Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– На допросах он признал, что передавал американцам чертежи наших подводных лодок… – куратор взялся за бутерброд с алой, свежей икрой, – и сейчас он не скрывает восхищения перед достижениями запада… – сведения о низкопоклонстве инженера, как это называл куратор, легли в его досье.

Экипаж К-57 не мог показываться на основной базе. Работники, обслуживающие лодку во время ремонта, не видели моряков, и понятия не имели, кто служит на субмарине. Куратор велел капитану собрать экипаж к трем часам дня. Чекист выступал с докладом о тридцатилетии великой революции:

– Вас ждет праздничный обед, – улыбнулся он, в разговоре с Фисановичем, – вообще, эта зима выдастся тихой. Думаю, большой поход начнется в марте, в апреле… – дожевав бутерброд, он поколебался, изучая снимки неизвестного. Мужчина хмуро смотрел в объектив. Куратору не нравилось угрюмое выражение, в усталых глазах,

– Сейчас у него появилась щетина, а подобрали его гладко выбритым. В русском языке у него акцент. Может быть, он из Прибалтики. В тех краях все кишело коллаборационистами… – из европейской части России на восток шли набитые под завязку эшелоны с арестованными националистами и бандитами, из Украины и Прибалтики:

– Если он есть на Лубянке, в картотеке, то станет легче работать. Но я не мог отправить только фото, без каких-нибудь сведений. Получилось бы, словно я расписался в своем бессилии провести обыкновенный допрос… – куратору не хотелось краснеть перед начальством:

– Его палата не оборудована жучками, в лазарете вообще нет такой техники. Фельдшер сообщает, что ничего подозрительного он не делает, но сегодня к нему опять придет врач…

По соображениям безопасности обычных докторов с базы к больному не подпускали. Фельдшер был сотрудником министерства, со званием, а врач К-57 вообще не значился в списках офицеров военного-морского флота. Куратор хмыкнул:

– Как и вся лодка. Непонятно, зачем собирать на них досье, они и так мертвецы. Впрочем, из фальшивых мертвецов они всегда могут превратиться в настоящих. Они знают, что мы можем их расстрелять, можем арестовать их семьи…

На материке следили за женами, детьми и родителями экипажа. Некоторые женщины, получив извещения о смерти мужей, вышли замуж во второй раз. Куратору нравилось сообщать такие новости подопечным:

– Они ничего не говорят, но по глазам все видно. Ничего, пусть пострадают, они враги советского строя, продавшиеся западу. Даже Фисанович, Герой Советского Союза, снюхался с британцами. Хотя его не арестовывали. Ему объяснили, что он выполняет специальное задание. Потом ему сообщили, что его, заочно, осудил трибунал… – жена врача замуж пока не вышла:

– У него две девочки, пять лет, и три года. Младшая была новорожденной, когда его забрали… – по словам доктора, у неизвестного, подобранного в Татарском проливе, могло случиться легочное кровотечение:

– Он харкает кровью, – хмуро сказал врач, куратору, – снимите с него наручники. В следующем таком случае, он может не дотянуться до кнопки вызова фельдшера и умереть… – куратор позволил расковать пациента:

– Он нужен министерству живым. Если он погибнет, так и не признавшись, зачем он сюда явился, с меня голову снимут… – куратор велел фельдшеру внимательно следить за врачебными визитами. Он не доверял экипажу К-57:

– Следующей весной, когда лодка пойдет на юг, мне, все равно, придется остаться с ними наедине… – налив себе кофе, из массивного термоса, он закурил, – то есть не наедине, с охраной, но все равно… – ему не нравилось, как на него смотрели моряки:

– И баба, чилийка, похоже смотрит… – недовольно подумал чекист, – вообще непонятно, что у нее в голове. Эйтингон, правда, называл ее придурком… – осенью чекист отправил в Москву рапорт о необходимости перевести младенца чилийки в дом малютки, на континенте:

– Нечего держать на базе посторонних. В конце концов, он гражданин СССР, он родился на советской территории. Пусть растет среди советских детей, получит русское имя и фамилию… – начальство с его доводами не согласилось. Генерал-майор Эйтингон, наставительно, сказал:

– Не стоит торопиться, коллега…

Куратор, всего лишь майор, поймал себя на довольной улыбке. Наум Исаакович продолжил:

– Мы всегда успеем расстрелять ее и послать ребенка в детский дом. Она из примитивных племен, дикари устроены по-другому. Если у нее заберут ребенка, она может отказаться нам помогать… – чилийка должна была показать, где она видела флотилию военных кораблей. Бывшие союзники вполне могли устроить базу, в Антарктиде, или на близких к ней островах. Куратор подозревал, что в будущем походе К-57 отправится именно на юг:

– Наверное, получены какие-то сведения, с запада. Ладно, сначала надо разобраться с этим власовцем…

Внутренний телефон, стоявший рядом с московским, затрещал. Куратор велел фельдшеру звонить в любое время дня и ночи, если неизвестный, своим поведением, вызовет подозрения:

– И я приказал сообщать о визитах доктора… – швейцарский хронометр чекиста показывал почти семь утра:

– На лодке подъем в шесть. Они здесь вообще живут, словно в раю. Зэка в пять утра с нар вытряхивают, ведут на поверку, а потом на лесоповал или еще куда-нибудь. В лагерях никто не получает подводный паек. Мерзавцам, на К-57, подают узбекский виноград и армянский коньяк… – выслушав фельдшера, он распорядился:

– Ведите себя, как ни в чем не бывало. Я появлюсь с конвоем, через пять минут… – проверив офицерский ТТ, взяв со спинки кресла шинель, он сунул палец в плошку с икрой:

– От завтрака оторвали. Недаром мне никогда не нравилась эта сволочь, доктор. Я оказался прав… – облизав палец, майор вышел в приемную Особого Отдела.

Свитер был колючей, грубой шерсти, валенки немного болтались, но Питер отмахнулся, быстро оглянувшись на дверь:

– Не беспокойтесь. Хорошо, что вас не обыскали…

Доктор подал ему короткий, обрезанный по колено тулуп и потрепанную заячью ушанку. Вещи напомнили Питеру наряды, в которых они с Джоном выбирались из России, осенью сорок пятого. Незаметным движением, он опустил в карман тулупа финский нож, с вделанным в рукоятку компасом, и флягу с крепко заваренным кофе. Доктор принес «Беломор» и спички. Ни советских документов, ни пистолета, в потертом саквояже черной кожи не оказалось. Врач развел руками:

– Гражданская одежда на лодке имеется, на всякий случай, но всего остального не достать… – лазоревые глаза незнакомца заблестели веселыми искорками:

– Ничего страшного. Я доберусь до первого поселка и постараюсь украсть все нужное…

Они говорили на английском языке, почти шепотом. Фельдшера доктор отослал в процедурную комнату, под предлогом подготовки капельницы, для пациента: