Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой

Меир, с другими пассажирами, шел по высокому, гулкому коридору, к паспортному контролю. Аэропорт был новым, открытым всего полгода назад. Прохладный ветерок раскачивал яркие плакаты, у них над головами:

– Посетите Аргентину, колыбель танго… – Меир взглянул на черный силуэт танцующей пары:

– Максимилиана здесь ожидать незачем. Во-первых, аэропорт международный, внутренние рейсы отправляются с другого поля, а во-вторых, он не воспользуется и внутренними рейсами. Он осторожен и, наверняка, купил себе самолет. Частные машины вообще держат на коммерческих площадках… – в телеграмме, вызывающей его в Буэнос-Айрес, Марта сообщила о следе, отысканном Джоном, во время пребывания в Аргентине:

– Сеньор Педро Алонсо, он же Воронов, здесь… – Меир встал в конец очереди к будочке полицейского, – Джону сказали, что он набирает персонал, для работы на юге, то есть в Патагонии… – телеграмму от Марты он сжег, предварительно заучив наизусть телефон снятой Питером квартиры:

– Они меня встречают. Я им позвонил, из Мехико, купив билет… – в ящике почтамта Меир оставил свои записи, о слежке за Мэтью и пачку рисунков дочки. Ева с Аароном отправились на все лето в хасидский лагерь, в горах Кэтскилс. Меир жалел, что не может взять с собой самодельную открытку, с засушенным, полевым цветком:

– Дорогой папа, – сообщали кривоватые буквы, – я научилась нырять и видела белок. Они приходят к нам в домик, я их кормлю орешками… – в слове белка Меир насчитал три ошибки:

– Твая дочка Ева… – внизу девочка нарисовала сердце:

– Папа, я тебя люблю… – подвинув ногой саквояж, он понял:

– Я вообще привел дом в порядок, словно не собираюсь туда возвращаться. Но если я пойду с докладной запиской о Мэтью к Даллесу, меня арестуют, прямо у него в кабинете… – похлопав себя по карманам куртки, он вытряхнул пачку сигарет:

– Дебора позаботится о Еве, но неизвестно, сколько я проведу в тюрьме. И вообще, может быть, меня сразу сунут на электрический стул, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Нельзя лишать Еву отца. У нее нет никого, кроме меня… – Меира, легонько, тронули за плечо:

– Простите, нельзя ли воспользоваться вашей зажигалкой… – испанский язык был неловким, Меир уловил акцент.

– Он отрастил бороду, но это он. Я отлично помню фото, в досье… – вежливо кивнув: «Пожалуйста», Меир протянул зажигалку бывшему штандартенфюреру СС Вальтеру Рауффу.

На стене ангара коммерческого взлетного поля, в аэропорте 17 октября, висела довоенная реклама внутренней авиакомпании, Aeroposta Argentina. Немецкий юнкерс Ju-52 простирал крылья над страной:

– Буэнос-Айрес – Терра дель Фуэго. Самая южная авиалиния в мире…

Дежурный по полю покуривал, одним ухом слушая трансляцию футбольного матча. К вечеру никаких вылетов или прибытий не ожидалось. Над полем размеренно гудели моторы девятиместного Avro Lancastrian, еще отмеченного эмблемами той самой компании, Aeroposta. Списанная с гражданских рейсов машина, с прошлой недели перешла в руки некоего швейцарского дельца, едва заглянувшего на аэродром. Дежурный, впрочем, помнил суету, поднявшуюся вокруг длинного, низкого лимузина. На коммерческое поле визитера сопровождал лично сеньор директор аэропорта.

Швейцарец носил дорогое, хорошо скроенное кашемировое пальто, и очки в золотой оправе. Голову он не покрывал. В каштановых волосах, под белым, электрическим светом ангара, блестела седина. Дежурный решил, что богачу лет сорок.

Швейцарец приехал не один, а с целой свитой. Аргентинец отпил остывшего кофе:

– Три человека при нем болтаются. Личный пилот, охранник и то ли архитектор, то ли инженер… – архитектор или инженер вид имел представительный:

– Он тоже похож на дельца, но я у него видел какие-то чертежи… – пилотом швейцарец нанял англичанина, некоего сеньора Смита, как значилось в паспорте летчика и его профессиональной лицензии. Едва увидев сеньора Смита в воздухе, аргентинец понял, что перед ним настоящий ас. Сидя за пивом с диспетчерами внутреннего аэропорта, дежурный заметил:

– Скорее всего, у него есть награды. Сразу видно, он летчик с большим опытом… – мистер Смит поднимался в воздух каждый день.

Несколько раз в неделю на аэродром приезжала жена швейцарца, хорошенькая, кудрявая блондинка лет тридцати. Сеньор Смит говорил с ней по-английски. Дежурный разобрал, что даму зовут сеньорой Мартой. Он решил, что женщина катается на самолете мужа от безделья:

– Видно, что она никогда в жизни не работала… – маленькие, почти детские руки сеньоры Марты украшал безукоризненный маникюр. Она носила хорошенькую шубку и лаковые туфли, на высоком каблуке. Завитые пряди льняных волос щекотали стройную шею. Архитектор или инженер тоже поднимался в воздух, с женой швейцарца.

Трансляция подходила к концу. Дежурный нашарил на столе сигареты:

– Сейчас они сядут, и можно закрывать ангар. Сеньор Смит сам обслуживает самолет… – у авиатора были отличные технические навыки. Тучи, весь день висевшие над городом, так и не рассеялись, ветер стал еще резче. Рядом с дежурным стоял электрический обогреватель, однако аргентинец, все равно, носил подбитую мехом куртку:

– Очень холодная зима выпала, как в прошлом году… – краем глаза он следил за тенью, в открытых дверях ангара. Авро шел на посадку:

– Ветер ему нипочем, – одобрительно подумал аргентинец, – он отлично управляется со штурвалом… – на штурвале Авро лежала большая ладонь Федора.

Он смотрел прямо вперед, на капельки воды, усеивающие плексиглас кокпита. В самолете можно было говорить по-русски. Полковник Воронов, с кресла второго пилота, успокаивающе заметил:

– Идем через облако, Федор Петрович. Вы отлично справляетесь… – Степан посмотрел на часы, на приборной доске:

– Я никогда не видел кузена Меира, только на фото… – не было нужды, как выразилась Марта, болтаться толпой в международном аэропорту:

– Встретимся на квартире, – сказала она, за обеденным столом, – ты Степан, поезжай с папой на частный аэродром. Потренируйтесь, через неделю надо отправляться на юг… – его светлость, тоже со швейцарскими документами отправился в хорошие охотничьи магазины. Требовалось выяснить, кто, в последнее время, заказывал дорогое снаряжение.

Степан заставлял себя не думать о Констанце:

– Все просто. Пока мы вместе, смерти нет. Так было, и так будет всегда. Тем более, сейчас, когда она потеряла брата. У нее никого нет, кроме меня, Густи, и маленького Стивена… – Степан понимал, что детям Ворона лучше будет жить в Лондоне, под крылом Марты и Питера:

– Констанце не разрешат поселиться в столице, да она и сама не захочет. Пусть дети приезжают к нам, на острова, на все лето… – как и в Аллапуле, Степан бережно ухаживал за небольшим палисадником, рядом с беленым коттеджем, выходящим на тихий залив. Кроме рыбаков и фермеров, разводящих овец, на островах больше никто не жил. Школа здесь была только начальная. Ребятишки постарше уезжали учиться, как говорили местные, на материк.