Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой

– Уложи детей, чтобы нам никто не помешал… – ноздри слегка дрогнули, она ничего не ответила:

– Я буду приезжать к ней в Валгаллу, – хмыкнул Макс, – даже когда я найду Цецилию и привезу ее сюда, на юг. Одно другому не мешает. 1103 не должна, что называется, выходить из-под надзора. Как говорят русские, в тихом омуте черти водятся… – он вздохнул:

– Тридцать восемь лет. Но я еще молодой мужчина, я выращу и племянников и детей. Цецилии всего двадцать, у нас будет большая семья. Она могла бы сейчас лежать в госпитале… – Макс почувствовал тоскливую боль, – я бы не отходил от нее, взял бы на руки нашу дочку или сына… – приехав в больницу, он обнаружил, что сестру перевели в родильный зал:

– Все идет, как надо, – успокоили его врачи, – ребенок крупный, но графиня здоровая, молодая женщина, и у нее вторые роды… – именно этого Макс и боялся:

– Она может вспомнить о ребенке Холланда, впасть в депрессию, как это называют доктора. Ладно, урода мы пока не умертвили, отдали его матери. Кормящая женщина под рукой, мы справимся… – позвонив в комплекс, он разрешил зятю приехать на остров:

– Вы, все-таки, отец… – сварливо сказал Макс, – ваше место рядом с женой… – с Мухой они столкнулись на причале, в вихре стылой, мелкой метели. Зять шмыгнул носом:

– Моя записка, о встрече с партайгеноссе Рауффом. Он сейчас ужинает, а я… – Макса не интересовало, успел зять поужинать или нет. Обтянутые черной лайкой перчатки пальцы пролистали отпечатанные на машинке листы:

– Ладно, я с этим разберусь, – заметил он зятю, – идите в больницу… – учитывая будущую встречу в библиотеке, у Макса самого не оставалось времени на еду. Он налил тоника, из личного бара, и сгрыз горсть орешков:

– Эмма в госпитале, можно забыть о семейном ужине. Но надо покормить Адольфа, вывести Аттилу… – фила гулял только с ним и Эммой.

Племянник проснулся, охранник доложил, что температура у мальчика еще упала. Максимилиан проследил, чтобы Адольф прополоскал горло и смазал ему миндалины лечебным раствором. Он устроился у кровати мальчика, с тарелкой на коленях:

– Ангина, неприятная вещь. Я сам часто ими болел, в детстве. Тогда нас лечили теплым молоком, с медом… – теплое молоко, в термосе, принесли и Адольфу. Горный мед Максимилиан заказывал у поставщика в Андах. В Патагонии пчелы не жили:

– Для них здесь слишком холодно, – объяснил он племяннику, – хотя у нас есть медоносные цветы… – они провели славный час, склонившись над гербарием, собранным Эммой и Адольфом, прошлым летом. Макс снабдил засушенные растения латинскими названиями.

– Но я так и не поужинал… – он сунул в карман джинсов записку зятя, – не объедать же мне Адольфа. Тем более, ему, из-за горла, варят жидкие каши… – Максимилиан утащил пару ложек рисовой каши, с клубничным джемом:

– И стакан теплого молока, – он улыбнулся, – ладно, попрошу кухню поставить мне сырную тарелку, в библиотеку. Вальтер привез финики с инжиром, голодным я не останусь… – из госпиталя пока не звонили. На камине лежало последнее письмо с севера, от Барбье.

Максимилиан нахмурился:

– Он писал о Скорцени… – приятель тоже подвизался у американцев, тренируя парашютистов, для секретной службы, – но и еще о чем-то. Я еще подумал, что надо с этим разобраться… – Макс решил, что сам поедет на восток:

– Покойный Отто рекомендовал зеленый чай и женьшень, для улучшения памяти. Средства, действительно, помогли. Разумно будет навестить места, откуда все это привозят… – он положил конверт во второй карман:

– Ладно, пока я жду Вальтера, я перечитаю послание. Барбье ничего не писал прямо, но мне что-то показалось подозрительным… – Максимилиан повертел хронометр, от Panerai. На обратной стороне часов виднелась гравировка:

– Массимо, другу и соратнику по борьбе, от Черного Князя. Рим, 1942… – князь Юнио Валерио Боргезе, командир десятой штурмовой флотилии итальянских военно-морских сил, сейчас сидел в союзной тюрьме:

– Но его скоро выпустят, – весело подумал обергруппенфюрер, – у него короткий срок, всего пять лет. Валерио не посчитали военным преступником. Он солдат, он выполнял приказы… – Боргезе возглавлял лучшее в Европе подразделение водолазов-десантников:

– После капитуляции они не сложили оружия, занялись борьбой с партизанами, на севере, но это тоже было военное задание… – часы Panerai носили водолазы, в соединении приятеля:

– Валерио нам тоже пригодится… – Макс забрал с камина серебряный портсигар, – надо составить картотеку, не только на бойцов из рейха, но и на тех, кто может быть полезен среди наших бывших союзников и сателлитов. В Японии, в Испании, в Венгрии… – он, на мгновение, закрыл глаза:

– Не сейчас. Сначала работа, а потом я найду Цецилию. Она меня любит и ждет… – заперев дверь апартаментов, он пошел в библиотеку.

На тарелке, мейсенского фарфора, аккуратно сложили ломтики испанского манчего, любимого Максом французского бри и местных, овечьих сыров, с фермы «Орлиного гнезда». Солдат, с кухни, принес фиников, и особых, овсяных крекеров, по рецепту покойного брата.

Максимилиан зажег спиртовку, водрузив на нее серебряный кофейник. За отдернутыми шторами кружился мелкий, неприятный снег, но в камине горел огонь. В отдельном шкафу стояли труды арийских философов и историков. На резном пюпитре возвышалось тяжелое, подарочное издание «Майн Кампф», в переплете с позолотой. Три года назад флотилия привезла на юг подшивки «Сигнала» и «Фолькишер Беобахтер», брошюры общества «Лебенсборн», издания «Аненербе». В простенках повесили портреты фюрера и нюрнбергских мучеников.

Ожидая, пока закипит кофейник, Максимилиан поинтересовался у приятеля:

– Ты не слышал о таком Ноймане, танкисте? Его арестовали союзники, после покушения на бургомистра Аахена. Он бежал из тюрьмы, добрался до Мадрида… – Нойман и оказался тем, что беспокоило Макса в письме Барбье:

– Клаус сообщает, что его арестовали, в Берлине… – Максимилиан нашел нужные строки, – с несколькими товарищами, застрявшими на восточной территории. Клаус поручил ему ликвидацию Моллер, однако гамбургской группе не удалось ее найти… – по сведениям от партайгеноссе Манфреда, Нойман, оставив ему досье предательницы, направился в Берлин. Обергруппенфюрер затянулся египетской сигаретой, тоже из подарков Рауффа:

– Нойман появляется в Буэнос-Айресе, что называется, свалившись, как снег на голову, нашему доброму доктору… – Макс не винил врача:

– Он только привратник. Основная проверка, занятие Барбье, а Клаус клянется, что Нойман именно тот, за кого себя выдает. И он себя хорошо проявил, в отряде Клауса… – у Макса не было никакой возможности добраться до личных дел боевого СС:

– Их всех не упомнишь, их были сотни тысяч, – недовольно подумал он, – даже на тех, кто работал в имперской службе безопасности, у нас мало документов. СС, не только здание на Принц-Альбрехтштрассе, но еще и провинциальные отделения. Офицерство друг друга знает, однако Нойман сержант, в боевых частях. Если его вообще зовут Нойман… – Барбье сообщал, что у арестованного танкиста была чисто арийская внешность.