Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– Ольга, как зовут этого англичанина, де Уинтера… – та пожала плечами:

– Максимилиан. Макс. Красивое имя… – у Розы захолодели кончики пальцев:

– Конечно. Это Макс де Уинтер. Владелец Мэндерли… – бесцеремонно оттолкнув Ольгу, удерживая дочерей, она спрыгнула на влажную гальку:

– Констанца, нет, нет… – в белом, стылом тумане, Роза едва разглядела невысокую фигурку доктора Кроу:

– Надо ее догнать, это ловушка. Сюда прилетел вовсе не Степан… – оскальзываясь на камнях, Роза побежала на шум прибоя.

Констанца не могла оторваться от его теплых, надежных рук.

Большие ладони гладили ее впалые щеки. Он целовал высокий лоб, упрямую складку, между бровями, прядку волос, цвета палой листвы, выбившуюся из-под потрепанной ушанки. Констанца запрокинула голову, шапка упала на блестящую, мокрую гальку.

Шумел прибой, он шептал:

– Наконец-то, любовь моя, наконец-то. Мы полетим в Шотландию, и больше никогда не расстанемся. Я люблю тебя, так люблю… – все было так, как думала Констанца, задремывая на исходе ночи, в неуютной, остывшей постели:

– Мы поселимся в маленьком домике, на берегу моря. Степан посадит розы, в палисаднике. Мы заведем лабрадора, они очень добрые. Степан будет летать, как он хотел, в местной авиации, а я вернусь к работе. Стивен с семьей приедет к нам, Густи поиграет с собакой… – Констанца хотела спросить о брате, но только вложила хрупкие пальцы в его руку:

– Кольцо я сохранила, мой милый. Пока мы вместе, смерти нет… – от нее пахло табаком, кофе и горьким, неуловимым ароматом цитрона. Констанца нырнула под распахнутую, авиационную шинель:

– Он сбрил бороду, как в Норвегии, когда мы ездили в Осло. Ему идет, без бороды. Ему все идет… – она, мимолетно, коснулась круглого шрама, на его щеке:

– Максимилиан, мерзавец, ранил его в Дании. Забудь, забудь, все прошло, все позади… – она вдыхала уютный запах пряностей и соли:

– Он все такой же, мой Степан. Только появилось немного больше седины… – туман на берегу был таким густым, что Констанца не видела самолета:

– Наверняка, это летающая лодка, Каталина. Они замаскировали машину, чехлом. Сейчас мы окажемся на борту, через час гидроплан сядет на воду, рядом с британской субмариной… – она услышала негромкий стук серебряной ложечки, о фарфоровую чашку:

– Почти пять вечера. Дядя Джон или тетя Юджиния всегда старались выпить с нами чаю, если они были в городе… – детский чай накрывали в игровой комнате, в особняке Экзетеров:

– Когда Питер с Маленьким Джоном и Стивеном приезжал из Итона, он всегда у нас оставался. У нас было много детей, а тетя Юджиния работала, в парламенте, и возвращалась только поздно вечером… – Тони и Констанца ходили в Королевский Колледж, на Харли-стрит, который заканчивала и леди Юджиния. Девочек забирала из школы шотландская гувернантка:

– Дядя Джон шутил, что это семейная традиция, с шестнадцатого века. Миссис Макдонелл родилась на островах… – шотландка поднимала подопечных в шесть утра, отказываясь разжигать камин в спальне, даже зимой. Констанца помнила строгий голос, с сильным акцентом:

– Ничего, здоровей будете. Холод еще никому не вредил… – к детскому чаю подавали овсяные лепешки, сконы, мед и джемы из ягод:

– Степан нам будет варить джемы, как он делал в Норвегии. Сегодня я увижу Джона, не могу поверить. На лодке нам нальют чаю. Малышки Розы замерзли, и у нее Паоло на руках…

Не отрываясь от его губ, Констанца пошарила за воротником советской шинели. Пальцы натолкнулись на цепочку:

– Не такая, как у медальона, тоньше. Он, наверное, носит медальон на цепочке от крестика… – приподнявшись на цыпочках, Констанца шепнула:

– Ты тоже не снимал медальон, как я не снимала кольцо. Милый мой, милый… – Констанца, с тоской, поняла:

– Пять лет прошло, с последнего раза. Тогда, в Москве, за нами следили. На лодке трудно остаться одним, но в Шотландии мы проснемся вместе. То есть я буду засыпать, а Степан, просыпаться. Нас больше никто, никогда не разлучит… – пальцы Констанцы натолкнулись на что-то странное, незнакомое.

В дымке она почти не видела его лица, не понимала, где находится самолет:

– Но где-то рядом. Приятель Степана, де Уинтер, наверное, за штурвалом. Что это, у Степана на шее… – сквозь аромат соли до Констанцы донесся неприятный запах.

Петр испугался.

Проклятый Степан, заживо погребенный в Лондоне, не упоминал ни о каком медальоне:

– Что она бормочет, эта жидовка… – шепча ей о любви, он едва преодолевал брезгливость, – она нащупала мешочек. Сейчас она поинтересуется, что это такое. Мне надо пристрелить остальных, и сгрузить ее в Айчи. Незачем здесь зря болтаться… – Петр услышал скрип гальки, тяжелое дыхание. Странно знакомый женский голос позвал:

– Констанца, стой, это ловушка! Он не Степан, он только притворяется. Здесь фон Рабе, Констанца… – заплакали дети, она выскочила из тумана прямо на Петра. Он узнал тяжелые, темные кудри, развевающиеся по ветру:

– Сучка, мерзавка, она меня в Бельгии ударила каблуком по лицу. Партизанская шлюха, вот кого Эйтингон привез из Германии. Он ее приставил куратором к 1103… – жидовка держала в охапке рыдающих, тоже темноволосых малышей, в маленьких шубках. Петр бросил взгляд на расстегнутую куртку:

– Она еще и младенца сюда притащила. Сейчас она получит пулю в лоб, как и остальные… – Петр не успел вырвать пистолет из кобуры. Он почувствовал резкий удар, в шею, пронзительную, острую боль. Воротник шинели мгновенно намок кровью, запах гноя усилился:

– Мерзавка метнула в меня нож… – лезвие прошло по касательной, но Петр, невольно схватившись за шею, сдавленно застонал. Жидовка рванула за руку доктора Кроу:

– Констанца, бежим! Надо вернуться к опелю, уехать отсюда… – из тумана появились очертания двух фигур. У Петра затряслись колени:

– Их четверо, а я один. Его светлость может ничего не разглядеть, не услышать голосов, за шумом прибоя. Жидовка работала с партизанами, то есть с бандитами. Ей ничего не стоит меня обезоружить, пристрелить, и сбросить труп в море…

Зажимая рукой царапину, забыв о пистолете, он попятился назад, к кромке прибоя. Неловко ступив на мокрый камень, взмахнув руками, Петр шлепнулся в ледяную воду. Жидовка подтолкнула доктора Кроу:

– Бежим! Натали, Ольга, это ловушка… – на обрыве скалы, в морозной мгле, заметались огни фар. Заставив себя нащупать пистолет, с трудом поднявшись, Петр услышал сзади сухой щелчок снайперской винтовки.

Дети орали, он ощутил сильный толчок, пониже спины:

– Вам ничего нельзя поручить… – брезгливо сказал Максимилиан, – идите в Айчи, ждите меня… – фон Рабе без интереса посмотрел на светлые, испачканные кровью волосы русской. Пуля Макса попала ей в глаз, она рухнула лицом вперед: