Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– Надо замерить уровень радиации в долине. Впрочем, старик здесь тридцать лет живет, а он здоров, как бык… – Каммлер разлил по стаканам остатки коньяка:

– Кофе и сигареты мы привезем. Попробуете отличное, коллекционное бордо, из наших запасов… – Ворон, недовольно, почесал короткую, седую бороду:

– Это все хорошо, но я рассчитывал оставить здесь мадам де Лу. Она бы мне пригодилась, по хозяйству… – Каммлер усмехнулся:

– Вот почему он волновался. Ладно, о его нуждах мы позаботимся… – он поднял грубый стакан:

– Думаю, герр Клаус, затруднений вы не испытаете. Мы все организуем… – Максимилиан доставил в Новую Швабию два десятка прооперированных женщин:

– Они тихие создания, словно скотина. Старик останется доволен… – они чокнулись:

– Ваше здоровье, дорогой хозяин… – радушно сказал Каммлер. Ворон осушил свой стакан: «Прозит, как говорят у вас в Германии. Отличный коньяк».

Ранение в поясницу не мешало Максимилиану заниматься делами. На базе оборудовали хороший госпиталь, хотя персонал почти не болел:

– Здесь здоровый климат, а холод арийцам только полезен… – он внимательно рассматривал наброски карты оазиса, – не зря покойный Отто считал, что наши предки жили в высоких широтах. Он даже нашел какое-то племя, но смешанной крови… – племя уничтожили, чтобы освободить плацдарм для ракет фон Брауна:

– Все равно, пока у нас нет удаленного управления, Нью-Йорк находится в полной безопасности… – кисло подумал Макс. Мягко светила домашняя, настольная лампа, под зеленым абажуром. В бокале переливалось рубиновыми искрами довоенное бордо. Врачи прописали Максу вино, для восстановления сил:

– Но я не так много крови потерял, как на Балатоне. Переливания делать не пришлось… – на кашемировом одеяле, кроме карты оазиса, лежал серый футляр, прочного металла. Выслушав доклад коллеги Каммлера, Максимилиан хмыкнул:

– Мерзавка, в поисках мужа, добралась до Антарктиды. Проклятая лгунья… – он оборвал себя. Даже Каммлеру, другу, не стоило знать историю с так называемым ребенком. Максимилиан с нетерпением ожидал встречи с мадам Монахиней:

– Старику я бы, все равно, ее не отдал… – усмехнулся обергруппенфюрер, – мы ему пошлем женщину из нашего загона… – так, между собой, они называли помещения, где содержали привезенных из Патагонии девушек. Максимилиан распорядился отправить на ледник и в горы хорошо вооруженные патрули егерей:

– Надо взять ее живой, как вы взяли мальчишку, – заметил он Каммлеру, – но месье Маляр решил поиграть в благородство, спасти жену. Поэтому при аресте он и не сопротивлялся… – Максимилиан решил, что мадам Монахиня зажилась на этом свете:

– Обратно в Патагонию я ее не потащу, а в здешнем загоне такая уродина не пригодится. Разыграем сцену, со средневековой картины. Устроим ей пытки, на глазах у мужа… – мужа Максимилиан еще не видел, и не хотел.

На юг, в оазис, отправлялась экспедиция ученых, вооруженных сведениями об анализе воды, из горячего источника. В ней, действительно, нашли продукты распада урана:

– Старик молодец, – весело сказал Макс Каммлеру, – знает свою выгоду, что называется. Отвезете ему женщину, кофе, сигареты, и пусть живет спокойно. Долина нам очень пригодится… – Максимилиан, четким почерком, написал на карте: «Валгалла».

Требовалось пробить дорогу от Новой Швабии к оазису, начать разработку месторождения, развести на юге, в более теплом климате, плантации овощей:

– Я бы и коров со свиньями сюда отправил, из Патагонии, – сказал Максимилиан Каммлеру, – но они не выдержат семидесяти километров пути, в таком холоде. Подождем, пока в Валгалле появится настоящий аэродром… – по данным разведки, долина занимала примерно двадцать квадратных километров. Самолеты, как в Патагонии, могли опуститься и на озерную гладь. Каммлер ушел проводить совещание со строителями. Макс велел ординарцу, солдату СС, принести из его личных апартаментов саквояж. Обергруппенфюрер никогда не расставался с рисунком Ван Эйка. Щелкнули замки футляра, однако он не стал подвигать эскиз ближе.

Допив вино, Макс потянулся за ронсоновской зажигалкой. Он курил, разглядывая знакомое, упрямое лицо женщины:

– Видишь, – тихо сказал Макс, – леди Холланд во всем оказалась права. Она писала твоим шифром… – на раме зеркала переплетались причудливые, округлые очертания неизвестных Максу букв. Он был больше, чем уверен, что 1103 разобралась в шифре:

– Я ей показывал рисунок, говорил, что женщина на нее похожа… – модель Ван Эйка стояла, откинув голову, с разметанными по худым плечам, охряными волосами, – моя драгоценность все поняла… – оставленные 1103 в коттедже, в Пенемюнде, заметки, заключенная писала тем же шифром. Максимилиану, страстно, хотелось узнать имя женщины, на рисунке:

– Даже больше, чем увидеть Цецилию… – он опустил веки, – я должен понять, кто она такая, найти ее имя. Дюрер ее рисовал в Италии, постаревшей… – товарищ барон мог бы разобраться в рисунке и гравюре, но Макс не хотел отдавать Ван Эйка в его руки:

– Мерзавец вообще больше белого света не увидит… – фон Рабе приказал держать барона под круглосуточным наблюдением, – я сам всем займусь, узнаю, кого рисовал мастер… – длинные, слегка подрагивающие пальцы стряхнули пепел.

Максимилиан подумал о хрупкой, белой, нежной шее, о коротких, мягких волосах, цвета охры:

– Моя драгоценность, – протянул он, не отводя глаз от рисунка, – обещаю, я отыщу тебя. Я подарю тебе уран, моя драгоценность, а ты подаришь нам бомбу… – осторожно наклонившись, Макс коснулся губами старинной бумаги, уверенного очерка серебряного карандаша: «Ты скоро будешь со мной, навсегда».

Подъемник, дернувшись, остановился.

В темной, едва освещенной шахте, уходящей вниз, что-то гудело. Петр Арсеньевич, с опаской, ступал на открытую платформу. Он предпочитал закрытые со всех сторон, защищенные лифты, стоявшие в «Орлином гнезде». Здесь тоже были такие, но сейчас требовалось доставить из хранилища ящики с грузом. Воронцову-Вельяминову не нравился черный провал шахты, тусклое мерцание ламп, сырой дух могилы, поднимающийся из недр земли. Он был рад, что не отправляется со второй экспедицией в Валгаллу, как, с легкой руки его светлости, стали называть новое приобретение возрожденного рейха:

– Геологи собираются искать месторождение урана… – платформа шла медленно, металл, под ногами, заметно вибрировал, – рыть шахты, спускаться туда… – поежившись, Петр вспомнил, как в Москве, летом сорок первого года, сорвал с шеи галстук:

– Узел мне удавкой казался. Я боялся, что немцы возьмут столицу, повесят меня, с другими работниками НКВД… – в Патагонию приходили газеты из Америки и Европы. Журналисты утверждали, что бонз рейха, находящихся под судом в Нюрнберге, ожидает смертная казнь на эшафоте: