Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая

– Надо ему новую рубашку сшить, как в песне… – Эстер даже улыбнулась, – а девушке обещают дом построить. Будет ли у меня дом, будет ли девочка? Ей кинжал передать надо… – она задремала, сжимая золотую фигурку рыси, устроив пистолет у носилок, слушая ровное дыхание больного.

Виллем узнал озабоченное, худощавое лицо женщины, склонившейся над ним. Она коротко остригла волосы, но голубые, большие глаза не изменились:

– Кузина Эстер. Ее мужа в Аушвиц отправили, а она сама в Польше была. То есть не ее мужа, а мужа Элизы покойной. Надо ей сказать, чтобы она не волновалась, что ее дети в безопасности… – Виллем попытался нахмуриться. Он хорошо помнил исповедь коменданта Аушвица, Хёсса, помнил, как довез детей до Кракова:

– Я где-то их оставил, но где? Передал знакомому, священнику, или послушнику. Потом куда-то пошел… – дальше все покрывала белесая пелена. Он чувствовал боль в голове, сначала резкую, а потом тупую, ощущал холод, пробирающийся под рясу. Застучав зубами, Виллем разомкнул губы:

– Кузина Эстер, где я… – он понял, что лежит на носилках, в полутемном шалаше:

– Мы такие шалаши детьми строили, в скаутах. У нас текла река, горная, порожистая. Амель называлась… – он опять нахмурился:

– Или не Амель, другая река. Еще было озеро, море… – он помнил пляж, белого песка:

– Мы с Элизой и родителями в Остенде ездили. Или не в Остенде… – кузина Эстер, ласково, коснулась его плеча:

– Послушайте меня, кузен Авраам… – Виллем помотал головой, сразу об этом пожалев. Затылок разломило тупой болью, Эстер попросила:

– Не двигайтесь, пожалуйста. Я вам недавно сделала операцию. У вас пуля в голове застряла, вы больше года провели, потеряв память. Но сейчас все хорошо… – у нее была уверенная, надежная рука с длинными пальцами.

От входа в шалаш доносились распоряжения Блау. Оставаться на поляне было опасно, но разведчики нашли неподалеку отличное ущелье. Эстер приказала перевести отряд в тамошние пещеры, и послать гонцов в соседние отряды, предупреждая о возможном появлении русских. Почти весь отряд снялся с места, Авраама переносили последним, в сопровождении Эстер. Временные шалаши давно разобрали, оставив один, где лежал больной. Кроме следов от кострищ, на поляне больше ничего не выдавало присутствия здесь партизан.

Эстер поднесла к губам кузена немецкую флягу:

– Сладкий кофе. Немного вам можно… – Виллем почти забыл вкус кофе:

– Даже не помню, когда я его пил, в последний раз. Хотя нет, помню. В Аушвице. Но откуда я мог достать кофе, в Аушвице… – выслушав кузину, он поморгал рыжими ресницами:

– Нет, все не так. Я уехал из лагеря с детьми, а кузен Авраам остался, под именем Войтека Вольского… – ветки зашуршали, Виллем увидел знакомое лицо:

– Он подтвердит, – обрадовался мужчина, – это капо барака, где Авраам сидел. Пан Конрад Блау, по прозвищу Копыто. Он обещал помочь Максиму бежать из лагеря… – Виллем добавил:

– Максим еще один наш родственник… – кузина кивнула:

– Я знаю. Пан Конрад сдержал обещание… – Виллем заметил, что кузина и Копыто обменялись быстрым взглядом.

– Интересно, как Копыто сюда попал, – подумал Виллем, – тоже, что ли, из лагеря бежал? Или его освободили? Он уголовник, к ним немцы по-другому относятся. Но почему он с партизанами? Он вор, торговец краденым, что ему здесь делать… – он почувствовал, что хочет спать:

– Кузина Эстер сказала, что меня ранили, что я год скитался по стране. Надо вспомнить, где я оставил группу, из Мон-Сен-Мартена. Там ее мальчики, Иосиф и Шмуэль… – Виллем слегка улыбнулся, – отличные у нее парни. На нее похожи, как две капли воды… – он устало закрыл глаза: «Я посплю, и все вспомню, обязательно».

У выхода из шалаша Эстер посмотрела на хронометр:

– Незачем вам здесь болтаться, пан Конрад… – поляну заливало закатное солнце, – забирайте Циону и остальных, поднимайтесь наверх, к пещере… – у Блау отросла борода. Несмотря на форму вермахта, немецкий автомат на плече и гранаты у пояса, пан Конрад напомнил Эстер раввинов, виденных ей в Эсноге, во время развода:

– Теперь заметно, что у Блау еврейская кровь есть… – пан Конрад, недоуменно, сказал:

– Он до сих пор считает, что он Виллем, пани Звезда… – Эстер вздернула бровь:

– Три дня с операции прошло. Опухоль спадает, но выздоровление может затянуться… – она скрыла вздох:

– Мне надо узнать, где мальчики. Ладно, когда отряд уйдет, станет безопасно, и я при оружии… – поляна помещалась на склоне уединенного, поросшего соснами холма. Мягкий, сухой мох пружинил под ногами, внизу тек чистый ручеек. Девушки собирали лесную малину и орехи, кто-то из парней нашел гнездо диких пчел.

– Провизию вы мне оставите, – велела Звезда пану Конраду, – я не хочу трогать Авраама с места, пока он окончательно в себя не пришел. Устраивайтесь наверху… – она махнула в сторону гор, – я и Авраам к вам присоединимся, позже… – Блау обещал, каждый день, присылать гонца:

– Не беспокойтесь, – уверила его Эстер, – думаю, недели на выздоровление доктора Судакова хватит. За Ционой присматривайте… – Блау, в который раз, обещал себе поговорить с женой, как он называл, про себя, Циону:

– Я ее старше, опытней. Я объясню, что так для всех лучше. Никому отродье нациста не нужно, и ей, в первую очередь… – Эстер тоже напомнила себе, что надо, до отъезда в столицу, посидеть с племянницей:

– Но сначала надо об Аврааме позаботиться… – пожав ей руку, Блау порылся в кармане рубашки:

– Я малины собрал, для Ционы… – он, немного, покраснел, – возьмите, пани Звезда. Аврааму, наверное, сейчас сладкое полезно. Для мозга, – добавил Блау, – Гитлер сладкого не ест, говорят. Поэтому он такой дурак…. – Эстер расхохоталась: «Верно».

Шаги Блау стихли среди деревьев, она нырнула в шалаш. Авраам спал, повернувшись на бок, слегка посапывая. Эстер, медленно, разжевала ягоду. Доктор Горовиц провела ладонью, по небритой, в рыжей щетине щеке мужчины:

– Кажется, статья у меня не получится. Жаль, – она устроилась под боком у кузена, – случай интересный. Только методы лечения у меня сомнительные… – в шалаше пахло нагретой хвоей. Сонно пробормотав что-то, Авраам придвинул ее к себе. Свернувшись в клубочек, слушая, как бьется его сердце, Эстер поняла, что опять улыбается: «Он все вспомнит, я уверена».

Ему еще никогда не было так тепло. Виллем не хотел открывать глаза:

– Наверное, просто сон. Сейчас все закончится, опять придет холод, боль… – он прикоснулся губами к мягкому, нежному:

– Я помню, помню, что это… – он услышал близкий треск дров в костре, повеяло ароматом леса:

– Словно в детстве, когда мы с ребятами на холмы убегали… – его окутала жаркая, темная южная ночь. Издалека кричали, хлопали крыльями птицы, небо усеивали крупные, близкие звезды. Звенела гитара, у огня, поднимающегося вверх, уходящего к яркому серпу луны. Рядом шуршали волны: