Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

Начальница, как они, весело, называли Констанцу, не могла проверить их камеру, не вызывая подозрений, однако в додже они разговаривали спокойно. Со школьных времен Наталья хорошо помнила немецкий язык:

– На лесоповале тоже было с кем практиковаться, – хмуро заметила девушка, – у нас на лагпункте даже американки сидели. Заодно я английский язык выучила…

На Бире валили лес жены американских коммунистов, приехавших на великие стройки СССР, левые из Германии, бежавшие от Гитлера и китаянки, арестованные, за якобы шпионаж, в пользу Гоминьдана:

– У нас в бараке были польки, женщины из Прибалтики, украинки… – Наташа загибала пальцы, – в общем, всякой твари по паре, как говорили наши религиозницы…

При первом осмотре нового, укрепленного броней грузовика доктор Кроу вытащила жучки из доджа. В кабине, как и в комплексе, они говорили спокойно. Охранники не понимали немецкого или английского, а резиденция Розы не прослушивалась. На русский они не переходили. Доктор Кроу тщательно скрывала от чекистов знание языка:

– Учитывая наши планы, – заметила женщина, – нам надо вести себя очень осторожно…

На тоннельных участках работали вольнонаемные. Летом, через долгую цепь знакомств, пользуясь помощью начальника медицинской части, харьковского профессора, Розе и Констанце удалось передать письмо, одному из врачей. Весточку должны были отправить по безопасному адресу, в захолустный поселок Краскино, рядом с корейской границей. Услышав о письме, Наташа кивнула:

– Контрабандисты. У нас сидели уголовницы, местные китаянки, из Благовещенска, из Владивостока… – они понятия не имели, дошло ли письмо в Лондон:

– В любом случае, – вздохнула Лючия, – ждать нельзя, роды через месяц. У нас и так две девочки на руках…

Наташе еще требовалось, тоже через вольнонаемных, узнать распорядок охраны аэродрома:

– Неизвестно, какие у них машины, – сказала девушка, – но нам надо только дотянуть до Хоккайдо. Надеюсь, что в суматохе, с диверсией, не обратят внимания на нашу пропажу…

Диверсию, на участке, где тоннель уходил под берег Татарского пролива, готовила Констанца. Начальник конструкторского бюро каждый день посещала участок, объясняя Гаврилову, что сама хочет проследить за ходом первого этапа строительства:

– У нее есть доступ к взрывчатке. Она бежала от нацистов, тоже заминировав инженерные сооружения…

Доктор Кроу не говорила о том, где провела войну. Они только знали, что Констанца приехала в СССР в поисках любимого человека:

В разговоре с золовкой, Лючия вздохнула:

Я бы тоже так сделала, если бы знала, что Россо здесь… – она вытерла глаза тыльной стороной руки:

– Только его больше нет, нет… – Наташа утешала ее, приводя примеры удачных побегов. Золовка шептала:

– Одна женщина на Колыме перешла Берингов пролив, по льду, и оказалась в Америке. Павел выживет, мы встретимся с ним, в Италии… – Лючия брала загрубевшую руку девушки:

– Ей всего двадцать четыре, а она выглядит моей ровесницей. Словно ей идет четвертый десяток, как мне и Констанце. Ничего, главное, достичь свободы. Натали оправится, выйдет замуж в Италии. Может быть, Россо, действительно жив… – Лючия замирала:

– Роза верит, что вырвется отсюда, что вернется к мужу. Мы все верим, иначе зачем жить…

Она жалела, что не успела рассказать Павлу о находке, сделанной ей в эрмитажных архивах:

– Россо с Мишелем спорили, кто изображен на гравюре Дюрера, то есть школы Дюрера, и на рисунке Ван Эйка. Теперь я, кажется, знаю, кто. Россо был прав, насчет русских в Европе Ренессанса. Понятно, почему отца Россо Фиорентино звали Тедески. Он, действительно, родился в Нижних Землях…

Лючия записала все, своим четким почерком, в тетрадь, выданную ей, как переводчику. Листы положено было сдавать в отдел внутренней безопасности шарашки. Лючия, реставратор, искусно вырвала их из переплета. Никто, ничего не обнаружил. Бумагу она хранила в камере, в тайнике, устроенном в матраце, по указаниям Наташи:

– Сразу видно, что у тебя первая зона, – невесело заметила золовка, – что ты сидела в одиночке… – Лючия кивнула:

– В Большом Доме. Я просила увидеть Россо, но мне, конечно, ничего не позволили. Из Ленинграда меня привезли сюда… – Наташа помолчала:

– Меня держали на Лубянке, а потом… – она махнула рукой, – в общем, я отказалась пойти путем мадам полковник. Меня сунули кормить гнус, в непролазную тайгу… – Лючия прижалась щекой к ее щеке: «Скоро все закончится, обещаю».

Сжевав половину своей половины, Наташа, все-таки, заставила золовку доесть котлету. Наташу не пускали на виллу, шофер ожидал Констанцу, с конвоем, в додже. О разговорах в комплексе и о том, как, по словам профессора, проходила беременность золовки, она узнавала только в кабине американского грузовика.

Наташа все не могла поверить, что Павел выжил и женился на графине:

– Ты не понимаешь, – призналась она Лючии, – мы с мамой получили извещение, что он пропал без вести, в сентябре сорок первого. То есть получила мама, в Ленинграде. Она написала мне в Энгельс, в летную школу. Тогда в Ленинград еще ходила почта… – Лючия аккуратно размешала сахар в чае. Наташа свою пайку грызла:

– Его взяли в плен в июле, в Белоруссии. Впрочем, тогда у вас на фронте царила неразбериха. Ясно, почему извещение долго шло из действующей армии… – взяв кружку, Наташа пошла к форточке. Закуривая «Беломор», девушка понизила голос:

– Из бездействующей армии, и не неразбериха, а бегство… – она почувствовала на плече ласковую руку Лючии:

– Мы с ней похожи, – поняла Наташа, – только она темноволосая, а я блондинка. Мальчик или девочка может родиться рыженьким, как Павел. То есть Россо… – слезы потекли по щекам, Наташа шмыгнула носом:

– Я думала, что Павел мертв, и что я сама умру, сгнию в тайге. И вообще, я графинь видела только на портретах, в Эрмитаже… – она замерла:

– Лючия, он опять толкается… – ребенок двигался, невестка улыбнулась:

– Он получил сахар и мясо, пайку для беременных… – Наташа помотала головой:

– Не надо о таком. Лучше расскажи мне еще об Италии… – она ткнулась мокрым лицом в плечо Лючии, – расскажи, как мы поедем в Венецию, на остров Капри. Спой свою песню…

В лицо дул свежий, соленый ветер, сияло весеннее солнце.

Брызги воды плеснули в лодку, Лючия прикрыла рыжеватую голову ребенка, в одеяльце:

– Не надо простужать юного графа д’Эсте, то есть Юдина… – Павел весело отозвался:

– Ничего, он у нас парень крепкий… – обернувшись, Наташа увидела разноцветные дома Неаполя, дальний силуэт Везувия, на горизонте.

Выла метель, бросая хлопья снега, на запертые, железные ставни, по участку метались лучи прожекторов, лаяли собаки. Высокий голос Лючии взлетел к сводам камеры, к забранной проволочной сеткой лампе: