Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– Я покажу, куда надо бить, – неслышно сказал врач, – так, чтобы я потерял сознание. Окна не зарешечены, вы спокойно выберетесь наружу. Возьмите с собой саквояж, я туда положил провизии… – высокий первый этаж лазарета выходил на асфальтированный, задний двор. Врачу предстояло снабдить незнакомца вычерченной от руки схемой базы.

Вернувшись из барака, он рассказал капитану о встрече с миссис Лаурой, как они называли женщину. Темные глаза Фисановича, немного, смягчились:

– То есть она его знает… – доктор кивнул:

– Разумеется, он мне не представлялся по имени, но едва я его описал, как у нее изменилось лицо… – врач задумался:

– Я на мгновение увидел, какой она была… – доктор повел рукой, – до случившегося… – между собой, экипаж К-57 называл маленького Пьера сыном лодки:

– Мы обязаны позаботиться о ребенке, – говорил капитан, – обязаны вывезти его с матерью на свободу. Они не могут сгинуть без следа. У миссис Лауры, наверняка, есть семья…

Доктору, впервые, пришло в голову, что неизвестный британец может оказаться родственником женщины:

– Она ничего не говорила о муже, не упоминала об отце Пьера, но если это он? Если в Лондоне, каким-то образом, узнали, что миссис Лаура здесь? Он рискует жизнью, чтобы ее спасти, но я бы тоже так поступил. Так поступил бы любой мужчина…

Он должен был объяснить британцу, как добраться до барака миссис Лауры:

– Пусть спрячется где-нибудь на территории… – велел Фисанович, – здесь столько закоулков, что никто его не найдет. Ближе к обеду начнется торжественное собрание, база почти опустеет… – капитан усмехнулся:

– Наша тварь велела собрать экипаж в час дня. В два часа подадут обед, для моряков. Значит, остальных, не мертвецов, – губы капитана искривились, – ждут на заседание раньше… – схему базы начертили инженеры, на лодке. Из сухого дока были хорошо видны корпуса и бараки:

– По территории нас водят с конвоем, и только ночью, чтобы нас не заметили, но с мостика К-57 можно рассмотреть все, что надо… – на схеме отметили барак миссис Лауры и посты охраны:

– Он выведет миссис Лауру и ребенка с базы, пока на постах останется всего по одному человеку, а не по трое, как обычно… – Фисанович поскреб гладко выбритую щеку:

– Думаешь, он справится… – доктор отозвался:

– По нему видно, что он давно занимается такими делами. Несколько дней назад его выловили из ледяного моря, а он поднялся на ноги. Тем более, если он ее родственник… – в ушах зазвучал тихий, но твердый голос англичанки:

– Я знаю этого человека, доктор. Он не может здесь оставаться, такое опасно. Надо его вытащить отсюда… – потрепав дремлющего Пьера по мягкой щечке, врач поднялся:

– Мы сделаем все, что в наших силах, миссис Лаура. Он заберет вас, с мальчиком, готовьте вещи… – ему показалось, что в немного раскосых глазах женщины промелькнул страх. Она помолчала:

– Скажите ему, что здесь Монахиня. Он все поймет. Не надо… – смуглые пальцы заколебались у изуродованного шрамами рта, – не надо упоминать о моем… – доктор и не собирался:

– Даже если он не муж и не родственник, он позаботится о женщине с ребенком… – врач помнил уверенное движение крепких пальцев, по своей ладони:

– Я офицер британской армии, я воевал в Африке и Нормандии. Русский язык я знаю с детства. Помогите мне выбраться отсюда… – британец застегнул пуговицы тулупа:

– Большое спасибо. Давайте инструмент… – доктор, невольно, улыбнулся:

– Называется, хирургический молоток. При известной сноровке им даже можно убить. Но подождите, мне надо вам что-то сказать…

Выкрашенная белой краской дверь в коридор затрещала, медная ручка хрустнула. Знакомый врачу голос, грубо, распорядился:

– Стоять! Стреляем без предупреждения, не двигаться…

Доктор не успел понять, как все случилось. Со свистом пролетев по комнате, финка вонзилась в лицо куратора, пониже глаза. Захлестали выстрелы, англичанин, с размаха ударил врача молотком в висок:

– Вы ничего не знаете, и ничего мне не приносили…

Он вскочил на подоконник, маленький, легкий, лазоревые глаза блеснули яростным холодом. Зазвенело стекло, он выпрыгнул во двор:

– Я не сказал ему о миссис Лауре… – голову врача наполнила тупая боль. Он медленно осел на половицы палаты, под ноги конвоя внутренних войск.

Лаура выучила наизусть трещины и разводы на грубо оштукатуренной стене камеры.

Она свернулась клубочком, натянув на себя и мальчика лагерный, толстый бушлат и плохо греющее, серое одеяло. Изо рта вырывался пар, за маленьким, залепленным хлопьями снега окном, бушевала метель. Пьер спал, прижавшись к груди, спрятавшись среди вороха тряпок. Пошевелив рукой, Лаура, в который раз, посчитала на пальцах:

– Четверг, пятница, суббота, воскресенье… – доктор приходил в четверг, перед советским праздником. Тогда она впервые услышала, что Питер на базе. У Лауры не оставалось сомнений:

– По описанию ясно, что это он. Он носит семейный крестик… – врач сказал, что у неизвестного британца есть золотое, по виду старинное распятие. Лаура понятия не имела, как в Лондоне узнали о ее пристанище. Она подышала на сложенные в кулак пальцы:

– То есть не пристанище, а тюрьма. Или у них сидит крот, на Лубянке? Он наткнулся на мою папку, передал в Лондон сведения о том, что я в России. Только сведения, без фотографии. Отправлять снимок сложнее… – Лаура не сомневалась, что ее досье ушло в Москву. Она узнала человека, допрашивавшего ее после возвращения К-57 на базу:

– До войны у нас имелись его снимки, из Испании. Американцы поделились материалами. Но имени мы не знали, его звали Кепкой… – с довоенных времен Кепка почти не изменился. Лаура помнила старый шрам, на лбу, черные, густые, поседевшие волосы. От него пахло сандалом, говорил он на хорошем, изысканном испанском языке:

– Он поверил, что я просто неграмотная индианка, – успокоила себя Лаура, – кто я такая, на самом деле, знают только моряки К-57. Они меня не выдадут… – с Кепкой она разыгрывала испуг и невежество, едва выдавливая из себя ломаные, испанские слова.

Сквозь завывание ветра Лаура разобрала далекий перестук сапог охранников:

– Но с четверга прошло три дня. Сегодня воскресенье, а Питера все нет… – она не хотела думать о самом плохом, но Лауре больше ничего не оставалось:

– Доктор тоже не появляется, хотя обычно он приходит каждые два дня… – в четверг, при визите, врач предупредил ее, что постарается помочь Питеру бежать. Лаура крепче прижала к себе сына:

– Питер с детства знает русский язык. Он, наверняка, выдал себя за коллаборациониста или белоэмигранта. Он бы никогда не признался, кто он такой, на самом деле. Точно так же, как не признаюсь я… – Лаура понимала, что будет означать такое признание и для нее и для кузена. Пьер мирно посапывал еще немного заложенным носом. Она сдержала рыдание, горло перехватило: