Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая

По присыпанному каменной крошкой полу пробежала крыса.

Серый Волк, выругался, сквозь зубы:

– Говорят, немцы сюда партию крыс привезли, с тифозными блохами. Надо быть осторожней… – они третий час пробирались на север, под землей, переходя из канализационных труб в подвалы, подсвечивая себе немецкими фонариками. Вокруг витал сладковатый, мерзкий запах. Адам объяснил Джону:

– Немцы сбрасывают трупы в Вислу. Мы стараемся очищать воду, на тех станциях, что находятся под нашим контролем, но врачи боятся эпидемий… – несколько раз луч фонарика выхватывал из темноты полуразложившиеся тела. Над головой слышались выстрелы и раскаты артиллерийских залпов. У Серого Волка имелась карта подвалов, вычерченная от руки, однако старший лейтенант заметил:

– Обстановка каждый день новая. Стоит немцам подорвать какой-нибудь дом, как подвалы тоже заваливает… – натыкаясь на груды камней, они искали обходные пути. Адам, аккуратно, вносил в карту изменения. Поляк, невесело, улыбнулся:

– Правда, пока мы обратно на Банковскую площадь доберемся, придется еще раз карту переделывать… – после двух часов ходьбы они устроили привал, постаравшись найти место, где не так сильно пахло гниющей плотью. От крыс, правда, было никуда не деться. Джон пожал плечами:

– Я тебе говорил, я в Бирме в лагере для военнопленных сидел. У нас по стенам барака ядовитые пауки ползали, размером с блюдце… – крыс они отогнали несколькими выстрелами. У них во флягах был крепкий кофе. На кухне штаба их снабдили наскоро выпеченным хлебом, сделанным из ячменной муки:

– У нас в Англии такой хлеб тоже готовят, – Джон, с аппетитом, жевал, – в моем родном городке, Банбери, его продают… – герцог заставлял себя не думать о доме:

– Я теперь не скоро в Британию доберусь. Надо найти передатчик, сообщить в Блетчли-парк о гибели Генриха и остальных… – он сжал правую руку в кулак, – и надо сражаться дальше. Здесь, с ребятами… – Джон не мог себе представить, что бросит поляков:

– В Нормандии и без меня справятся, – сказал он себе, – а повстанцам важно знать, что мы на их стороне. Хотя бы так… – он отгонял мысли о судьбе Эммы:

– Ты ее больше никогда не увидишь… – напоминал себе Джон, – все кончено… – прячась в заброшенных зданиях, по пути к Варшаве, он засыпал, на исходе ночи, тревожным, усталым сном. Эмма сидела на палубе «Чайки», в летнем, светлом платье. На стройной шее висел медвежий клык, в медной оправе, белокурые волосы она распустила по плечам. Эмма болтала босыми ногами, в теплой воде речки, трещали кузнечики, на голове девушки был венок, из васильков. Джон слышал детский смех, ребенок лепетал:

– Папа, папа… – открывая глаза, он стискивал зубы:

– Теодор-Генрих так говорил. Максимилиан не отправит племянника, наследника титула, в детский дом, под чужой фамилией. Он оставит малыша при себе. После победы надо его найти, забрать в Британию. Он должен знать о своих родителях, и миссис Анна должна увидеть внука… – Джон, правда, понятия не имел, где сейчас находится женщина:

– Американцы ее надежно спрятали, – он ворочался с бока на бок, – может быть, они и не собираются открывать ее местонахождение. Марта утверждала, что кто-то в Америке работает на Советский Союз. Догадаться бы еще, кто. Но не Меир, Меир честный человек… – в Тегеране, за бутылкой виски, Меир рассказал ему об обстреле Теруэля, на гражданской войне, в Испании:

– Я тогда с тобой связаться хотел, – заметил кузен, – у меня были подозрения, насчет Филби. Но, если ты говоришь, что вы ему доверяете… – Джон кивнул:

– Ты сам всегда утверждал, что нельзя судить человека только по его левым симпатиям. К тому же, Филби никогда не состоял в партии… – укрывшись в углу хлева, Джон покуривал, в кулак:

– Меир тоже не левый. Но Аарон проехал через весь Советский Союз. Мать у них была левая, член Бунда… – Джон разозлился на себя:

– Ты еще Звезду обвини в том, что она на коммунистов работает. Или Авраама, вкупе с ней. Или Циону… – он покачал головой:

– Ерунда. Циона подросток еще, она хотела сделать, как лучше… – Эстер сидела где-то на юге, в горах, а о докторе Судакове, Виллеме, или Ционе, Джон ничего не узнал.

– Если Эстер еще в живых осталась… – запивая хлеб кофе, он положил руку на шею. Джон, иногда, невольно, искал пальцами клык:

– На нем рисунок был… – устало подумал он, – теперь и не понять, что он значил. Дерево, и семь ветвей… – он, мимолетно, услышал завывание ветра, лицо обожгло морозом. Джон почти не помнил увиденного под наркотиками, в Тегеране:

– Я только помню седоволосого старика, чьи-то серые глаза. У Лизы глаза похожие… – он задумался:

– Место было северное. Может быть, я тогда вспомнил о Констанце, о том, что ее держат где-то в СССР… – кузену Стивену Джон сказал, что сам, после войны, позаботится о том, чтобы найти Констанцу:

– Мне, скорее всего, и так придется в Советский Союз отправляться, за Уильямом. Максим может и не пережить войны. Он сейчас в Италии, наверное… – Марта предупреждала Джона, что, из-за предательства Воронова, его сыну грозит опасность:

– Как в Германии… – они с Адамом, молча, курили, – детей заговорщиков в рейхе тоже в приюты отправят, фамилии изменят… – Джон слышал о программе ариизации польских малышей:

– А если Иосиф со Шмуэлем тоже подпали под распоряжение? Они по документам бельгийцы, католики. Если детей из Требница увезли, где их искать теперь… – Джон и хотел увидеть Эстер, и боялся этого:

– Как я ей в глаза посмотрю? Она давно сказала, что меня не любит. Давида немцы убили. Может быть, она нашла себе кого-то, как Роза… – тяжело вздохнув, он услышал голос Адама:

– Здесь наверху было хорошее кафе, до войны. Мы там часто с ребятами сидели… – в свете фонарика, Джон, с удивлением, заметил, что Серый Волк, немного покраснел.

Выяснилось, почему старший лейтенант, с тоской, смотрел на карту Польши. Невеста Адама, Кристина, была связной Армии Крайовой в Люблине:

– Мы в год начала войны познакомились, – сказал Серый Волк, – она в Варшаву учиться приехала… – Люблин взяла Красная Армия. Адам беспокоился за девушку:

– Мало ли что, – хмуро сказал он, – большевики, судя по всему, нас не считают союзниками. Кристина католичка, набожная. Она не левая, и вообще, русские сейчас всех, кто за свободу Польши сражается, в лагеря пошлют. Они своих коллаборационистов набрали, как Гитлер… – Адам витиевато выругался. В подвальном штабе восстания Джон видел плакаты с именем Воронцова-Вельяминова:

– И сюда успел, мерзавец, – подумал герцог, – очень надеюсь, что обратно в Берлин он поедет в гробу. Лучше, чтобы я его лично расстрелял… – Джон понимал, что его снимки разослали по всей Германии, и оккупированным территориям: