб прикрыли флагом… – его приятель отозвался:

– Должно быть, кавалер Медали Почета. Их хоронят с полными военными почестями… – за катафалком, в толпе, можно было разглядеть и белых, и негров. Парни с биноклями говорили довольно громко: