Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– Но его жена должна быть где-то похоронена. Жена, другие члены экспедиции… – Мишель взглянул на горные хребты, на конусы двух вулканов:

– Может быть, он решил не устраивать кладбище рядом с домом… – о судьбе своего корабля сэр Николас тоже не упоминал.

Плед леди Джоанне подарила золовка, жена покойного дяди Джона, герцогиня Экзетер:

– Элизабет и Джон уверили нас, что позаботятся о детях… – заметил сэр Николас, – я не хотел брать малышей в опасную экспедицию… – лазоревые глаза были спокойны.

Мишель не стал спрашивать, почему сэр Николас не вернулся в Британию:

– Понятно, что он собирался остаться во льдах. Он опытный моряк. Если бы с кораблем что-то случилось, он дошел бы до Грютвикена даже на шлюпке. Он исполнил свою мечту, ценой несчастья других людей, ценой сиротства Стивена и Констанцы… – Мишель прикусил язык. Ворону шел восьмой десяток:

– Не мне его учить, я для него мальчишка. Неизвестно, где сейчас Стивен, и Констанца. Они привыкли считать отца мертвым. Он, конечно, отпетый эгоист… – получив палку, Мишель прошелся туда-сюда:

– Спасибо, дядя Николас… – шкура, загораживающая вход в палатку, колыхалась под легким ветром:

– Она сказала, что не может быть со мной, но ничего не объяснила, и ушла. Я видел, что она плакала… – Мишель не думал о шрамах, на лице жены:

– Если она беспокоится, о том, как она выглядит, то это чушь. Хорош я был бы муж, обращающий внимание на такие вещи. Я обещал, у алтаря, всегда о ней заботиться, всегда оберегать. Ради меня она прошла долиной смертной тени. Она добралась до Антарктиды, хотела меня спасти… – Мишель опять посмотрел на палатку:

– Лаура никогда не поступила бы так, как дядя Николас. Она мать, у нее ребенок. Она сильный человек, и не спрячется от собственного сына. Но от меня она убежала… – Мишель напомнил себе, что жене сейчас тяжелее:

– Надо ей цветов сорвать. Желтеньких… – он, невольно, улыбнулся, – других здесь все равно нет. Сейчас и сорву… – опираясь на палку, наклонившись, он подхватил старый пузырек, аптечного стекла. Собака, разнежившись на солнце, улеглась на бок:

– Значит, собаки источник стороной обходят… – Мишель поболтал пузырьком, – вы правильно делали, что не купались в нем, дядя Николас… – Ворон показал горячий родник, где, как он выражался, грелись кости:

– Твое колено в порядок придет, – пообещал ему дядя, – но от шрамов Лауры такая вода не помогает… – Мишель знал, что поможет жене:

– Сейчас я этим займусь, – он поймал себя на улыбке, – но сначала цветы… – маслянистая вода оставляла след на стенках пузырька:

– Источник, где я собираюсь колено лечить, тоже минеральный, но безопасный… – от воды в роднике пахло сероводородом, – но это, совсем другое… – Мишель узнал оттенок желтого цвета:

– Раньше смолку использовали для приготовления красок. В восемнадцатом веке ей расписывали фарфор, фаянс. В Лувре хранились такие сервизы. Смолку добывали в Судетских горах… – Мишель, аккуратно, потушил окурок о камень:

– Ваша покойная теща, сэр Николас, герцогиня Экзетер, много занималась этим минералом. Поэтому она и умерла. Впрочем, в те времена еще не знали причин ее болезни… – Мишель бросил пузырек в догорающий костер.

Над южным хребтом, между вершинами двух вулканов, поднималась бледная луна:

– В роднике вода с продуктами распада урана, дядя Николас… – затрещав, пламя окрасилось в изумрудный цвет, – вы здесь, кажется, сидите, на доброй части мировых запасов этого элемента… – дождавшись, пока пузырек, почернев, треснет, Мишель похромал к зарослям мелких, желтых цветов.

В бретонских лесах, ночуя на базе партизанского отряда, Лаура часто просыпалась ранним утром. Они с Мишелем уходили ночевать в лес, расстилая одеяло в укромном месте, на берегу ручья. Неспешно журчала вода, пахло сосновой смолой, на траве блестели капельки росы. Наверху, глубоко в ветвях деревьев, перекликались голуби.

Приподнимаясь на локте, Лаура осторожно целовала белокурый висок: «Я сейчас, милый». Он сонно, спокойно улыбался:

– Я люблю тебя… – не просыпаясь, шептал Мишель, – так люблю… – Лаура доставала из немецкой, трофейной сумки стальную кружку, со штампованной свастикой. Она собирала чернику, щурясь от рассветного солнца. Над поросшими мхом полянами, висела белая, легкая дымка тумана. Лаура шла к ручью, облизывая покрытые пурпурным соком пальцы:

– Губы у меня тоже все в пятнах были… – она лежала, завернувшись в тюленью шкуру, – Мишель смеялся, что я на вкус тоже, как черника. Он не придет, не придет. Он видел мое лицо… – Лаура затолкала в рот угол шкуры. Не сдержавшись, женщина тихо завыла: «Он не придет».

Иногда они с Мишелем встречались в маленьких городках, снимая комнаты в пансионах. Лаура появлялась первой, сходя с деревенского автобуса, со скромным чемоданом, и футляром для пишущей машинки. Она старалась выбрать комнату с кухонным углом. Мишель, с документами фермера, делал вид, что приехал на рынок. Лаура помнила холщовую куртку и кепи мужа, веселый голос:

– Держи. Яйца, салат, лук с грядки, и твоя черника… – он привозил плетеную корзину ягод, или лисички. Лаура покупала в лавке свежие сливки:

– Теодор научил меня по-русски лисички готовить. Только они со сметаной грибы делают. С черникой я пирог пекла, по рецепту бабушки Марты… – Лаура не застала бабушку в живых, но у тети Юджинии хранилась рукописная тетрадь, с пожелтевшими страницами.

Девочкой, Лаура любила читать четкий почерк бабушки:

– Пирог с тыквой, пирог с черникой. Запеченная индейка к Дню Благодарения или Рождеству, соленые огурцы, на русский манер… – бабушка занесла в тетрадь даже рецепты щей и квашеной капусты:

– Мишель любил шукрут, – Лаура всхлипнула, – он рассказывал, как до войны ездил в замок де ла Марков. Покойная Элиза с матерью готовили ему шукрут с можжевеловыми ягодами. Я обещала, что после войны сделаю ему и шукрут, и говядину по-бургундски, и петуха в вине… – ночами они часто говорили о послевоенном времени:

– Я уйду из Секретной Службы… – смеялась Лаура, – начну преподавать языки, в университете, а ты вернешься в музей. Станем, как добропорядочные буржуа, гулять с детьми в Люксембургском саду… – Мишель обнимал ее:

– Будем ходить к мессе, обедать у Теодора и Тео, приглашать их к себе… – Лаура поджала колени к животу:

– Ничего не случится. Мишель ко мне не вернется, я ему не нужна. Я урод, мне надо спрятаться, в глуши, в деревне… – Лаура вытерла слезы с лица: «Думай о деле».

Прежде всего им требовалось добраться до Грютвикена, миновав северный хребет и сто километров пути, по вечному льду. Вчера Лаура не успела, как следует, поговорить с Мишелем:

– Он бежал от немцев, убил фон Рабе… – женщина передернулась, – надо уходить, как можно быстрее… – нацисты могли отправить за Мишелем погоню: