Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой

– Немецкие книги, испанские, английские. Жюль Верн, в оригинале, повести Милна… – первая книга о Винни-Пухе вышла, когда Констанце исполнилось восемь лет:

– Тони ее читала, а я тогда занималась алгебраическими задачами, для средней школы… – у неизвестного ребенка стоял и знакомый Констанце, школьный учебник латыни. Поступив в Кембридж подростком, Констанца считала своей обязанностью выучить язык:

– Латынь помогает мозгу отдохнуть, – пожимала она узкими плечами, – кроме того, средневековые ученые писали свои трактаты только на латыни. В их книгах все устарело, но иногда там можно найти интересные сведения… – из всей древней литературы Констанца прочла только «Записки о Галльской войне»:

– С преподавателем, в Кембридже, мы занимались по трудам Роджера Бэкона. Средневековая наука меня интересовала больше, чем Гораций и Овидий… – Констанца помнила, что Бэкон тоже писал о шифрах:

– Однако он жил на два века раньше модели Ван Эйка и Дюрера. Он считается создателем криптографии, как науки… – еще до университета Констанца выписала в тетрадку знаменитые слова Бэкона:

– Среди трех путей, которыми люди предполагают обрести знание вещей, а именно: доверие авторитетам, рассуждения и опыт, только последний способен привести ум в порядок… – она напомнила себе, что надо рассуждать логически:

– Шифр подождет. Я его взломала, в любом случае. Осталось только разобраться, что написано на раме зеркала. Там ключ, к шифру, но и что-то еще. Я не успела все прочесть, когда он мне показывал рисунок. Почему я сейчас об этом думаю… – Констанца знала, почему.

Она видела смутные тени картин, на стенах:

– Здесь все увешано Гитлером и свастиками… – над кроватью ребенка болтался черно-красный флажок, – но рисует он не свастики… – в углу стоял деревянный мольберт. Малыш выбрал яркие, веселые краски. Над лазоревой водой озера бежали легкие облака, горы были зелеными, с сахарными, белыми вершинами. Ребенок не подписал картинку, но Констанце и не надо было видеть подпись:

– Я вижу его лицо, этого достаточно… – фон Рабе, аккуратно повернул ночник. Рядом с кроватью заворчало, задвигалось, что-то черное:

– Свои, Аттила, – коротко сказал он, – не волнуйся, твой подопечный в порядке… – мальчик лежал на спине, раскинув ручки. Индейское одеяло открывало босую ногу, в фланелевой пижаме, с мишками. Каштаново-рыжие волосы падали на высокий лоб. Он почмокал розовыми губками. Констанца помнила лицо мужчины, вместе с Мартой, спасшего ее в Пенемюнде:

– Мальчик не сын фон Рабе. У таких как он, не может быть детей, не должно. Это его племянник, сын казненного младшего брата. Максимилиан его и казнил, наверняка. Это сын Марты… – у мальчика был хорошо знакомый Констанце, решительный подбородок.

Что-то мягко щелкнуло, Констанца дернулась:

– Ведите себя тихо… – велел фон Рабе, – если я прикажу собаке, она вас разорвет на куски, как вашего жениха, в Дахау… – сняв наручник с запястья, он приковал Констанцу к столбику кровати. Она облизала сухие губы:

– Но если это его племянник, он не сможет… Он так не поступит, мальчик его кровный родственник… – блеснул серый металл изящного пистолета. Фон Рабе упер ствол в каштановые, растрепанные волосы, надо лбом ребенка:

– Выстрел разнесет ему голову, с первого раза, – задумчиво сказал обергруппенфюрер, – вы читали русского писателя, Достоевского… – он помолчал:

– Нет, конечно. Вы не интересуетесь литературой. Но я читал и запомнил… – не выпуская оружия, он наклонился к уху Констанцы:

– Весь мир познания не стоит одной слезы ребенка. Вы убили тысячи таких мальчиков, моя драгоценность, своим созданием, бомбой. Но вы их не видели, они были от вас далеко. Этот мальчик близко… – фон Рабе, ласково, поправил одеяло, – ему пять с половиной лет, он круглый сирота. Он любит собак и яхты, ванильную коврижку и своего игрушечного медведя… – медведь, сшитый из старых лоскутов, лежал рядом с ребенком, прижавшись к его щеке. Мальчик ровно, размеренно, дышал:

– Если вы не согласитесь делать то, что я вам скажу… – фон Рабе помолчал, – этот ребенок скончается на ваших глазах. Я выстрелю ему в голову, на ваших руках останется его кровь… – Констанца смотрела на спокойное, милое лицо мальчика:

– Я не смогу, не смогу. Марта мне никогда не простит. Я сама себе, никогда, не прощу… – тикали часы на стене. Мальчик пошевелился, фон Рабе не убрал пистолет:

– Да, – почти неслышно сказала Констанца, – да, я согласна.

К вечеру Максимилиан переоделся в американские джинсы и кашемировый свитер, от Loro Piana. Днем он настаивал на эсэсовской форме, однако рабочие дела были закончены. Он даже не стал завязывать галстук:

– Осталось только дождаться звонка из госпиталя, о счастливом событии… – отвезя 1103 обратно в ее коттедж, Максимилиан заметил:

– Видите, милочка, достаточно сделать правильный выбор, и жизнь сразу становится легче… – тонкие губы усмехнулись, – я уверен, что первая задача не займет у вас и недели. Вы, в конце концов, гений… – он прошелся по голым половицам маленькой гостиной:

– Вас препроводят в лабораторию. У вас будет все, что вам потребуется… – он повел рукой, – техника, и так далее. Потом нас ждет маленькое путешествие… – Максимилиан не хотел, чтобы 1103 делала бомбу по соседству с его резиденцией. Пока он не собирался сообщать заключенной, что отправляет ее в Валгаллу.

Стоя перед зеркалом, он разглядывал едва заметные морщины, в уголках глаз:

– И вообще не собираюсь сообщать. Она все поймет, когда окажется на месте. Взлетная полоса у нас отличная, спасибо инженерам. Сейчас зима, корабль из гавани выводить не стоит, а все подводные лодки на юге. Посажу ее в самолет, Муха нас довезет до места назначения, а обратным путем займется другой пилот… – связавшись с начальником физической лаборатории, Макс приказал приготовить место для работы нового ученого. Обергруппенфюрер, сухо, добавил:

– По соображениям безопасности, видеть сотрудника вам запрещается. Связь будете держать через охранников… – 1103 могла попробовать склонить на свою сторону кого-то из ученых.

Он взялся за гребень. Густые, светлые, с легкой сединой волосы блестели в свете торшера, с абажуром муранского стекла:

– Охранники за ней проследят, она ничего не заминирует, и не взорвет. В любом случае, система радиоуправления не займет у нее много времени, а в Валгалле она тоже будет под присмотром… – на прощание Макс обещал 1103 праздничный ужин:

– Я навещу тебя завтра вечером… – он провел губами по хрупкой шее, белеющей над воротником халата, – приготовлю стейки, выпьем хорошего бордо. Я сварю тебе кофе, такой, как ты любишь… – он указал глазами на дверь в спальню: